Владимир Малюгин - Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре

• Название: Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре
• Автор: Владимир Малюгин
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1971

---

— Давай сюда второго, — кричали из толпы. — Хватит, поцарствовали, ироды!

Тихий купеческо-монастырский городок зашумел, заволновался. На улицах и площадях то и дело вспыхивали митинги. На Базарной площади на телегу вкатили пустую бочку, и на нее один за другим поднимались ораторы.

— Беден язык человеческий! — утирая слезы, кричал один из ораторов в богатой шубе. — И я не знаю, как назвать великое совершившееся. Может быть, чудо? Я не знаю! Я знаю лишь, что в моей груди кипят радостные слезы…

Другой оратор вопил, размахивая руками:

— Граждане! Великое чудо свершилось на Руси. Христос воскресе!

Реальное в те дни напоминало муравьиную кучу, в которую бросили головешку. Что только не творилось в училище! Во всех классах громко кричали, отчаянно свистели. Со стен срывали царские портреты.

— Свобода! — кричали старшеклассники.

— Да здравствует свобода! — вопили однокашники Аркадия, и он вместе со всеми топал ногами, свистел, орал и выкрикивал это новое слово — «свобода».

Учителя пробовали угомонить своих воспитанников.

— Господа! Господа! — чуть не плача, повторял инспектор. Образумьтесь! Неужели вам не стыдно?

Голос инспектора тонул в общем гуле, но тот все старался перекричать своих воспитанников:

— Будьте же благоразумны! Я же говорил вам: надо быть угольком и распространять вокруг себя свет. Не за свое дело взялись, господа!

— К черту угольки! — вопили осмелевшие старшеклассники. — К черту свет! Да здравствует революция!

Занятия в училище были сорваны.

Из всего, что происходило в то время, ученики поняли одно: царя свергли, начинается революция, но что в этом хорошего и что происходит вокруг, реалисты толком не знали.

…Отшумели бурные февральские дни, поутихли восторженные голоса ораторов, кричавших о свободе. И все оказалось по-прежнему. Хотя царя и свергли, война продолжалась. В самом деле, власть как будто новая, а порядки оставались старыми: земля, лес, луга, говорят, переданы земскому управлению, а крестьяне опять ни при чем…

Арзамас стал каким-то строгим, суровым. Кошмовальная фабрика купца Жевакина не работала. В запустении стояли кожевенные заводы. По улицам, сгорбившись, двигались монахи и попы. Изредка проходили рабочие с озабоченными лицами.

В город все чаще приезжали из Нижнего новые ораторы, произносили речи о конституции, каком-то Учредительном собрании, о продолжении войны «до победного конца».

В реальном каждый день какие-нибудь новости. Старшеклассники, например, заявили, что они не желают больше заниматься у преподавателя французского языка, и все, как один, не явились на уроки.

В другое время за эту вольность влетело бы по первое число, но на этот раз директор училища только выразил «сожаление», что обстоятельства принудили учеников действовать явочным порядком, и заявил: «Повторение подобных явлений будет впредь невозможным, ибо верю, что нарождается новый и лучший строй школьной жизни».

И еще одна новость: педагогический совет училища одобрил создание ученических организаций и судов. Члены школьного комитета теперь имели право участвовать в обсуждении поведения и оценок учеников. Старые преподаватели реального сокрушенно качали головами: «Школа вышла на улицу. Улица вторглась в школу». Но что поделаешь — революция!

В Арзамасе создалась «Организация учащихся среднеучебных заведений». В реальном училище Аркадия избрали председателем классного комитета.

У «Организации учащихся среднеучебных заведений» вскоре появился печатный орган — газета «За свободу». Ответственным редактором ее стал Николай Николаевич Соколов, любимый учитель Аркадия.

В первом же номере, вышедшем 17 октября, новая газета обратилась к учащимся с призывом:

«Товарищи! Полно спать! Пора проснуться, оглянуться кругом и посмотреть, что делается около нас…»

Эту статью Аркадий прочитал перед классом.

С каким вниманием слушали его одноклассники, как загорались их глаза, когда он декламировал стихи о тех, кто боролся за свободу и погиб во имя счастья народа в грозный 1905 год:

Родина все брызги вашей крови
В свой шлем воинственный, рыдая, собрала,
Горстями полными по ниве разбросала,
И капля каждая героя родила.

Газета «За свободу», призывала к борьбе за новую школу, которая должна стать подлинным храмом науки.

Эта газета не была большевистской, хотя в составе редакционной комиссии находились люди, близко стоявшие к большевикам, сочувствующие им. В газете часто появлялись такие статьи и лозунги, которые не могли не тревожить врагов революции.

Тот, кто честен, силен духом,
В ком горит огонь святой,
За свободу для народа
Выходи на смертный бой!
Лучше смерть, чем царство рабства,
Лучше мертвым в битве лечь.
Все на бой за угнетенных!
Честь — наш панцирь, слово — меч.

В эти дни Аркадий почти все время пропадал у Соколова, жил у него по целым неделям, лишь изредка забегая домой. Он выучил наизусть большинство революционных стихотворений, которые печатал в своей газете Николай Николаевич. Он и сам пробовал писать их, но они не всегда получались.

В реальное нагрянули представители различных партий: эсеры, меньшевики, кадеты.

«Странное дело, — рассуждал Аркадий, — все говорят как будто об одном, но все по-разному».

И почему, в самом деле, так получается? Вчера на митинге выступал человек, эсером называется, и кричит: «Кто за землю и волю — сюда». Потом сказали, большевик выступит, а тот говорит: «Кто за мир и хлеб — сюда!» Вот тут попробуй и разберись!

Люди в котелках, цилиндрах и дорогих шапках визжат: «Да здравствует свободная Россия и война до полной победы!» А солдаты из госпиталя орут в ответ: «Хватит вошь кормить в окопах, нам Дарданеллы не нужны».

Кого слушать, кому верить?

Конечно, все бы объяснил классный наставник Николай Николаевич, но он какой-то хмурый ходит, озабоченный.

Спросил у него вчера:

— А ведь вправду, Керенский хороший человек, он за свободу, за народ идет, об этом все говорят?

А Николай Николаевич только прищурил глаз:

— Керенский? Не знаю‑с, Аркадий. Не видел, а потому ничего сказать не могу.

— А кто тогда, по-вашему, лучше — Керенский или Николай Второй?

— Не видел я, Аркадий, Керенского и Николая не видел, и кто из них лучше — не знаю!

Вот те и на! А кто же тогда знает?

Николай Николаевич, заметив его недоумение и растерянность, хитро подмигнул:

— А ты вот сходи деповских рабочих послушай. Они так говорят о Керенском и Николае: «Хрен редьки не слаще». И тянутся к большевикам.

Вот и опять это непонятное таинственное слово «большевик».

— А что это за люди такие — большевики? И как бы их увидеть. Ну хоть одним глазом.

Николай Николаевич улыбнулся:

— Почему же только одним? Приходи посмотри. Дом Волкова знаешь?

— На Сальниковой? Рядом с Духовным?

— Он самый. Там у большевиков клуб. Приходи!

— А с Митькой можно?

— Можно и с Митькой.

Про своего приятеля Аркадий спросил не случайно. Дело в том, что Митька окончательно разуверился в революции. Какая это, говорит, революция, если все по-старому. Только и радости, что закон божий отменили, да и то не совсем: кто хочет — ходи, а кто не хочет — бумагу неси от родителей, что они не возражают. А у Митьки очень даже возражают. Какой же прок Митьке от этой революции: ботинок новых никто не дал, а батька, как напьется, по-прежнему лупит его почем зря. Как и до революции.

Да, откровенно говоря, и ему, Аркадию, тоже не очень революция нравилась. Правда, закон божий можно не учить. Да красный бант на груди появился. А так все как было. Правильно Митька сказал.

Но весть о том, что живут в городе настоящие революционеры-большевики обрадовала Аркадия. И с тех пор он стал дни и ночи пропадать в небольшом темно-красном домике с балконом на Сальниковой улице.

Здесь верховодили ссыльные большевички Мария Валерьяновна Гоппиус и Софья Федоровна Шер.

«Так вот они, революционеры, какие бывают! — думал Аркадий. — Ничего-то, кажется, особенного в них нет, просто хорошие и смелые люди. И как я сразу не догадался? Ну и чудеса!»

На Сальниковую улицу в маленький деревянный дом Волкова, что совсем рядом с большим каменным зданием духовного училища, приходили рабочие с кожевенной и кошмовальной фабрик, солдаты из госпиталя, пленные австрийцы, выездновские крестьяне.

Мария Валерьяновна устраивала в клубе диспуты, вела агитацию среди солдат и рабочих, группировала вокруг себя кружок интеллигенции. С ними была и мать Аркадия, она тогда готовилась вступить в партию большевиков.

Наталья Аркадьевна многое передумала в эти дни, она ясно осознала, какая большая ответственность ложилась на нее и всех ее друзей. То новое, что принесла с собой революция, не могло не волновать и Соколова: он понимал, что теперь уже можно открыто воспитывать детей честными, смелыми, мужественными. В мае 1917 года Николай Николаевич вступает в большевистскую партию.