Жорж Сименон - Часовщик из Эвертона

• Название: Часовщик из Эвертона
• Автор: Жорж Сименон
• Жанр: Проза

Дейв Гэллоуэй — отец, один воспитывающий сына; шестнадцатилетний Бен — тихий и послушный мальчик... который однажды угнал отцовский грузовичок и скрылся в неизвестном направлении. А еще юноша купил пистолет, и выстрелы не заставят себя долго ждать...

---

Здание федеральных служб оказалось светлым, с широкими облицованными мрамором коридорами, в которые выходили двери красного, дерева с медными цифрами номеров. Дейв постучал в дверь, которую ему указали. Изнутри крикнули: «Войдите!» Седеющая немолодая женщина на мгновение оторвалась от пишущей машинки.

— Что вам угодно?

— Увидеть сына. Я Дейв Гэллоуэй, отец Бена.

У него были приготовлены совсем другие слова, но внезапно он решил идти напролом. Оглянулся на полуоткрытую дверь слева, на закрытую — справа.

— Присядьте.

— Вы можете сказать, здесь мой сын или нет?

Не отвечая, она сняла телефонную трубку и сообщила:

— Мистер Дейв Гэллоуэй в приемной.

Ей что-то стали говорить, и каждую фразу собеседника она сопровождала короткими репликами:

— Да... Да... Хорошо... Понимаю...

Когда она предложила Дейву сесть, он машинально послушался, но сейчас опять вскочил.

— Я его увижу? — спросил он.

— Инспектор занят. Он вас скоро примет.

— Вы что, не имеете права сообщать мне, где мой сын?

Испытывая явную неловкость, она пробормотала, что у нее на этот счет нет инструкций, и снова застучала на машинке. Сквозь опущенные жалюзи в приемную пробивался свет и ровными полосами ложился на стены и потолок. Почти бесшумно крутился вентилятор.

Смирившись, Дейв сел, положил шляпу на колени и уставился на каретку пишущей машинки, потом перевел взгляд на секундную стрелку стенных электрических. часов.

Из левой двери вышел довольно молодой человек с какими-то бумагами, покосился на Гэллоуэя, нахмурился, снова взглянул уже повнимательней, не переставая выдвигать металлические ящики картотеки. Найдя то, что искал, он сделал пометки в документах, потом наклонился к секретарше и что-то ей тихо сказал.

Речь, очевидно, шла о Гэллоуэе. Но к нему даже не обратились, и молодой человек опять скрылся в кабинете.

Дейв прислушался. Сквозь тарахтение машинки из коридора доносились только шаги да время от времени — тихий стук в одну из дверей. Зазвонил телефон, женщина ответила:

- Минутку. Подождите у телефона.

Потом нажала какие-то кнопки.

— Олбани на проводе.

Дейв едва не вскочил. Олбани — это наверняка имеет отношение к Бену. Пока он тут без толку сидит в приемной, другие решают судьбу его сына!

К этому он не был готов. Ему и в голову не приходило, что, когда он прибудет на место, невозможно окажется не только повидаться с Беном, но даже найти человека, который мог бы хоть что-то сообщить о нем. Прошли полчаса, самые долгие и тягостные в его жизни. Телефон звонил еще дважды, секретарша соединяла кого-то с невидимым инспектором, таившимся в одном из кабинетов, вдали от посторонних глаз. Один раз она объявила:

— Губернатор.

Ладно, допустим, его не могут принять сразу. Но сказать, на худой конец, здесь Бен или нет, — это-то можно! Ведь Дейв его отец. Он имеет право повидать сына, поговорить с ним.

— Послушайте, миссис...

— Потерпите, мистер Гэллоуэй. Уже недолго.

Она явно в курсе дел! Дейв пытался угадать что-нибудь по ее лицу, но она, не обращая на него внимания, стучала в бешеном темпе по клавишам машинки.

Он услыхал, как в коридоре открылась дверь, кажется — соседняя, и, повинуясь инстинкту, чуть было не бросился взглянуть, что там происходит. Но не посмел, боясь получить выговор от седеющей дамы. И тут распахнулась правая дверь, та, что все время была закрыта, на пороге появился человек, с виду ровесник Дейва, и обратился к нему:

— Заходите, пожалуйста, мистер Гэллоуэй.

В кабинете были такие же жалюзи на окнах и свет так же ложился на белые стены. Человек указал Дейву на кресло, сам уселся за огромный, украшенный металлической инкрустацией письменный стол, на котором Дейв заметил фотографию в рамке: женщина и двое детей.

Он открыл было рот, чтобы задать наконец вопрос, на который ему обязаны ответить, но хозяин кабинета его опередил. Говорил он спокойно, даже холодно, но в то же время в его голосе угадывалось что-то вроде симпатии или сочувствия.

— Вы, наверно, прилетели первым же рейсом?

— Да. Я...

— Знаете, не надо было срываться, не получив от нас известий. К сожалению, вы прилетели зря.

У Дейва похолодели руки.

— Моего сына здесь нет?

— Его сегодня же доставят в Нью-Йорк, а оттуда — в Либерти.

Дейв непонимающе смотрел на собеседника.

— Убийство, которое ваш сын совершил на территории штата Нью-Йорк, — преступление более тяжкое, чем то, что он натворил здесь у нас. Надо было только решить, возбуждать ли сперва против него дело здесь, в Индиане, где он стрелял в полицейских и ранил одного из них, или же судить прямо в штате Нью-Йорк. Губернаторы обоих штатов связались сегодня утром по телефону и пришли к согласию.

— Он еще не уехал? — продолжал Дейв.

Человек посмотрел на часы, точь-в-точь такие же, как, в приемной.

— Нет. Сейчас они, наверно, едят.

— Где?

— К сожалению, таких сведений я вам дать не могу, мистер Гэллоуэй. Во избежание ненужной огласки и непредвиденных инцидентов мы позаботились, чтобы никто, не исключая представителей прессы, не знал, где ночевали арестованные. Репортеры караулят у входа в тюрьму.

— Он был здесь?

Хозяин кабинета кивнул и указал пальцем на кресло, где сидел Дейв.

— Значит, он был еще здесь, когда я пришел, да?

Инспектор снова кивнул.

— И меня нарочно заставили ждать в приемной, чтобы я с ним не увиделся? — теряя самообладание, выкрикнул Дейв.

— Успокойтесь, мистер Гэллоуэй. Это не из-за меня вы не увиделись с сыном.

— Тогда из-за кого?

— Он сам отказался встретиться с вами.

— Боюсь, мистер Гэллоуэй, что все мы способны понять кого угодно, только не собственных детей.

С этими словами инспектор неторопливо набил трубку и на миг скользнул взглядом по фотографии на столе, словно давая понять, что и себя не исключает из общего правила.

Дейв не стал спорить: всю жизнь он питал инстинктивное почтение к представителям власти. Слова инспектора, вероятно, справедливы, когда речь идет о других, но к нему они не относятся.

Стоит ли распространяться об их совместной жизни с Беном и доказывать, что их отношения были не просто отношениями отца и сына?

— Я не знаю, — продолжал инспектор, откинувшись на спинку стула, — как решится судьба вашего сына. Мы здесь свое дело сделали. Полагаю, что либо адвокат, либо окружной прокурор потребуют, чтобы вашего сына освидетельствовал психиатр, а может быть, и врачебная комиссия.

Гэллоуэй с трудом удержался от улыбки, настолько нелепой показалась ему мысль о том, что Бен не в своем уме. Если мальчишка сумасшедший, то тогда и у него, отца, должен быть какой-то сдвиг. Однако за те сорок три года, что Дейв живет на свете, никто за ним такого не замечал.

— Вашего сына доставили ко мне около полуночи и увели несколько минут назад, но, откровенно говоря, мне не удалось составить о нем четкого мнения.

— Бен вообще очень сдержанный, — поспешно откликнулся отец.

Инспектор, казалось, удивился.

— Мне, во всяком случае, показалось, что он не страдает застенчивостью, если вы это имели в виду, — возразил он. — Мне редко приходилось видеть, чтобы человек, сколько бы ему ни было лет, держался так непринужденно в подобных обстоятельствах. Вашего сына и его подружку доставили ко мне в кабинет вместе, и можно было подумать — они в восторге от того, что оказались здесь, словно, наперекор всему, им удалось добиться своего. Едва с них сняли наручники, они стали рядышком и взялись за руки. Оба немытые, измученные, а глаза ясные. И то и дело обменивались ликующими взглядами, словно напоминали друг другу о каком-то потрясающем общем секрете. Я им сказал: «Садитесь». И ваш сын без тени смущения ответил: «Да мы уже насиделись, пока путешествовали». Меня он разглядывал с откровенной иронией. Улыбнулся — правда, немного нервно — и бросил: «Ну что, подвергнете нас теперь третьей степени? Если вам требуется признание, то я признаю все — убийство старика на шоссе, угон машины, угрозы фермеру и его жене, перестрелку с полицейскими. Надеюсь, больше меня ни в чем не обвиняют?» — «Какие сейчас допросы, — ответил я, — вы же с ног валитесь от усталости». Он возмутился, будто я нарушил правила игры. «Я, — говорит, — если надо, могу не спать всю ночь. А что до Лилиан, так ее вы отпустите. Она ничего не сделала. О моих планах не знала. Я только сказал, что поедем в Иллинойс или Миссисипи и там поженимся, а про пистолет она не знала». Девчонка перебила: «Врешь!» —«Я, инспектор, не вру. На ферме она меня уговаривала сдаться и не стрелять». —«Врет он. Мы все, все делали вместе. Мировой судья в Иллинойсе не поженил нас, но все равно со вчерашнего вечера мы — муж и жена».

Гэллоузй молчал, ничем не обнаруживая своих чувств.

— Я понял, что они так и будут препираться, и отправил обоих спать. Ваш сын ночевал на раскладушке в одном кабинете, Лилиан Хоукинс — в другом, под присмотром надзирательницы. Девица спала беспокойно, парень — словно у себя дома. Насилу добудились.