Геннадий Блинов - Зона действия

• Название: Зона действия
• Автор: Геннадий Блинов
• Издательство: Кемеровское книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-7550-0010-7

Тайны, исчезновения, ловушки, взаимовыручка и тому подобное помогают узнать, понять несчастного Яшу, рассудительную Марфу Посадницу, благополучного Антошку, «бесенят» Машку и Пашку, загадочного и все понимающего Хромого Коменданта и бабушку — любительницу и знатока детективных книг, и комсорга стройки, и вороватую Изольду, и мечтающую о хорошем быте мать Антона, и лжемаяка Лорина-старшего и т. д.

Действие этой повести разворачивается в Сибири на строительстве металлургического завода-гиганта — Запсиба. В центре повествования — трое друзей, дети строителей.

Все мы находимся в зоне действия друг друга, коллектива, общества — вот главный вывод этой книги сибирского писателя Геннадия Блинова.

---

Марфуша и Яшка держали в руках свернутые на длинные палки транспаранты и нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Транспаранты писал Антошка. Они призывали всех принять участие в воскреснике на строительстве клуба. По замыслу штабистов, все поселковые мальчишки и девчонки должны были собраться у танцплощадки и от нее с пионерскими горнами, барабанами, транспарантами, флагами и песнями пройти по улице к клубу.

— Ну и тянешь резину, — сказал недовольно Яшка. — Шагаем!

У танцплощадки уже толпилось десятка два мальчишек. Некоторые из них держали флаги. Их они взяли в школе. К танцплощадке подходили и подходили мальчишки и девчонки. Катька Подлиза привела своих подшефных и сразу предупредила:

— Имейте в виду, кирпичи их я таскать не заставляю.

Ребячья колонна с транспарантами и флагами двигалась по поселку и нестройно, но зато старательно и громко пела о первых палатках и первых строителях, которые не испугались болота и сибирских холодов. Они пришли первыми и оставляют после себя новый город и гигант-завод.

Это была своя, запсибовская, может быть и не совсем складная, но зато родная песня.

Ее пели пионерские горны, ее слова выговаривали барабаны.

Открывались окна, люди выходили на балконы, многие присоединялись к колонне, и она росла, как снежный ком, набирая мощь. Теперь уже вместе с ребятами шли их матери и отцы, а многих Катькиных подшефных они несли на руках. Машка и Пашка семенили, боясь отстать от Катьки.

Антошка взял Пашку и посадил к себе на плечи. Пашка был легким. И, шагая с ним в колонне, Антошка почувствовал себя сильным и нужным человеком. Он не заметил, как Машку подхватил Яшка, и та сначала испуганно ухватила его за волосы, потом осмелела, опустила руки и стала чуток хвастливо посматривать на шагавших в колонне: вот, мол, как я устроилась, не хуже других.

На строительной площадке уже стояли люди. Колонна замедлила ход и начала рассыпаться. Пришедших взрослых шутливо спрашивали:

— Петр Архипович, почему без пионерского галстука?

— Наша Вера Федоровна верный рецепт придумала с морщинами бороться: снова в пионеры записалась.

Антошка слушал вокруг шутки, и среди этого людского оживления ему стало хорошо и весело. Он нашел глазами отца. Отец о чем-то оживленно разговаривал с парнями из своей бригады и кивал на сложенную в штабель опалубку. И Антошка догадался, что речь идет о фундаменте.

На середину стройплощадки прошли несколько человек, и Антошка узнал Казанина, парторга стройки, Глеба.

Разговоры смолкли.

— Дорогие друзья, сегодня у нас праздник. Не каждый день и не каждый год люди одной стройки решают безвозмездно, в свои выходные дни, построить такое солидное сооружение, как клуб. Мы начинаем его строительство, и это значит, что на стройке создан настоящий рабочий коллектив, коллектив, который заботится о своем сегодняшнем и завтрашнем дне, — говорил парторг.

Антошка слушал его и думал о том, что в этом большом рабочем коллективе и он, Антошка, и его друзья тоже не лишние люди. И это понимание причастности к делам взрослых делало Антошку взрослее и сильней. Он посмотрел на Марфушу, на Яшку, на рыжего Саньку и увидел, что на их лицах застыла улыбка. И по этой улыбке он догадался, что его друзьям тоже хорошо.

Бригада отца укладывала гранитные плиты и устанавливала опалубку. Шли и шли самосвалы с бетоном, вываливали вязкое серое месиво в железные поддоны, и уже из них парни, покряхтывая от натуги, черпали бетон и бросали его между досками опалубки.

Антошка сначала не придал значения тому, что среди работающих не видит мать. Но когда Яшка с болью сказал: «Эх, папаня-папаня, не пришел на воскресник», Антошка понял, что его мамы здесь тоже нет не случайно.

— А из бригады твоего отца есть кто-нибудь? — поинтересовался он у Яшки.

— Никого не вижу. Может, где-нибудь на объекте.

Но Антошка покачал головой.

Он еще не был твердо уверен, но догадывался, что бригада Лорина ушла на «левые» заработки.

— Это еще надо доказать, — сказал Яшка. — Не верю, что в такой день папаня станет калымить.

Рядом с коробкой будущего клуба строили внушительную танцплощадку. Работы хватало и бетонщикам, и плотникам. Мальчишки образовали цепочку и подавали кирпич кладчикам.

Антошка хотел было встать в эту ребячью цепочку, но мысль о том, что его мать демонстративно отказалась участвовать в воскреснике и ушла с «дикой» бригадой в Нахаловку, мучила его. И он понял, что не найдет себе места, пока не убедится в том, что ошибается. Антошка знал новый объект, на котором должна работать бригада Лорина.

— Пойду мамку искать, — сказал он Яшке.

— Валяй, — согласился тот. — А мне надо на пленке запечатлеть трудовой энтузиазм. Привет папане!

От бетонорастворного узла шли самосвалы. На их ветровых стеклах были приклеены изоляционной лентой листы ватмана со словами «Раствор — клубу», написанными красной масляной краской. Машины шли часто, бетон в кузовах плескался, и иногда на выбоинах серые лепешки летели в грязь. И Антошка впервые испытал чувство злости на водителей, которые теряют это дорогое вязкое месиво, так необходимое стройке. Сейчас он не только умом, но и сердцем понял отца, который говорил о том, что надо учить людей беречь государственное добро.

Один из самосвалов с табличкой «Раствор — клубу!» вдруг свернул с наезженной дороги и, пробуксовывая, скрылся между кустами. Это насторожило Антошку. Он знал, что проселок, по которому пошла машина, объездными путями вел к подножью Маяковой горы, где начинали лепиться личные, в основном из кирпича, особняки.

От Хромого Коменданта Антошка слышал, что еще недавно личные дома в поселке строить не разрешали. Пусть, мол, у будущего металлургического завода поднимутся вверх этажи, а обычные домики с приусадебными участками не портят общий вид. Но начался жилищный голод, потому что строители не успевали обеспечивать квартирами тысячи людей, прибывающих на стройку. Тогда-то и решили в поссовете: пусть желающие строят для себя. Это в какой-то степени облегчало решение жилищной проблемы. Кирпичные особняки под шиферными и железными крышами, крашенными суриком, вырастали как грибы после дождя. А со строительных объектов, между тем, стал исчезать кирпич, половая рейка, цемент. «Несуны» — так окрестили тех, кто, позарившись на государственное добро, тащил его к себе на строительство личного дома.

В комсомольском штабе часто говорили, что «несунам» надо поставить заслон. Однажды комсомольцы устроили рейд и стали задерживать всех, кто что-нибудь нес со стройки. Антошка видел здорового краснолицего дядьку с сеткой гвоздей. Его привели в штаб, и Коржецкий спросил краснолицего:

— Не стыдно?

— Стыд не дым, глаза не ест, — нахально ответил «несун». — Аль стройка обеднеет из-за десятка гвоздей?

Коржецкий стал было объяснять краснолицему, что если строители вот так начнут тащить с производства по домам все, что плохо лежит, то завод не построить.

— Это ты брось, — сказал «несун». — У нас государство богатое, от таких мелочей, как десяток гвоздей, никто не пострадает.

Краснолицый, конечно, знал, что обворовывает родное государство, но за гвозди его судить не станут, нет такого закона, и поэтому вел себя нахально. Его отпустили, сообщили, правда, о нем начальнику стройуправления. Тот побеседовал с воришкой, и на этом дело кончилось.

— За каждый гвоздь, за каждый кирпич, за каждый килограмм украденной краски надо привлекать к уголовной ответственности, — горячился после Коржецкий. — А общественного порицания такие вот «несуны» не боятся, их только скамья подсудимых образумит!

Отец тоже ненавидит «несунов». Он их называет прямо — воришки.

Когда говорят «несуны», то этим словом как бы смягчают их вину, подчеркивают, что, конечно, мол, они делают плохо, но вроде бы не совсем плохо. Между тем вор есть вор, и не надо словесной эквилибристики. И пусть у воришек горит земля под ногами, пусть они чувствуют, что честный рабочий презирает тех, кто лезет в государственный карман.

Антошка свернул с дороги и побежал вслед за самосвалом. Он был уверен, что машину с раствором водитель под шумок решил «сплавить» на сторону.

«Запишу номер и скажу Коржецкому — он разберется», — думал Антошка. Самосвал миновал кусты, нырнул в переулок, остановился около строящегося дома. На стенах особняка работали каменщики.

Антошка нашел глазами Лорина. Яшкин отец вел кладку угла — это самая ответственная операция, и обычно ее поручают самому опытному кладчику. Антошка присмотрелся и увидел мать — она с земли подавала кладчикам кирпичи. Лорин что-то крикнул водителю самосвала и стал спускаться на землю. Шофер подогнал машину к большой коробке, сколоченной из плотно пригнанных друг к другу досок и поднял над ней кузов самосвала. Бетон тугой волной хлынул в коробку.