Фридрих Незнанский - ...Имеются человеческие жертвы

• Название: ...Имеются человеческие жертвы
• Автор: Фридрих Незнанский
• Издательство: АСТ, КРПА "Олимп"
• Жанр: Детектив
• ISBN: 5-17-006756-9, 5-8195-0023-7

Александр Турецкий получает новое задание - расследовать обстоятельства кровавого побоища в крупном российском городе. Дело заведомо не сулит ничего хорошего - за преступлением стоят могущественные люди, которые следуют `святому` закону: если враг не продается, его уничтожают…

---

— А теперь тревожное известие, — с нескрывае­мым волнением произнесла женщина-диктор. — Как только что сообщили в редакцию службы ин­формации, сегодня в нашем городе было совершено покушение на старшего следователя по особо важ­ным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации Александра Борисовича Турецкого. Со­гласно сведениям, полученным из областного Уп­равления внутренних дел, в результате выстрела не­известного снайпера-киллера Александр Борисович Турецкий получил ранение в голову и доставлен в одну из больниц нашего города. Сейчас медики бо­рются за его жизнь. Возбуждено уголовное дело.

Следователь Турецкий прибыл в наш город, чтобы оказать содействие местным правоохранительным органам в расследовании обстоятельств трагических событий на площади Свободы. Наверное, многие видели его на своих экранах всего несколько дней назад. Из этой студии он обращался к жителям го­рода с просьбой оказать помощь следствию, сооб­щить о сведениях, которыми они располагают. Пре­ступный мир ответил подлым выстрелом из-за угла. Хочется верить, что Александр Борисович выживет, что преступники, покушавшиеся на его жизнь, будут схвачены, что с нас, как с хозяев, не сумевших уберечь от подлого посягательства своего гостя, будет снято это позорное пятно.

А сейчас вы увидите фрагмент видеозаписи того выступления господина Турецкого...

А еще через час то же сообщение в сокращенном виде было распространено и передано по всем об­щероссийским каналам телевидения, по телеграф­ным кабелям и по радио.

И конечно, его услышала у себя на кухне Ира Турецкая, Ирина Генриховна, сидевшая в тот мо­мент на кухне и грустно смотревшая на собственное дитя, Нину Александровну, расправлявшуюся с це­лебным немецким йогуртом. Как всегда бывает, в первую секунду ей показалось, что это просто по­слышалось, но фамилия прозвучала вновь, потом еще раз... Чашка выпала у нее из рук и разлетелась осколками по всей кухне. Ирина даже не вскрикну­ла, просто опустилась на стул в какой-то простра­ции. Заложило уши, потемнело в глазах...

—   Мамочка, мамочка, телефон звонит! Это, на­верное, папа! — запищала Нинка, убежала в комна­ту и вернулась с черной трубкой радиотелефона.

Ирина схватила ее, прижала к уху.

—   Ирочка! — взволнованным севшим голосом, не пытаясь скрыть волнение, заговорил Мерку­лов. — Мы получили это сообщение час назад, а только что его передавали, вы слышали, наверное...

И в ту же секунду в их разговор вклинились коротенькие сигналы со станции.

—  Костя, перезвоните, это междугородка!..

Что-то щелкнуло, и она услышала далекий не­знакомый мужской голос:

—  Ирина Генриховна, это вы? С вами говорит помощник Александра Борисовича.

—   Что там с ним, говорите скорей! — закричала Ирина, вдруг поняв, как она на самом деле любит этого своего Турецкого. И если вдруг сейчас...

Мужской голос в трубке пропал...

—   Да говорите же! — крикнула она.

—  Слушайте внимательно, — снова возник муж­ской голос. — Все, что услышите, делите на шест­надцать. Вы поняли меня? На шестнадцать. На шестнадцать! Просто так надо! Больше ничего ска­зать не могу.

—   Так он жив? Жив? — закричала Ирина. — Он действительно только ранен?

—   Я сказал все, что мог. Не волнуйтесь, все будет в порядке! Передайте всем нашим, кому сможете.

Ирина недоверчиво уставилась на черную труб­ку. Наконец, кажется, поняла. Через минуту снова позвонил Меркулов, и она торопливо передала ему все, что услышала.

—   Фу ты! — облегченно вздохнул Костя. — Видно, у них там положеньице не из легких, а сооб­щить нам сюда что да как — пока невозможно. На­верно, боятся прослушки. Непонятно, как Миша изловчился. И ведь знаете, может быть, он тоже сейчас, чтобы позвонить, жизнью рисковал. Ну все, успокойтесь!

Но тут Меркулов явно переборщил и переоце­нил остроту ситуации, в которой оказались его под­чиненные. Миша Данилов, соединившись с Мос­квой, жизнью ничуть не рисковал. Поспешно выйдя из здания больницы, откуда тоже не стоило звонить, он сел в первый попавшийся автобус, проехал не­сколько остановок, вошел в первый дом и позвонил в первую же дверь.

Открыла бабуля и при слове «милиция» привы­чно-послушно отступила на два шага.

—  Здравствуйте, бабушка! Телефончик у вас есть?

—  Есть-то есть.... А ты-то кто будешь?

—   Я же сказал, из милиции, бабушка. Мне бы только звоночек один сделать..

«Работа с населением, — усмехнулся он про себя. — Отработка жилого сектора».

—   А документик покажешь? — спросила научен­ная жизнью бабуля.

Не чинясь он отдал ей свое роскошное генпрокурорское удостоверение и, пока она надевала очки, терпеливо ждал.

—   Да вон он, телефон-то! — показала старушка на аппарат. — Звони, коли надо.

Он заглянул в комнату. Нищета была страшная, даже смотреть было больно, как живет на свете это, видно, всеми забытое человеческое существо... Потом палец привычно набрал восьмерку и код Москвы. А еще через минуту он услышал искаженный волнени­ем голос жены Турецкого и, закончив разговор, от души поблагодарил бабульку и спросил:

—  Ну, как документ, бабуля?

—  Это ты что ж, из самой Москвы?

—   Из самой, бабушка, оттуда...

—  И чего ж там Ельцин-то ваш думает?

—   Не знаю, — пожал он плечами. — И сам удив­ляюсь... Побегу, бабуля. Спасибо вам огромное! Если б знали, как выручили меня!

Ему было щемяще стыдно перед ней, невыноси­мо стыдно. Он почти выбежал из ее квартиры и горько усмехнулся, представив, что подумает она, когда увидит засунутую под аппарат его жалкую стотысячную бумажку.

54

На город опустилась ночь. Отоспавшись днем, Турецкий лежал и предавался самому любимому за­нятию: мыслил, следовательно, существовал.

Его решили убить. Так. Понятно. Но вот во­прос — кто? И зачем? Кому уже здесь это могло

стать нужным и выгодным? А между тем все очень просто: кому-то розданы его фотографии. На какой-то бумажке его фамилия или только инициал обведены красным кружком или подчеркнуты двумя линиями, а это значит, на него открыта охота как на особовредного или особоценного зверя, которого надо найти и истребить. Отчасти эти добытчики преуспели, по крайней мере загнали его, как в лов­чую яму, в эту больницу. Неважно, что он сам вы­писал себе сюда наряд, суть одна, и понятно, что, как только он выйдет, высунет нос на улицу, хоть на секунду зазевается, утратит бдительность, его вы­следят и доведут дело до конца. А ему пока что не хочется попасть в число чьих-то трофеев.

Работай, работай, голова, думай! Кому выгодно его убрать? Обычное мщение?

Да нет, тут что-то другое. Кто, кто отдал приказ? Кто поставил против его имени жирный крест, га­лочку или восклицательный знак? Губернатор Пла­тов отпадает — Платову он нужен, как никто. Быв­ший мэр? Этот, конечно, мог бы пойти на всякое, но и у него пока что ровным счетом никаких моти­вов, чтобы выводить метких стрелков на московско­го «важняка»...

Как ни крути, выходит, это тянется еще из Мос­квы и, возможно, связано с тем странным фактом, что кто-то решил сразу его рассекретить и показать по телевидению.

И потом, если враг перешел в столь решительное наступление, отчего бы не принять его вызов? Зна­чит, надо здесь маленько отлежаться, провести пару деньков, а после свалить с этой тихой лежки и под­кинуть «утечку информации» в прессу: намекнуть о своем местонахождении и устроить засаду с тем рас­четом, что охотники, коли требуется его шкура, не­пременно попытаются взять его, бессловесного под­ранка, прямо в этой берлоге.

Н-да. Не было бы счастья, да несчастье помог­ло... Теперь у Турецкого было время не спеша по­знакомиться с материалами Русакова, которые передала ему Наташа Санина и которые он предус­мотрительно захватил с собой в машину «скорой помощи». Это были две толстые папки, до отказа набитые исписанными от руки и машинописными листками, распечатками на компьютере, газетными вырезками, ксерокопиями каких-то графиков, функций, диаграмм... Расчеты, расчеты, рабочие за­писи, торопливо зафиксированный, преображен­ный в летящие строчки бег мысли, когда идеи и догадки обгоняли друг друга и надо было только поспеть удержать их и выплеснуть на бумагу.

Он разобрал, разложил, рассортировал листки... А уже на самом дне второй папки нашел закончен­ный обработанный текст не то общей концепции, не то программы, в которой этот, как только теперь он смог понять, действительно необыкновенно ода­ренный ученый и социальный мыслитель сумел сформулировать ключевые понятия своей теории как руководства к действию.

При всем при том Владимир Русаков был, оче­видно, человеком скромным, всюду подчеркивал, что опирается на доктрины своих идейных вдохно­вителей и учителей, о чем свидетельствовало мно­жество ссылок, указаний и цитат. И все-таки это был самостоятельный, оригинальный труд, больше всего похожий и по форме и по содержанию, а также пафосом изложения на знаменитую работу Солженицына «Как нам обустроить Россию».