Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)

• Название: Призвание варяга (von Benckendorff)
• Автор: Александр Башкуев
• Жанр: Историческая проза

Исторический роман в виде собственноручных записок генерала от кавалерии, сенатора, графа Ал. Хр. Бенкендорфа.

---

На первый взгляд, это — странно. Моя "Альма Матер" появилась при шведах! Я зову сие "случаем Пятигорска.

Пятигорск основан неутомимым Государем Императором. Чтоб не забыть о сем подвиге, он воздвиг памятный камень: "Заложен Николаем Романовым в 1830 году". Рядом стоят знаменитые ванны (конечно же — "Николаевские"!), к коим по его же приказу привинтили табличку: "Устроены Николаем Романовым в 1826 году". Без комментариев.

(Надеюсь, все помнят тот год: Декабрьское Восстание, следствие, на коем Государь был главным следователем, Война с Турцией и сразу — Персией, кои Государь не решился почтить участием — против нас были сильные чувства на Дону и Кубани…

Казаки отрезали армию от всякой подпитки и мы на Кавказе чудом не захлебнулись собственной Кровью… Спаси Господи — там был Ермолов! Первые признаки Волнения в Польше.

Оказывается, — посреди всего этого нашлось время на заложение ванн! При том, что до действующей Государь — не доехал… Вот за это его и не любят в войсках…)

Вообразите себе, — едет Государь по Кавказу. Глядь, — а посреди дороги ванны стоят. Его имени. Дай-ка думаю, заложу я тут город. И заложил.

Главное — придумалось доброе имя: "Пятигорск". Правда, вот незадача, пришлось изъять старинные труды всяких там персов, да турок. Они имели наглость ссылаться на какого-то Авиценну, коий аж в XI веке сильно советовал съездить на воды в Бештау. "Полежать в тамошних ваннах…" Но это, конечно же — не о том…

Книжки сии вредоносные, по цареву Указу, сожгли. Зачем держать в библиотеках всякую хрянь? "У нас на дворе Просвещение, — XIX век. Посему старинные глупости нам не надобны…" И еще: "По причине стеснений рекомендуется сжечь устарелости, не имеющие научного смысла…

В принципе, — правильно. На деле — посреди Золотого Века Русской Культуры в костер полетели труды Авиценны, Улугбека и Руставели. В Баку сожгли полное собрание рукописей из библиотеки бакинского хана: Авиценна, Бахманьяр, Низами…

Время было такое. То ли Нессельрод, то ли Адлерберг убедили Величество, что "мы должны приять Бремя Белого Человека и Нести Факел Цивилизации отсталому варварству"… Вот этим вот самым Факелом и…

В чем держится Душа моя живая?
Меня Судьба по Свету гонит — ведьма злая.
И пища, что она готовит мне,
То — недосолена… То — соль сплошная…

Мне сообщил о сожжениях Котляревский. Он писал: "Я знаю, что ты владеешь сим языком и — знаток персидской поэзии. Может быть я смогу сохранить что-нибудь для тебя? Ведь жгут все подряд, — получен Приказ, что все тут — совершенные варвары и мы обязаны их всему научить. Я сберег пару книжиц с картинками — сие большая редкость для магометанского общества и заинтересует многих твоих друзей из Германии. К сожалению, я не могу оценить многих текстов — я не настолько владею персидским, как ты. Напиши мне хотя бы имена авторов, коих нужно спасать, я прикажу людям…

Я написал. Список занял пару листов и через год в Вассерфаллен прибыли телеги с мокрыми, полуобгорелыми, потекшими книгами. Я их восстановил, как мог — по моему разумению, а потом…

Мои доченьки не знают персидского. По-моему, во всей Риге не найдется и десятка людей, кои знают персидский. Поэтому после первого моего инфаркта я подарил книги сии Гельсингфорскому Университету. Согласно обычаю, мне наследует сын Констанина Бенкендорфа — Виночерпий Его Величества.

Я уважаю Главного Виночерпия, кем бы он ни был, но… Я не слишком уверен, что персидские книги — старые, грязные, непонятные нужны студентам, но я не оставлю их — Виночерпиям. Хотя бы из Уважения к Персам, — они же не пьют!

А до Николая-курортолога, был Александр-просветитель. В Тифлисе основал гимназию. Ведь со времен Руставели "грузины — бескультурны, неграмотны и не ведают языка"! Сие не шутка — это подлинный текст Указа "На основанье гимназии"…

Осчастливил и Дерпт. (А через немного лет устроил конюшню в Абосском Университете и мы спасали студентов с профессорами, вывозя их в Ливонию.)

Главное стребовал, чтоб мы привинтили табличку. Что именно он "Просветитель" основал Дерптский Университет. Мы привинтили. Для хорошего человека — ничего не жалко.

Шутки шутками, но празднование пятилетней годовщины "открытия Дерпта" стало вехой в развитии военной науки. На первом же семинаре Барклай сделал доклад, из коего следовало, что при повышении скорости стрельбы и увеличении дальности полета пули — всем каре и колоннам суждено кануть в Лету.

Обстановка на семинаре была весьма вольной. Речь Барклая встретили как оглушительным свистом с проклятиями, так и — громом оваций. Если такое творилось на первом семинаре — вообразите, как разошлись участники к концу работы!

(Впрочем, идеи Барклая — дело будущих войн. Пока цена штуцера сравнима с ценой на обычную пушку, а "длинный штуцер" (он же — "винтовка") не способен сделать более выстрела в полчаса, — все это теория, не имеющая прямого отношения к практике. Однако, — отдельные чудовищно богатые страны (вроде правления матушки) способны вооружить новейшим оружием пару-другую элитных полков. Но это — иной разговор.)

На другой день после долгой метели разошлись тучки, на небо выкатилось милое солнце и везде по-весеннему загремел тающий перезвон. Было раннее утро и я как раз собирался на учебные стрельбы. В ночь выпал снег, и теперь он весело поскрипывал под сапогами. Я проверил коня, потрепал его морду и уже хотел ехать, как сзади меня окликнули:

— Саша!" — я обернулся. За всеми разговорами, да знакомствами я и не заметил, как к университетским казармам подъехали санки, из коих вышла высокая, стройная женщина.

Подходя ко мне, она расстегнула ворот огромной собольей шубы и я чуть не зажмурил глаза от сияния. Вся шея, уши и грудь красавицы были увешаны каменьями с ноготь и яркое весеннее солнышко играло в них, как у малышей в зажигательной линзе.

Я на минуту закрыл глаза, пытаясь вспомнить, как я представлял себе эту встречу… Не вспомнил.

Когда я уезжал, сестрица уже выросла с истинную валькирию, но… в чем-то еще была девочкой. Теперь ко мне по рыхлому снегу бежала прекрасная…

Я поймал ее на руки, закружил на весеннем снегу… Она бессмысленно улыбалась. Потом мы принялись целоваться…

Я опомнился от тихого покашливания моего верного Петера. Славный телохранитель еле слышно сказал:

— Мы проводим Вас в келью, милорд… Миледи… Тысяча извинений за то, что прервал Вашу встречу — двух родственников.

Сестра моя улыбнулась, точно блаженная. Она чмокнула верного Петера в лоб и с подковыркой спросила:

— А тебе, мой кузен, не все равно, что мы сделаем вдвоем в этой келье? Ведь и ты — ревностный лютеранин?!

Латыш, пожав плечами, чопорно отвечал:

— Не мое дело знать дела кузины с кузеном. Раз мой брат выше меня по рождению, он подымет меня на свою высоту, я ж — отстою ее от любых посягательств. В том числе — злых языков.

Мне ж выгодно, чтоб он не чокнулся от Любви. А — к кому, и как на то смотрит Церковь, — не моего ума дело…

Я слушал сие, раскрыв рот. Я знал, что порой — забываюсь. Но раз на то мои люди уже составили свое мнение…

Доротея немного смутилась и чуточку раскраснелась от таких слов, но, склонившись ко мне, прошептала мне на ухо:

— Ты и вправду готов преступить все Законы со мной? Даже и — нашей Религии?

В голове у меня помутилось. Пять лет назад я уже кидался в сей омут и заплатил за сие годами невзгод и скитаний. Теперь…

Я поцеловал родную сестру прямо в рот:

— Разумеется. Я Люблю Тебя!

Я не люблю шлюх, или "клюкв". Получишь свое, а потом и денег жалко, и такое чувство, как обмарался обо что непотребное. Такая на теле грязь, что только в воду и — скоблиться до кости!

Во всех Законах прописано, что — жить с сестрой еще хуже и в сто крат порочнее. Наверное — так.

Мою сестру звали "шлюхой". Она официально была не только моею любовницей, но и женщиной: Герцога Веллингтона, Маркиза де Талейрана и Князя фон Меттерниха. Каждого из троих она обобрала, как липку и по всеобщему мнению стала самой дорогостоящей "девкой" новейшей истории. Наверное — так.

Только… На мой взгляд женщина становится шлюхой в тот самый миг, когда глаза ее умирают. Что-то изменяется у нее там — внутри, какая-то химическая реакция и глаза — сразу тускнеют, а изо рта в миг поцелуев вдруг тянет — тлением…

Я стараюсь не спать с этакими… Об них… Пачкаешься.

Я не знаю, когда происходит сей страшный момент. Иная вот — окажется под армией мужиков, а — не шлюха. Другой довольно не переспать — просто поцеловаться с противным ей человеком и от нее разит шлюхой за тысячу верст!

Однажды я спросил Дашку, — почему она не прервет связи со мной? Ведь иные меня кличут: "шпионом", "убийцей", иль — "провокатором". На это она отвечала:

— Люди, не зная того, поступают по твоей Воле, думая, что живут по своей. За это они — ненавидят и боятся тебя.