Сергей Снегов - В глухом углу

• Название: В глухом углу
• Автор: Сергей Снегов
• Издательство: Калининградское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1962

Роман С. Снегова посвящен молодым, только начинающим свою самостоятельную жизнь.

Группа москвичей едет на далекую сибирскую стройку. Разны их характеры, по-разному складывается их судьба. Георгий Внуков, резкий, самолюбивый парень, уже отсидел в тюрьме за хулиганство, но находит в себе силы повернуть на честную дорогу. Ему помогает дружба с Леной, мятущейся умной девушкой, трудная, неровная любовь к красивой Вере. Брат его Сашка, эгоист и пьяница, не уживается в коллективе. Порывистый честный Вася, непримиримый к черствости и равнодушию, твердо знающий, чего он хочет от жизни, вырастает в настоящего вожака молодежи

Производственные трудности, любовные драмы, болезни, даже гибель одного из них — все приходится испытать и перебороть молодым людям: они в этой борьбе взрослеют, добиваются чистых отношений в коллективе, вырастают в мужественных строителей коммунистического общества. Развитие и укрепление новых коммунистических отношений, взглядов и чувств — главная тема романа.

Действие развертывается на фоне глухой сибирской тайги — суровой, пока еще дикой, но величественной.

---

Он снова пошел в поселок, снова слонялся по улице. Из столовой вышли Светлана и Вера и направились в клуб. Георгий заторопился, чтобы перехватить их, пока они не взяли билеты в кино, но опоздал.

— Доброго дня, девушки! — сказал он, огорченный. — Вы, конечно, на любимых артистов? А я хотел предложить вам располовинить грусть-кручину.

Светлана не ответила, Вера спросила:

— По случаю чего грустишь?

— Мебель расставил неудачно. Дело тонкое, без женского глаза не удается. Взгляните придирчивым оком, что не так.

— Нет, — сказала Вера. — До сеанса всего час — надо отдохнуть.

Светлана, пройдя немного, свернула к почте.

— Верочка, я напишу письмо папе, он обижается, что молчу.

Георгий взял Веру под руку, она высвободилась.

— Верочка, — сказал Георгий. — Ну, чего тебе отдыхать, ты же не старушка. Погуляем, пока есть время перед кино.

Она подумала и согласилась. Дорога разветвлялась — на рудник и в новый поселок. Вера столько месяцев шагала по второй дороге, что, не заметив, свернула на нее. Когда они подошли к дому Георгия, Вера сказала:

— Так тебе здесь дали комнату? Это здание мы строили — бригада Васи.

— А я в другом не взял бы — работа не та.

— Жаль, я не знала, какая комната тебе достанется, обязательно бы оставила щели, чтоб продувало.

— По-моему, ты это сделала, ветер так и гуляет по всей комнате — посмотри сама.

— Ладно, в другой раз. В кино опоздаю.

— Картина не молоко, не скиснет от проволочки.

— Слушай, — сказала она. — К чему эти приглашения? Не вздумал ли ты, по случаю разрыва с Леной, на меня переключиться? Старания твои напрасны, заранее предупреждаю.

— Зайди, — настаивал он. — Только взгляни. Нужен дружеский совет, больше ничего не прошу.

Она неохотно поднялась. В западное окно лился закат, на стенах играли цветные зайчики. Вера переходила от окна к окну, вышла на балкон, потрогала диван и стол.

— Нужны занавески, — сказала она. — А комната чудесная, даже не ожидала, что мы с Игорем так сделаем. Если не мужа хорошего, так уголок неплохой Лена потеряла.

Георгий глядел на Веру, словно впервые увидел ее — стройную, высокую, нарядную. Он не узнавал ее. В Москве, в райкоме комсомола, она тоже поразила красотой. Но то была иная красота, ее подчеркивали помадой и карандашом, вырезами и разрезами платья, красота кричала, о себе, лезла в глаза. Сейчас в комнате ходила та же, но другая девушка, она была красива без помады и туши, спокойной, сияющей завершенной красотой, она была лучше, много лучше той, прежней. И она когда-то любила его, он сам по-дурацки потерял ее.

У Георгия перехватило дыхание, он побледнел. Все было по-старому, все стало по-иному!

Вера почувствовала, что с ним творится неладное.

— Я ухожу, — сказала она. — До свидания!

Он загородил выход.

— Нет, — оказал он. — Нет! Ты не уйдешь.

Она оттолкнула его с такой силой, что он ударился о дверь.

— Только дотронься, подниму крик на весь поселок!

— Не трудись учинять скандал, — сказал он, с насмешливой гримасой ощупывая плечо. — Больше не рискну — у тебя, оказывается, медвежья сила.

— Во всяком случае, достаточная, чтоб отбиться от нахалов.

— Придется учесть при дальнейших семейных скандалах.

— Раз семьи нет, значит, и скандалов не будет. Пусти, я спешу.

— Я же сказал, что не выпущу тебя.

— Комнату завел, теперь хозяйку ищешь? В хозяйки я не гожусь — плохо готовлю, не стираю, шить не умею.

— Как-нибудь перебьемся по столовым. Кстати, у нас в доме открывается ателье и прачечная.

— Георгий, хватит шуток!

— Я не шучу. Прошу тебя, останься!

— На ночь? Поищи другую. Легкие отношения мы попробовали, ни тебе, ни мне не понравилось — незачем повторять.

— Верочка, да, на ночь! На эту и следующую, на все ночи и дни, что будут у нас с тобой в жизни!

— Где ты научился хорошим словам? Не с Леной ли? Со мной ты так не умел.

— Не нужно о ней, Вера. Лены нет.

— Она была. Она легла бревном на нашей дороге. Через такое бревно не перескочить.

— Обойдем его стороной. Не одна тропка на свете.

— Не понимаю тебя, — сказала Вера, пожимая плечами. — Почему такая спешка? Завтра прибывает первая сотня девушек, за ними торопятся еще тысяча девятьсот. От миллиарда женщин ты отказался добровольно, но зачем тебе отказываться от каких-то мизерных двух тысяч. По крайней мере, хоть с сотней этой познакомиться.

— Видишь ли… Никак не могу забыть, что с сотней девушек прибывают и полторы сотни мужчин. Вдруг, пока я буду перебирать новые знакомства, с тобой тоже познакомятся и уведут. Не хочу рисковать.

Вера посмотрела на часы.

— До сеанса — десять минут. Почесали языки и хватит на сегодня.

Он отошел от двери.

— Если на сегодня, не возражаю. У нас с тобой в запасе что-то около двадцати тысяч суток, случай еще поговорить найдется.

Она с досадой взглянула на него.

— Ты все-таки напрасно считаешь, что у нас все по-старому… Зашитая одежда не имеет того вида, как новая.

— Насчет одежды не скажу, а души после ссоры тесней сходятся. Любовь, как вино, — чем старее, тем крепче.

Уже в дверях Вера сказала:

— Одно обещаю — если среди полутораста новых парней не найдется моего суженого, я помирюсь на тебе. Но придется подождать, Георгий, ты сам понимаешь…

Он захохотал:

— Ты начинаешь уступать, Вера! Только меня это не устраивает. Я труслив. Боюсь каждого встречного и поперечного, не то, что ста пятидесяти организованных мужчин. Головой своей еще согласен рискнуть, тобой — нет!

Он вышел на лестницу и прокричал вниз:

— Слышишь, Вера? Рисковать не буду!

Это был веселый разговор, игривый разговор, воистину — чесание языков. Надо было улыбаться, вспоминая его. Георгий разволновался до того, что у него дрожали руки. Он садился и вскакивал, ходил по комнате, останавливался у окна. Солнце свалилось за край земли, высокие сосны еще сияли вершинами, но по земле кралась тьма. Георгий зажег свет, восемь лампочек засверкали в хрустальных погремушках роскошной люстры. Он повернул выключатель, свет мешал. Вера еще ходила по комнате, он хотел спорить и болтать с ней.

10

После провала на конференции Миша пошел в плотники на рудник. Несправедливость, совершенная с ним, угнетала его. Он работал плохо, потому что не мог отдаться работе. Мысли его уходили в сторону, блуждали в далях — руки теряли расторопность. Начальство понимало его душевное состояние и многого не взыскивало, бригадники ворчали, но про себя — проценты шли в общий котел, недоработка терялась в круговом перевыполнении.

А когда он понемногу стал примиряться с тем, что не оценили его способностей руководителя, появилась новая причина для терзаний. Вася работал хуже, чем Миша, с каждым днем это становилось все очевидней. Все проваливалось у нового комсомольского руководства — бюро неделями не собиралось, заседания комкались, не было ни докладов, ни обстоятельных разговоров, две-три реплики и руки вверх — голосовать! Самого секретаря на месте никто не заставал, он шлялся с объекта на объект, убивал время на болтовню то с тем, то с другим. Миша не ждал от Васи толка, неожиданного здесь не было ничего. Тем больней его уязвляло, что такая никчемная деятельность не вызывала нареканий. Его хорошую работу разгромили, плохую Васину принимали как должное, — Миша не мог этого снести.

Он пошел со своим возмущением к Усольцеву. Усольцев не то улыбнулся, не то поморщился.

— Две недели не было бюро? — переопросил он. — Нехорошо, очень нехорошо. А у тебя точные сведения?

— Точнейшие, — заверил Миша. — И вообще после той конференции бюро заседало только три раза.

— Нехорошо, — повторил Усольцев. — Хотя, между прочим, не заседания сейчас у нас главное.

— А что же? — изумился Миша — По участкам мотаться, как он?

— Готовимся к встрече новоселов, — пояснил Усольцев. — Начинается настоящее строительство, не копание. Надо зимнюю вялость из народа выбить — вот задача. И это он умеет — зажигает, очень хорошо зажигает своих ребят.

Миша ушел от Усольцева, так и не добившись обещания, что Васе накрутят хвоста. И хоть он по-прежнему был уверен, что рано или поздно Васю разоблачат, сухость Усольцева его обескуражила. Миша снова пал духом.

В таком подавленном состоянии его застал Георгий. Насвистывая песенку, Георгий появился в плотницкой во время пересменки.

— Хочу потолковать, как с другом, — сказал он. — Удели полчасика.

Они пересекли строительную площадку и уселись на пеньках. Георгий начал:

— Ты, конечно, слыхал, что я в свое время ухлестывал за Верой.

— Слухи ходили.

— И ты вроде к ней ключи подбирал?