Эдвард Радзинский - Спортивные сцены 80-х

• Название: Спортивные сцены 80-х
• Автор: Эдвард Радзинский
• Жанр: Драматургия

«Он и она — им чуть за сорок, это два отлично сохранившихся тела, полных жизни и здоровья.

В ярких финских тренировочных костюмах, они расхаживают в обнимку у старой церкви с шатровой колокольней. Место высокое — и отсюда видны просторы: луга, излучина реки, деревушка, дальний лес…»

---

Сережа что-то бормочет в ответ.

Определенно вы заспешили!.. Сережа… почему вы все время что-то неясно бормочете? А вот Алеша… нет, не мой несостоявшийся сын, а ваш состоявшийся отец… в разговоре он просто обволакивал… Он говорил о простых вещах, будто вступал с вами в заговор… Ах, как он умел обольщать!.. Есть такое выражение: «Гениями и любовниками — рождаются…» (Хохочет) Да, но я сошла с темы… Я говорила об изменах. Поэзия измен… Как я изменяла Михалеву! Тогда он терпел… Тогда ему приходилось терпеть! Но у него была дьявольская интуиция — он все всегда чувствовал, только я подумаю, как бы рвануть «в ночное», а он уже говорит: «По-моему, ты хочешь уйти на ночь?.. Только не знаешь, что придумать…» И лицо у него, как у брошенного пса! Но я все равно уходила… Я когда что-то хотела… Понимаешь, Алеша… Или нет, ты — Сережа… понимаешь… Этот мерзавец умел отравить мне всю радость! В самые неподходящие моменты… я вспоминала его лицо, и… не было радости… Слушай, если он спросит, где я набралась — ни-ни-ни! Ни слова! Иначе он соберет все бутылочки под кустиками, как грибы!.. Но однажды он взбунтовался. Однажды под утро молодуха Инга… подъехала на машине к папиной даче… Михалев вышел из кустиков — и молча шваркнул Ингушку по лицу… (Хохочет) И вылетел бриллиант из сережки… Что было дальше? Всю оставшуюся ночь до рассвета он искал его с фонарем в кустах… Ползал «жадный крестьянский сын»… как называл его твой папа Алеша… Впрочем, при чем тут Алеша? И где тот забитый крестьянский сын!.. Теперь его трудно даже представить!.. Такой шустрый! Такой лощеный Михалев! Ни одной «телки» не пропустит, паразит… Послушайте, юноша, какой темп!.. Вы уже не идете… Это опять — проклятая трусца… За что вы гоните шлаки из тела тетушки Инги? Ведь раньше вы замечательно плелись? (Упрямо) Почему? Почему раньше вы плелись, а теперь…

Сережа (вдруг истерично). Потому что у вас больное сердце!.. У вас… у вас… больное сердце!

Михалева. Да? И кто вам это сказал? (Тихо смеется) Ах, Михалев! Подлый! (Хохочет)

Сережа (кричит). Почему вы остановились?! Что вы стоите?!

Михалева. Не надо орать на старших, детка… Дайте вашу руку… (Прижимает к груди) Слышите? Как бьется!.. Как метроном… (Хохочет) Как похожи у вас руки. Надо же так повториться. Такие же тонкие пальцы. Только он ими все время хапал!

Сережа (враждебно ). У вас здоровое сердце?! Да? Он врал! Да?! Да?!

Михалева (вдруг трезво и сухо). У меня нет сердца, милый мальчик… Было, да сплыло! У меня теперь вместо сердца — сплошные ноги! Красивые ноги!.. И Михалев не соврал! Нельзя так — про старших! Просто он хотел сделать нам приятное… Чтобы мы не спешили и спокойно побеседовали. Чтобы ты не семенил во всю прыть своими слабыми ножками!.. А может, он своей интуицией… своей бывшей заботливой интуицией… почувствовал, что женушке Инге… будет трудно бежать после бутылька… Чего ты так припустился! Это уже не трусца… По-моему, мы бежим на рекорд! Сережа, я не поспеваю! Я вся в шлаках! Как мокрая курица!

Убегают. Вбегают Михалев и Катя.

Михалев (на церковь). Красиво, да? «Лепота», — говорили на Руси…

Катя. «Ах, грациозно!» «Ах, красиво!». Я не слепая, поверьте — все вижу сама и даже без очков.

Михалев. И все-таки насчет Сережи не верю… Насчет «не было на свете»…

Катя. Подзадориваете? Лишнее. Я вам расскажу только то, что сама захочу. То есть только то, что вы должны передать его родителям… Поэтому про самоубийство я вам сейчас расскажу… Надеюсь, после этого рассказа они навсегда потеряют вкус подсылать ко мне с расспросами… Итак, жила-была девочка Катя… Училась во втором классе…

Михалев. Ну, для вас это совсем недавнее прошлое.

Катя. Девочку Катю никто не провожал в школу, ее родители были заняты на работе… Напротив школы был переход через улицу, но она сама не переходила. Она останавливалась и просила прохожих перевести ее. Так мама наказала… А она тогда была послушная девочка с красивыми бантами… И, стоя у перехода и ожидая, когда ей помогут перейти, она часто видела: подъезжала красивая машина — так возили в школу знаменитого Сережу… Вся школа знала про Сережиного дедушку… И учителя говорили с ним с каким-то голубиным воркованием. И уже в третьем классе этот Сережа влюбился в девочку Катю, которая его ненавидела. Из чувства протеста! Он всегда любил, а она всегда ненавидела… Запоминайте, а то у вас наверняка возрастной склероз.

Михалев. Все запомнил, злая красавица. «Но такой внимательный».

Катя. Еще раз повторите — и я замолчу! Навсегда!.. Или закричу!

Михалев. Все! Все!

Катя. Но любовь у него была очень странная. Он все рассказывал девочке Кате — даже самые постыдные вещи! Наверное, он уже тогда заменил ею свою отсутствующую мамашу с георгином на пузе… А потом однажды… это было летом в страшную жару… Девочка Катя была уже в шестом классе и, как всегда, торчала в городе… в ожидании… когда начнется отпуску родителей… И вдруг появился Сережа… Он был «чокнутый». Он протянул конверт и сказал: «Читай». Это было письмо к родителям. Несколько идиотских строк, что он «кончает с собой и просит никого не винить в смерти»… Я велела ему немедленно все рассказать. И он рассказал — потому что на самом деле он пришел за этим: чтобы я заставила его рассказать и запретила самоубийство…

Михалев. Ну?!

Катя (долго молчит). Ну что ж… Пусть они хоть… через сто лет… немного познакомятся с любимым сыночком.

Михалев. Все им расскажу! Все! Клянусь!

Катя (Она еще колеблется, но потом начинает). В то лето его замечательная бабушка, полная энтузиазма тридцатых годов, решила направить его для демократичности в обычный пионерский лагерь… А он, видите ли, был нервный мальчик, больной детским недугом — ночью он мочился в постель… И ребят из его комнаты, видать, тоже «достало» лакейское подобострастие, с которым начальство лагеря обращалось с этим хлюпиком! И они устроили ему «темную». На рассвете они набросили ему на голову его же мокрую простыню… И при этом орали то самое прозвище, которым наградили его в лагере… И тогда он убежал из лагеря… Как он плакал в тот день. Но я велела ему жить… И он остался жить… Потому что всегда делал то, что я ему велела… Передайте его родителям, что это я в шестом классе велела ему остаться на второй год! Тогда от нас забрали учительницу, которая ставила ему справедливые двойки… И появилась новая. Она его, понятно, перевела в следующий класс. Но я велела! И он остался!.. Все! Довольны?

Михалев. Как доволен! Если бы вы знали!.. Радость сердца! Спасибо!.. Но должок за вами: про дедушку с бабушкой. Краткое описание.

Катя. Это не мое дело. И не ваше… И в заключение передадите чадолюбивым предкам, чтобы почаще вспоминали про ненавистную Катеньку, которая спит с их сыном, потому что дрянь!.. И если однажды она от него все-таки убежит, значит… Она перестала быть дрянью!

Михалев. Почему вы уходите от него — теперь вопросов нет… Но почему вы возвращаетесь к нему моя радость?

Катя. Я не радость… И уж точно не ваша… И еще сообщите, что их сынок учиться по-прежнему не хочет… Потому что не может. И трудиться тоже не может…

Михалев. Но он работает! Они говорили…

Катя. Работал. Осветителем в театре: ставил свет — не вовремя и не туда! Пока не начались гастроли. Но он же не может оставить Катеньку без своего драгоценного присутствия… Так что нынче целые дни он занят любимым процессом: лежит на диване и слушает «хиты»…

Михалев. Пардон, а материально как же вы обходитесь?

Катя. Ну-ну!.. У вас тут верный «ощуч»… Здесь у нас «без проблем»… Здесь родители нас не забывают… И дедушка с бабушкой — тоже! Так что мы прекрасно побираемся… И шмотки шлют исправно… Правда, они там, «за бугром», немного оторвались от нашей действительности. Объясните им, что дешевую «фирму» носят теперь все: дочки торгашей, механиков автосервиса, стоматологов… Теперь у нас… (усмехнулась) у детей, — эра борьбы за качество. Просто заграничные тряпки никому не нужны. Нужны настоящие, то есть дорогие. Так что пусть раскошеливаются, а то за границей они здорово жаднеют. Послушайте, где они? Мы третий раз бежим по кругу… Я уже видеть не могу эту церковь…

Михалев. И все-таки (подчеркнуто), моя радость: почему вы к нему возвращаетесь?

Убегают. Вбегают Михалева и Сережа.

Сережа (почти кричит). Куда они делись?

Михалева. Наконец-то! Вот он — голосок сердца. (Шутливо) Послушайте, а может, мы пропустили поворот?