Адельберт Шамиссо - Путешествие вокруг света

• Название: Путешествие вокруг света
• Автор: Адельберт Шамиссо
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1986

Автор — выдающийся немецкий писатель и естествоиспытатель — рассказывает о кругосветном плавании на борту русского брига «Рюрик» (1815–1818) под командованием капитана О. Коцебу. В своих путевых заметках он подробно описывает нравы и обычаи коренных жителей островов Тихого океана, рассказывает о встречах на Камчатке, Аляске, Алеутских, Сандвичевых и других островах. В яркой художественной форме он рисует картины повседневной жизни экспедиции, героическую борьбу с трудностями ее участников.

---

25 февраля при въезде в резиденцию нас приветствовали семью пушечными залпами. Губернатор дал в нашу честь торжественный обед, а вечером устроил блестящий бал. На ночь, как и в первый раз, нас разместили по квартирам, потому что дворец, резиденция губернатора, не был предназначен для иностранных гостей. Стол был богато сервирован, в избытке подавали мороженое.

Епископ, губернатор и капитан Коцебу сидели на почетных местах; епископу прислуживал священник. Под гром пушек и звуки труб произносились тосты. Некоторые из присутствующих выступали со стихотворными импровизациями; стремясь привлечь всеобщее внимание, они стучали по столу и кричали: «Bomba!»[6] Не могу назвать эти экспромты превосходными; выделялись лишь полнозвучные стихи епископа: в весьма удачных стансах он воспел Александра и Фердинанда, Био-Био и национального поэта Эрчиллу{104}.

Весьма забавный эпизод произошел с Хорисом. К одному из поданных блюд ему захотелось добавить уксусу, но на столе его не оказалось. Хорис никак не мог объяснить, что ему нужно. Я сидел поблизости и должен был перевести, но из памяти выпало нужное слово. То, что aceite означает не acetum[7], а «масло», мне было известно; я пытался, демонстрируя большую ученость, образовать испанское слово из oxys[8], но все усилия оказались напрасными. Невозможно было прервать злополучный разговор, приближались новые подкрепления; во главе стола уже почувствовали, что гостям на другом его конце чего-то не хватает и они никак не могут это выразить. Губернатор поднялся, за ним и епископ — потом встали все! Наконец, мне вспомнилось подходящее слово vinagr[9], послали за уксусом, и... река вошла в свои берега. Но когда принесли уксус, виновник этой суматохи уже съел блюдо, для которого тот требовался, и не захотел им воспользоваться.

Вечером на танцы собралось самое изысканное общество; многие дамы были очень красивы и, очевидно, старались произвести впечатление; мне понравилась утонченность их манер.

Капитан пригласил губернатора и все его окружение на ответный прием. Позднее было решено, что праздник состоится 3 марта.

27 февраля испанцы праздновали захват Картахены{105}.

29-го скончался от чахотки матрос — единственный, кто умер во время плавания. Капитан выразил желание похоронить его на общем кладбище по церковному обряду. Он сказал об этом нашему другу коменданту, но тот ответил весьма уклончиво, сказав, что это в компетенции духовных властей. От него зависят только воинские почести, и он готов их соблюсти. К счастью, капитан удовлетворился этим, и к назначенному часу явилась воинская команда, дабы сопровождать гроб. Казалось, весьма рискованно доверять порох этому сброду. Кое-кто из них разряжал ружья прямо во дворе, не особенно заботясь о том, куда стреляет. Наконец они присоединились к траурной процессии, и добрая воля властей была таким образом продемонстрирована. Когда на следующий день наши отправились на кладбище, чтобы установить на могиле сколоченный на корабле греческий крест, то увидели, что могила разорена; кругом валялись опилки, бывшие ранее в гробу. Капитан решил не поднимать шума. Позже, в беседе с доном Мигуэлем де Ривасом, я вспомнил об этом случае. Он ужаснулся злодеянию и даже отступил, крестясь, на два шага.

Настало 3 марта, и на корабле появились гости. Празднично одетые матросы перевозили их группами в шлюпках на борт для осмотра «Рюрика». Примыкающий к нашему дому сарай был украшен миртовыми ветвями и приспособлен под танцевальный зал, цветочное убранство коего наверняка вызвало бы восторг в Европе. Кроме того, он щедро освещался восковыми свечами, и это невиданное до сих пор в Чили роскошное освещение удивило собравшихся более всего остального. Cera de España! Cera de España! [10] Эти слова звучали повсюду, а когда мы покидали Чили, губернатор попросил у капитана в подарок кроме русской подошвенной кожи 10 фунтов восковых свечей. Хорис нарисовал два транспаранта, придавшие празднику еще большую торжественность: соединившиеся в рукопожатии руки и выведенные около них имена обоих монархов, лавровые венки, гений победы или славы с голубыми крыльями, парящий над Землей. Неудачная мысль изобразить Землю, как бы глядя на нее с Южного полюса, привела к тому, что мыс Горн получился в вертикальной проекции, на что я не мог взирать без стыда.

Мне показался вполне естественным вопрос, который нам часто задавали даже наиболее осведомленные гости: из какой гавани мы начали плавание — из Москвы или из Санкт-Петербурга? Вопрос же: «Изображает ли эта парящая в воздухе фигура императора Александра?» — был намного легче. Но пальму первенства следует отдать вопросу, поводом для которого послужил установленный на «Рюрике» бюст графа Румянцева из черной бронзы. Вопрос этот заслуживает упоминания хотя бы потому, что его задавали нам не только в Чили, но и в Калифорнии, где местный миссионер спросил: «Почему он такой черный? Разве граф Румянцев негр?»

Двор и сад были обильно освещены лампионами, для чего использовались раковины моллюска Concholepas peruviana, которого здесь употребляют в пищу. В саду устроили фейерверк. Столы расставили в нескольких тесноватых комнатах дома. Хор матросов и артиллерия «Рюрика» сделали свое дело. На празднике всем было очень весело, и гости остались весьма довольны. Недовольство выразили лишь любопытные зрители, с которыми у дверей пришлось выдержать неприятную маленькую войну. На другой день они наполовину разобрали крышу сарая только для того, чтобы взглянуть на то место, где был бал.

Я упомянул о моллюске Concholepas peruviana. Будучи в Чили, я лакомился им почти ежедневно, находя его очень вкусным. Для освещения нам привезли целую повозку этих раковин, и я собрал несколько пригоршней отборных экземпляров, а потом на «Рюрике» раздал добрую половину другим желающим, ибо все мы занимались собирательством. Лишь позже — не бросайте в меня за это каменья, друзья,— я узнал, что этот моллюск в то время был совершенно неизвестен и из-за него естествоиспытатели вели научные споры. Он почти не встречался в коллекциях и ценился очень дорого. Однако мне вовсе не хотелось связывать подобные вещи с денежными расчетами, и, поскольку все мои естественнонаучные коллекции я пожертвовал берлинским музеям, в выигрыше оказались они, а не я.

Наши гости из Консепсьона провели почти весь следующий день у друзей, предоставивших им кров, и Талькауано, по которому двигалась эта празднично разодетая толпа, выглядел непривычно оживленно. Группами разгуливали дамы и кавалеры, из всех домов неслись звуки музыки, а вечером во многих местах начались танцы. Мы с капитаном поздно вернулись домой, легли спать, но неожиданно под нашими окнами зазвучала музыка — гитара и пение. Раздраженный капитан поднялся, достал пиастры, чтобы ублажить нарушителей тишины. «Ради бога, не делайте этого! — вскричал я, ибо лучше разбирался в местных обычаях.— Это серенада! Здесь, вероятно, самые знатные из ваших гостей». Выглянув из окна, я узнал среди четырех молодых дам, которых сопровождал молодой человек, двух дочерей нашего друга Фрондосо. Мы быстро оделись, зажгли свет и пригласили ночных гостей зайти в дом. Далеко за полночь продолжались музыка, песни, танцы. Но что за танец исполняли юные дочери Риваса? О друзья мои! Знаете ли вы, что такое фрикассе? Нет, разумеется, не знаете. Вы слишком молоды для этого. Я познакомился с фрикассе в 1788–1790 годах в Бонкуре в Шампани. Тогда это был старинный народный характерный танец. Его танцевали уже немолодые люди, выучившиеся ему в молодости у стариков. С тех пор я лишь раз мимолетно вспомнил о фрикассе в Женеве, но со времен Бонкура знаю его во всех подробностях: встречаются два кавалера, приветствуют друг друга, беседуют, потом, поссорившись, дерутся и закалывают друг друга — и все это под мелодию, которую я спел бы вам, если бы только умел петь. Что же еще Танцевали девицы Ривас, если не фрикассе! На другой день, к вящему ужасу капитана, обнаружилось, что за фрикассе мы забыли о хронометре. Из-за сотрясений он заметно изменил свой ход.

Я присоединился к нашим ночным гостям, когда они покинули обсерваторию, и мы еще долго, веселясь и проказничая, бродили по улицам Талькауано. Стучали в окна молодым господам и офицерам, и одна из подруг, подражая беззубой старухе, обращала к неверному капризные, ревниво-нежные упреки, разыгрывая эти забавные сценки весьма талантливо. Мужчины, как правило, только ворчали, и никто нас не приглашал зайти, как пригласили мы девушек зайти к себе в обсерваторию.

«Рюрик» уже готовился к отплытию, когда 6 марта исчез Шафеха, вестовой капитана. Об этом дезертире опять пришлось вести переговоры с губернатором. Можно было предположить, что, спрятавшись в каком-нибудь укромном уголке, он появится не раньше, чем «Рюрик» выйдет в море. Меня буквально охватил ужас, когда губернатор Консепсьона дон Мигуэль Мария де Атеро вручил мне гарантийное письмо, в котором черным по белому значилось, что, если беглец будет пойман, его арестуют и доставят в Санкт-Петербург для наказания. Разумеется, здесь было обещано больше, чем можно было сделать; но каково обещание!