Владимир Успенский - Тайный советник вождя

• Название: Тайный советник вождя
• Автор: Владимир Успенский
• Жанр: История

"Тайный советник вождя" — книга-сенсация. Это роман-исповедь человека (реального, а не выдуманного), который многие годы работал бок о бок с И. Сталиным, много видел, много знал и долго молчал. И, наконец, с помощью В. Успенского, заговорил — о своем начальнике, его окружении, о стране. Честно рассказывает — без прикрас, но и без очернительства. В книге масса интереснейшей информации, имеющей огромную познавательную ценность.

---

— Как можно писать такое о товарище по борьбе, по работе?! — сказал я Сталину. — Это же расписка в собственной беспринципности, удостоверение собственного хамства. Матерщинник в руководстве государством — это, извиняюсь, скверный пример. Чего же тогда требовать от других?!

Сталин насупился. А когда он хмурился, лоб у него становился слишком узким, некрасиво узким. От бровей до кромки волос — один сантиметр.

— Определение "политическая проститутка" — не новость, — сказал он, Им пользовались и до нас.

— Проститутками являются как раз те, кто вчера жал руку Якиру, а сегодня под вашей резолюцией малюют матерние слова.

— Не допускаете, что это искренние эмоции?

— Слишком декларативно, — возразил я. — Прошу вас, не торопитесь, поговорите с Якиром и обязательно с Михаилом Николаевичем Тухачевским. Последствия их гибели могут быть очень тяжелыми.

— Никакой катастрофы не будет, — произнес Иосиф Виссарионович с уверенностью человека, хорошо продумавшего все варианты.

Однако с Тухачевским Сталин все-таки встретился. Беседа та была короткой, корректной и успокоила Михаила Николаевича настолько, что оказался совершенно неподготовленным к дальнейшим событиям, к смертной казни. А может, это и лучше: он до последней секунды не верил в трагический конец. Он улыбался, когда его среди ночи вели во двор внутренней тюрьмы на расстрел. Он даже успел крикнуть перед залпом: "Да здравствует Сталин!"

Отдавая должное военным способностям Тухачевского, не могу не сказать о своем отношении к нему, как к личности. Карьерист он, что, впрочем, свойственно довольно широкой прослойке военного и чиновного люда. Но при этом еще и себялюбец, способный на поступки, далеко не украшающие. Только один пример. После революции виднейшим военным теоретиком стал у нас бывший царский генерал Александр Андреевич Свечин. Ему принадлежат многие интересные разработки, а основным трудом этого ученого можно считать «Стратегию», принесшую очень большую пользу для образованности нашего комсостава от среднего до самого высокого звена. Не углубляясь в подробности, замечу: "концепция измора", обоснованная Свечиным, его "стратегия измора" противника являлись не только вкладом в военную науку, но и обогащали арсенал практических действий. А основным оппонентом Свечина выступал не кто иной, как, Михаил Николаевич Тухачевский, стремившийся занять место главного военного теоретика нового поколения. Ну и «расплатиться» со Свечиным, который использовал некоторые факты польской кампании 1920 года, выставлявшие Тухачевского не в лучшем виде.

Со своей стороны Михаил Николаевич выдвинул и отстаивал так называемую "стратегию сокрушения", как наиболее отвечающую целям и возможностям рабоче-крестьянских вооруженных сил, соответствующую идее всемирной пролетарской революции. Хотел быть святее выдающихся марксистских светил. Столкновение точек зрения, дискуссия — это хорошо в разумных пределах, когда споры ведутся ради поисков истины, а не ради личной выгоды, личных амбиций. К сожалению, Михаил Николаевич выбрал путь, не делавший ему чести. В апреле 1931 года он, занимая пост командующего Ленинградским военным округом, организовал пленум секции по изучению проблем войны Ленинградского отделения Коммунистической академии при ЦИК СССР. Выступил с докладом "О стратегических взглядах Свечина". Конкретикой этот доклад не отличался, зато наполнен был черной критикой, оскорблениями, угрозами, причем бил Тухачевский явно ниже пояса, обвиняя Свечина в классовой враждебности, во вредительстве. А ведь знал, что положение бывшего царского генерала и без того не столь прочное. И как опровергнешь Тухачевского, если у него почти нет фактов, а только обидные липкие ярлыки?!

Автор «Стратегии», по утверждению Михаила Николаевича, является агентом интервентов, "защитником капиталистического мира от наступления Красной Армии". Вот показательная цитата: "Свечин ловко умеет маскироваться, ловко умеет надевать на себя "марксистскую тогу", бросаясь «марксистскими» фразами и терминами, хотя, конечно, на самом деле он никогда не стоял даже близко к марксистской идеологии. Я не знаю, насколько сознательно, насколько бессознательно Свечин — агент буржуазии, но в том, что он в своих действиях объективно — агент буржуазии, это не может подлежать сомнению".

Результатом резкого, уничтожающего выступления Тухачевского было то, что на Свечина легла черная тень, он отошел от дел, а Михаил Николаевич действительно занял ведущее место среди военных теоретиков нового поколения, да и по должности продвинулся вперед, получив пост заместителя наркома обороны и звезды маршала на петлицы. Но тот, кто топит других, рискует и сам быть утопленным. И Тухачевский, и Свечин трагически погибли почти в одно и то же время. А их теории пережили своих авторов и, как часто бывает, практически слились, когда были отброшены крайности. Стратегия сокрушения не помогла нам стремительно одолеть Финляндию, зато показала Сталину, что необходимо разумно сочетать сокрушение и измор. А вот Гитлер не осознал этого. С самого начала и до конца он упрямо исповедовал концепцию сокрушения, которая воплощалась в его блицкригах, в молниеносных войнах. Начало было удачным, а финал известен.

Сталин впоследствии, по привычке упростив ситуацию с репрессиями среди военных, свел ее в основном к борьбе двух группировок: с одной стороны, Ворошилова, Буденного, Щаденко. а с другой — Тухачевского. Уборевича, Якира.

— Эти две группы были непримиримы, — сказал он. — В сложившейся обстановке мы не могли допустить раскола в военном руководстве. Требовалось, чтобы военные вели единую линию. Думаю, это пошло на пользу Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

Такой выбор он сделал. Или такое объяснение нашел для себя.

2

За какие-то считанные месяцы Вооруженные Силы наши, на укрепление которых мы затратили много энергии и средств, были изрежены, словно лес под натиском свирепого урагана. Там, где высились сотни великанов, остались единицы. И среди них — Александр Ильич Егоров, чье положение казалось наиболее устойчивым и незыблемым.

По тогдашней мерке широко отмечен был пятидесятилетний юбилей Александра Ильича. Его фотографии печатались в газетах. Сталин тепло поздравил Егорова, выразив свою уверенность в долгом и плодотворном сотрудничестве. Но в те же торжественные дни пришло в Кремль письмо от одного пожилого грузина. Почтой или передал кто-то из рук в руки — не знаю. Сталин взял это письмо со стола, когда в кабинете находились я и Берия. Прочитал вслух. Текст был примерно такой: "Кацо, кого превозносишь?! Ты не забыл, что офицер Егоров стрелял в нас в Тифлисе, когда была первая революция? Награду от царя за нашу кровь получил? Посмотри, вспомни". И несколько вырезок из старых газет.

— Вот что, Лаврентий, — сказал Иосиф Виссарионович, — я знаю, в кого и когда стрелял товарищ Егоров. Но я не знаю, в кого и когда стрелял человек, подготовивший этот донос. — Сталин намекал на далеко не безукоризненную биографию самого Берии. — Может, ты хорошо знаешь этого человека, Лаврентий?

— Я все выясню, — поторопился заверить Берия.

— Выясни и прими меры, — усмехнулся Иосиф Виссарионович.

Да, многое могло проститься Егорову. И стрельба по демонстрантам, и то, что Александр Ильич примыкал когда-то к эсерам. Это не касалось лично Сталина, не мешало достижению его целей. А вот случайной обиды, принизившей вроде бы роль Сталина в гражданской войне, он не простил. Да и была ли обида-то! При болезненном, обостренном самолюбии Иосифа Виссарионовича ему легкий укол представлялся иной раз тяжелым ударом.

Совершенно неожиданно Егоров был отправлен командовать Закавказским военным округом. Уехал в Тбилиси. Много ходил по городу, изменившемуся за минувшие годы. И вот странная особенность: Александр Ильич не любил гражданской одежды, не привык к ней, а по Тбилиси прогуливался только в штатском.

Дела двигались своим чередом. Однако вскоре поступил срочный вызов из Москвы на совещание. Для военных людей — явление обычное. Егоров ответил телеграммой:

"Наркому обороны Ворошилову. Выезжаю. Временное командование округом возложил начштаба Львова…"

Остановился он в санатории «Архангельское». Там последний раз виделся со своей дочерью.

После совещания его пригласил к себе на дачу один из старых соратников. Были Хрулев, Щаденко и кто-то третий.

Александр Ильич собирал картины, особенно любил батальные полотна, имелись у него и оригиналы, и хорошие копии. В тот раз ему показали картину "Сталин на Южном Фронте", где Иосиф Виссарионович изображен возле телеграфного аппарата, с лентой в руках. С почтением, с восхищением смотрит на сосредоточенное лицо Сталина телеграфист…

— Хорошая картина, — сказал Щаденко.