Сергей Кургинян - Суть Времени 2012 № 8 (12 декабря 2012)

• Название: Суть Времени 2012 № 8 (12 декабря 2012)
• Автор: Сергей Кургинян
• Издательство: ЭТЦ
• Жанр: Политика
• Год: 2012

Политическая война: Особые обстоятельства

Экономическая война: Большая энергетическая война. Часть VII. Ядерная энергетика

Информационно-психологическая война: «Зло есть добро, добро есть зло»

Классическая война: Иллюзии постклассической войны

Реальная Россия: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй»

Социальная война: Пятая колонна ЮЮ в России и ее хозяева. Часть III

Война с историей: «Хозяева земли русской»; Охота на воробьев

Мироустроительная война: Сирийский колокол

Концептуальная война: Концептуализация Не-Бытия

Война идей: Посмотрите, кто пришел — 3

Диффузные сепаратистские войны: Возрождение казачества или новый регионалистский бренд?

Метафизическая война: Регрессоры — 2

http://gazeta.eot.su

---

Но самый радикальный поворот к переосмыслению и критике Модерна произошел в ходе и по итогам Первой мировой войны. Сам факт которой объявлял о неработоспособности ключевых концептов Модерна, включая идеи индивидуального и социального прогресса, основанного на торжествующей рациональности. Невообразимая по масштабам, бессмысленной жестокости и продолжительности мировая бойня, которую никто не хотел (не мог, не сумел) предотвратить и остановить, поставила вопрос о проблемности и/или исчерпанности Модерна с полной беспощадностью.

Катастрофический пессимизм в отношении Модерна, видимо, наиболее отчетливо для широких масс отразился в послевоенном западном романе. В Европе — от Ричарда Олдингтона («Смерть Героя») до Эриха-Мария Ремарка («На Западном фронте без перемен», «Три товарища»). В Америке — от Джона Стейнбека («Гроздья гнева») до Теодора Драйзера («Американская трагедия») и разоблачительной прозы Эптона Синклера.

Вторая мировая война утвердила факт глубочайшего кризиса Модерна в сознании Запада с полной определенностью и несомненностью. Теодор Адорно выразил это мироощущение заявлением о том, что после Освенцима нельзя писать стихи. И хотя философское и в целом мировоззренческое осмысление катастрофического кризиса Модерна началось гораздо раньше, именно с 40-х — 50-х годов ХХ века этот процесс стал очень широким и активным.

В философской и научной среде в это время зреет массовое признание того, что Модерн не только «провалился» в качестве основания завершающейся эпохи, но и исчерпал себя в роли генератора новых фундаментальных идей — философских, социальных, нравственных, политических, общекультурных. И постоянно ставится вопрос — что дальше?

Именно в этой атмосфере «провала и исчерпания эпохи» начинает пускать свои всеотрицающие и всеразрушающие корни постмодернизм.

Вначале термин «постмодернизм» употреблялся исключительно в культурологическом смысле. Впервые он появился у Рудольфа Панвица в работе «Кризис европейской культуры» (1917 г.), где анализировался массовый, хаотичный и пронизанный декадансом «откат» европейской литературы, живописи, скульптуры, архитектуры от уже вроде бы устоявшихся канонов Модерна. Далее эта же линия анализа кризиса европейской культуры, хотя и без употребления термина «постмодернизм», резко усилилась как в межвоенный период, так и, в особенности, после Второй мировой войны.

В политическом смысле первое употребление термина «постмодернизм» принадлежит, видимо, Арнольду Тойнби. Который в своем «Постижении истории» назвал «постмодернизмом» эпоху завершения глобального культурно-религиозного господства совокупного Запада после Первой мировой войны.

Однако концептуализация (философское, культурологическое, социальное предъявление) постмодернизма началось позже, в 60–70 гг. ХХ века. Именно в этот период возникает множество исследований, подвергающих сомнению онтологию (учение о бытии) Модерна. Конкретно — отрицающих факт «бытия» вещей (объектов и субъектов), взятых сами по себе. Появляются утверждения, что реальность — это не бытие вещей, а только совокупность отношений между вещами и их функциями.

Начинается этот процесс ликвидации «онтологии вещей» с исследований языка в структурной лингвистике. Структуралисты (Клод Леви-Стросс и др.) при анализе языков (в самом широком смысле этого слова, как способов передачи сообщений) выявили, что любой символ/знак, взятый в отдельности, не передает содержание сообщения.

Так, математический символ А и математический символ В не «живут» и ничего не значат порознь. Смысл и значение возникают только при их соотнесении в структуре (через знак «больше», «меньше» или «равно», например, А>В). И это тем более верно в отношении живых языков общения, где отдельное слово может принимать множество значений или заменяться синонимами, и где смысл и значение выявляются только в соотнесении с другими словами в целостной фразе/высказывании. То есть — в структурном взаимоотношении знаков как элементов речи или письма.

Постмодернизм берет на вооружение аналитический метод структурализма и объявляет себя «постструктурализмом» (Жан Бодрийяр, Жиль Делез и др.). Но далее вместо структуралистского выявления «бытия структур» — начинает атаковать «бытие» во всех сферах человеческой мысли и практики.

Например, разбирается марксистское и постмарксистское представление о человеке. Утверждается, что марксизм определяет человека только как совокупность общественных отношений. Отсюда делается вывод, что человека как бытийной данности нет. Он — как продукт взаимоотношений между людьми — существует (бытийствует) только в процессе таких взаимоотношений.

А затем становящийся постмодернизм начинает «переосмысливать» бытийность Модерна в самых радикальных формах. Все вещи (личности, события) рассматриваются как не имеющие собственного бытийного статуса. И приобретающие смысл и бытие лишь в ходе «пересечения» изменчивых взаимных отношений и функций. И называется это «смерть онтологии».

Далее постмодернизм объявляет о своем фундаментальном разрыве со всеми базовыми концептами Модерна. Обращаясь к начатой Ницше «ломке» базовых оснований Модерна («смерть бога»), постмодернизм продолжает «Смертью автора» в работах Ролана Барта и Мишеля Фуко. И затем движется по траектории последовательного объявления «смерти» всего, что олицетворяло Модерн (субъекта, человека, целостности, рациональности, гуманизма и т. д.).

Одним из первых и наиболее последовательных теоретиков постмодернизма стал Жан-Франсуа Лиотар, который объявил новое качество «мира после Модерна», назвав свою изданную в 1979 г. книгу «Состояние постмодерна». Это состояние Лиотар определил как конец эпохи «Больших проектов», основанных на «больших повествованиях» (метанарративах).

Лиотар отвергает в качестве оснований бытия такие метанарративы (доктрины, концепты, парадигмы), как диалектика духа, герменевтика смысла, расширение и увеличение свободы, развитие разума, освобождение труда, прогресс технонауки, спасение твари через обращение душ к Христову повествованию и т. д. Он заявляет, что уже давно нет веры в способность этих метанарративов «определять, представлять, вмещать нас всех» как некую социальную, политическую, метафизическую, бытийную и пр. целостность. А далее выносит вердикт: Постмодерн — ситуация, когда «целостностям уже не верят…, наступает эпоха раскрепощения частей». Вот такой замах на бытие и его целостность!

По Лиотару, постоянная смена идеологий доказывает, что вера в господство разума, правовую свободу и социальный прогресс — подорвана. Это с необходимостью требует отказа от любого, свойственного миропониманию Модерна, универсализма «всеобщего». Отсюда, делает вывод Лиотар, следует неизбежность возврата к самоценности индивидуального «микроопыта». И, значит, неограниченное право каждого на индивидуальный выбор целей и способов действий на основе такого «микроопыта».

Однако реализация такого права требует признать и право индивида на индивидуальный способ взаимодействия/коммуникации с другими — свой особый язык. И на неизбежность со-существования множества различных индивидуальных языков как способов взаимодействия.

Но носители этих языков имеют разные (индивидуальные) цели. И, значит, могут вкладывать в свои высказывания при коммуникации разный смысл, включая осознанные смысловые искажения. И, значит, они взаимодействуют в неограниченной сфере разнородных «языковых игр», свести которые в целостное и осмысленное единство принципиально невозможно.

Таким образом, Лиотар задает своими определениями фундаментальную бесструктурность (внесистемность) постмодернистской социальности, где не может быть никакой целостности, и где господствует стихийное и текучее «пересечение» игровых индивидуализмов. В связи с чем нельзя не вспомнить тезис Стивена Манна о тотальном индивидуализме как важнейшем идеологическом условии создания «управляемого хаоса»…

Но постмодернизм, отталкиваясь от тезисов о невозможности целостности и о тотальности индивидуализмов (с их несводимыми к единству языковыми играми), идет гораздо дальше. Он осознанно и целенаправленно противопоставляет себя Модерну во всех сферах и направлениях мышления и деятельности.

Модернизм — Постмодернизм

Форма — Антиформа

Цель — Игра

План — Случай

Иерархия — Анархия

Мастерство/логос — Исчерпанность/молчание

Метафизика — Ирония

Произведение/завершенность — Процесс/перформанс

Созидание/порождение целостности/синтез — Деструкция/деконструкция фиктивных целостностей

Порождение/причина — Отличие/различение/след

Определенность — Неопределенность