Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)

• Название: Призвание варяга (von Benckendorff)
• Автор: Александр Башкуев
• Жанр: Историческая проза

Исторический роман в виде собственноручных записок генерала от кавалерии, сенатора, графа Ал. Хр. Бенкендорфа.

---

Ежели б все так удалось, мы бы смогли нанести противнику тяжкое поражение и вынудить на новый мир. Но…

В плане был один минус. Дороги.

Первая армия оказывалась по сути во враждебной Литве и сообщалась либо по курляндскому берегу, либо — тонким жилочкам белорусских дорог. А противник уже перебрасывал в Балтику весь флот, коий он смел "снять с Франции". (Часть французского флота так и осталась у Франции — против английских эскадр.)

В условьях Восстания в неспокойной Курляндии мы б столкнулись с чудовищными проблемами по снабжению наших войск по кошмарным дорогам через Белоруссию.

Другая угроза была с южного фланга. Против Украины копил силы австрияк Шварценберг и в Особый отдел шли пачками донесения о готовности униатов восстать — стоит лишь австриякам нарушить границу. Дело дошло до того, что командующему Третьей армией — генералу Тормасову приказали держать в Западной Украине только лишь "летучие отряды" гусар, да казаков, — коим посоветовали с первой же минуты войны — "нестись во весь опор до Днепра ближе к нашим.

Теперь вообразите себе, что наши главные силы застряли в Литве, вырваться оттуда чрез "бутылочное горло" белорусских дорого практически невозможно, а Шварценберг, к примеру, взял Киев (впрочем, Киев-то велено было "не сдать ни при каких обстоятельствах") — пошел оттуда на Курск, Калугу и — все…

Мы все можем "Честно" пустить себе пулю в лоб, не вылазя из Дрисских траншей… Пожалуй, это и стало основаньем тому, что мы оставили "Дрисскую крепость"..

Я — солдат и привык надеяться на себя. План же, в коем все упирается в то — возьмет враг некий город за тысячу верст от меня, или — нет, вызывает у меня "мурашки по заднице.

Тогда возник второй план. Мы делаем вид, что "держим Дриссу", а на самом-то деле наша артиллерия и пехота сосредотачиваются — гораздо восточней: в районе Смоленска, иль — вообще под Москвой! В Литве ж разбиваются "ложные бивуаки", а самые лучшие и маневренные из частей лишь "демонстрируют неприятелю" наше присутствие там — на Дриссе.

Вторая армия якобы "не справляется" с возложенной на нее задачей и якобы "в беспорядке" начинает откатываться на восток — чуть дальше того самого места, откуда возможен "удар молотом в Дрисскую наковальню". Противник решит, что мы попросту не смогли выполнить прежний план и превосходящими силами попытается разгромить армию Багратиона!

Основные силы его "на плечах Второй армии" "вкатятся в Белоруссию", а там уже логика преследований и мелких стычек погонит его вперед — на Смоленск (Багратион обязан был контратаковать при первой возможности).

Первая армия в то же самое время тоже примется отступать, но так как в ней не будет "слабых" и "медленных" войск, она тоже успеет "уйти за Смоленск". А уж там…

Далее по мысли нашего Штаба начиналось самое интересное. По всем показателям мы обязаны были проигрывать эту войну. Положа руку на сердце у нас не было ни единого шанса! Но…

Идея принадлежала полковнику Коновницыну, — он первым (аж в 1810 году!) сообразил:

— Господа, почему мы все так уперлись в белорусские дороги и Дрисский рубеж? Да, не сможем мы снабжать нашу армию к западу от Белоруссии! Но как Бонапарт собирается снабжать свою армию — к востоку от Белоруссии?!

Ему отвечали:

— А кавалерия?! Белоруссия непроходима для наших телег, но Бертье думает ввозить все вьючным способом. Якобинцы реквизируют по Европе в три раза более лошадей, чем у нас под седлом! Да, растянется пусть снабжения, но у Бонапарта столько вьючного транспорта…

Тогда Коновницын сказал:

— Так и деритесь не с Бонапартом, но — его лошадьми! Жгите сено, топчите овес, — все на борьбу с кавалерией. У нас есть новые пушки, — пусть сии пушки остановят пехоту — заставьте французскую кавалерию пробиваться к ним через наши каре. Разменивайте нашу пехоту и артиллерию на их кавалерию!

Трудно вспоминать о начале войны. Обе австрийские, прусская, испанская, итальянская кампании развивались по одному и тому же сценарию. На окраинные провинции с "не-титульной нацией" проникали якобинские агитаторы и мутили простой люд. (А межнациональная, да межконфессиональная рознь — любимая мозоль для любой крупной страны!) В день вторжения "инородцы" "взрывались"…

Прежние враги Бонапарта пытались подавить мятежи силой, приняв решительный бой в самой гуще Восстания. Так они "увязали" в мятежной провинции, теряли кров, довольствие и фураж и лишь после того принуждались более быстрым и "сытым" противником к решительному сражению.

Но, как я уже объяснил, у нас был совсем иной план на Войну и вспыхнувшие мятежи, да кажущаяся "беспорядочность" наших действий привели лишь к тому, что противник уверился в своей безнаказанности. Армии его понеслись. Сквозь "бутылочное горло" белорусских дорог…

Отступленье имело один неприятный момент. "Ворчали старики, — что ж мы на Зимние квартиры? Не смеют что ли командиры чужие изорвать мундиры о русские штыки?!" Так записал с моих слов мой племяш и так оно было…

Простым рядовым тяжело объяснять, — почему мы так безвольно и стремительно отступаем. Это потом уже, — в 1813 году, когда мы почти на весь год "застряли" в ненавистной нам Польше, "старики" принялись говорить: "Командиры свое дело знают! Правильно, что в прошлом году мы так быстро ушли из сих мест. Голод был бы — страшней нынешнего…

В русской истории о сем не принято говорить, но наша "победоносная" армия весной и начале лета 1813 года потеряла "с голоду" людей больше, чем за всю кампанию 1812 года — с начала войны и до Бородина! Немудрено, что перед "входом в Европу" все командующие — от Кутузова до Барклая с Дохтуровым чуть ли не молили союзников:

"Дайте нам передых! Продовольственная база Империи серьезно подорвана, — аграрное министерство думает, что у нас не хватит зерна даже на сев! А солдат чем кормить?! Мы не пойдем в Европу, пока вы гарантируете провиант и фураж!

Северная армия не имела сих жутких проблем, ибо мы…

В отличие от Главной армии, "пухшей с голоду", мои латыши "питались с пруссаками", а у немцев на "своих" еда почему-то нашлась… Ну, не любят русских в Европе — ну, не Судьба!

Впрочем, матушка платила за "прокорм латвийских частей" той же Пруссии и разоренные Бонапартом пруссаки сплошь и рядом не кормили своих же солдат — за лишний матушкин гульден. А вот Россия опять понадеялась на "союзнический долг", да "сознательность" и хотела все — за бесплатно.

Так Витгенштейн и "геройствовал в одиночку" в Европе, пока не пришло время Лейпцига. И только там, ради "пушечного мяса сих русских", наши союзники соизволили выделить продовольствие и фураж — Главной армии…

Теперь вообразите себе, как сие выглядело бы летом 1812 года, когда Пруссия даже не смела бы и подумать, чтобы кормить нас — даже за "жидовское золото" все — вместе взятое!

Это все прояснилось потом, но в лето 1812 года нужно было успокоить солдат. Требовался "показательный щелчок" по "носу агрессора". Да такой, чтоб не пришлось задержать отступающую пехоту, иль — артиллерию. При условии подавляющего превосходства противника во всех родах войск, за вычетом егерей, да — кадровой кавалерии.

Такие обстоятельства сложились после сражения за Смоленск, — наши армии "слились в единое целое", но "слились" и армии "двунадесяти языков". В возникающей неразберихе мы "поймали рыбку в мутной воде.

Объясню чуть подробнее. Более всего Бонапарт дорожил своей Гвардией. Ей он доверял самые ответственные дела, а офицеров знал лично. Из всех советчиков Император более всего доверял мнению своего Штаба, — они готовили для него планы на решительные сражения.

И вот, — представьте себе: все эти люди хорошенечко "запылились" в дерьме военных дорог, а в Армию "вливаются" "второстепенные части" корпуса Даву, столь ценимые Бонапартом — поляки и всякие там — итальянцы, румыны и венгры…

Возникает огромная "скученность", больные и раненые… В сих случаях выбираются мелкие городки, — чуть в стороне от направления "главного наступления" и часть офицеров получает там этакий отпуск, — чтоб поправить здоровье и психику.

Таким городком как раз и был Велиж. Он располагался восточней и чуть севернее Смоленска в пределах "ответственности" сил "Главной армии". Издали (да и внутри!) городок выглядел, как игрушечка — с золотыми маковками церквей, да тенистыми, прохладными улочками.

По какой-то причине (вы уже догадались — какой!) Велиж оставлялся нами в "чудовищной спешке" и оказался совершенно никем не разрушенным. Большинство жителей, — опять по неведомой французам причине, ушли на восток с русской армией и город представлял из себя — рай для этаких "военных отпускников.

На западе — густой лес (французские квартирьеры по простоте душевной записывали: "много грибов, ягод и — прекрасное укрытие для людей в случае вражьей контратаки"), через город протекает милая речка ("полна рыбы и пляжей для отдыха и купаний, в случае внезапной атаки противника — весьма легко удержать высокий западный берег от ударов со стороны русских"), а на востоке — огромные поля с перелесками ("возможности для облавной охоты и катания на лошадях, любая атака противника обнаружится много загодя и в сей степи (они называли сие — степью!) нет ни единого рубежа, чтоб спастись за ним от удара нашею конницей"). Самое ж забавное в сем отчете говорилось в конце (впоследствии многие из историков намекали, что сие было Остережение Господа). "Согласно истории, Велиж ни разу не был взят русскими, но всегда оставлялся ими без боя, — в страхе пред возможной атакой из лесу — как сие однажды случилось в годы Ливонской войны"!