Сергей Чекмаев - Либеральный Апокалипсис

• Название: Либеральный Апокалипсис
• Автор: Сергей Чекмаев
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-61842-2

Что несут миру так называемые «либеральные» ценности? Скрупулезное соблюдение прав человека, невиданное развитие технологий, рыночную экономику или все-таки ужасы глобализации, потерю национальной идентичности, корпоративное право вместо законов, бездуховный мир «чистогана», подмену традиционных понятий искусственными построениями, которые лишь кажутся жизнеспособными?

Фонд «Взаимодействие цивилизаций» продолжает условную серию социальных антиутопий, начатую сборниками «Антитеррор-2020» и «Беспощадная толерантность». В новом проекте популярные российские фантасты и перспективные молодые авторы размышляют над вопросом: а что будет, если победу одержит не только доведенная до абсурда толерантность, но и воинствующий либерализм, ревнители которого в борьбе за права и свободы человека готовы пожертвовать абсолютно всем, не исключая самих прав и свобод.

---

— Вот видите — мнение квалифицированного специалиста, — напомнил врач своему пациенту. — А теперь послушайте, что о вас думают биологи.

Щелчок мышью, и на экране появилось другое лицо — мужское, бородатое. Этот мужчина прокашлялся и принялся вещать в микрофон скучным, монотонным голосом, словно читал лекцию, а не выступал на телепередаче:

— С точки зрения эволюции перед нами явный регресс. В первобытные времена выживали те люди, которые умели в случае опасности быстро убежать или хорошо где-нибудь спрятаться. И у них, как вы понимаете, было больше шансов завести потомство. А те, кто героически бросался на хищника или на врага из соседнего племени, понятное дело, жили недолго и родить детей тоже обычно не успевали. Так что Олега Серебрянского, разумеется, нельзя назвать нормальным человеком. Вот другие люди в том магазине бросились под витрины, побежали подальше от стреляющего. И в других подобных ситуациях люди всегда так реагируют — это нормально. А Серебрянский — дикарь.

— А теперь послушайте, что о вас думают наши духовные деятели… — на мониторе открылось новое окно, и кабинет врача заполнил истеричный женский голос:

— Гордыня — самый ужасный грех, какой только можно себе представить! А идти против судьбы, идти против высших сил, спасать тех, кому предназначено умереть, и убивать тех, кто мог бы еще жить, — это гордыня в высшей степени! Этот человек… нет, человеком я его не назову, это чудовище, этот монстр посмел вмешаться в судьбу других людей, вообразил, что имеет право решать, кому жить, а кому умереть! Простите, я не могу спокойно говорить об этом убийце, негодяе и грешнике, не могу!!!

Олег усиленно отводил глаза от монитора, но спрятаться от этого пронзительного, почти срывающегося на поросячий визг голоса он не мог, и еще несколько минут был вынужден слушать, какой он «ужасный грешник» и как возмутительно он себя повел во время стрельбы в супермаркете. Наконец, «специалистка по духовности» закончила свою речь, и врач закрыл видеофайл с ее выступлением.

— Ну что, теперь вы видите, что о вас думают люди? — по-прежнему мягко поинтересовался врач у Серебрянского. — Видите, как их много и как они все единодушны? Причем заметьте, это серьезные и уважаемые специалисты в разных научных областях и в религии, а не просто рядовые граждане. Хотя обычные люди по большей части тоже считают ваш поступок нечеловеческим — могу показать вам записи уличных опросов… Теперь вы понимаете, что совершили преступление?

— Я понимаю, что спас одну девушку от убийцы, — вздохнул Олег, поднимая на него глаза. Эту фразу он уже говорил — и когда его только схватила охрана супермаркета, и на допросе в полиции, и здесь, в больнице, когда психиатры на разные лады пытались добиться, чтобы он признал свою вину.

— Этот мальчик не был убийцей, — тоже тяжело вздохнул врач. — Он просто поссорился со своей девушкой. Ему было плохо, он хотел отомстить всем красивым женщинам вообще и сорвался… Вы не знаете, что творилось у него в душе — как же вы можете его осуждать? Ему было всего двадцать два года…

— Маленький мальчик, — невольно хмыкнул вполголоса Олег. Психиатр сердито поморщился:

— Да, по закону он был уже совершеннолетним! И что — от этого он перестал быть неопытным ребенком? Или, по-вашему, в двадцать один год еще можно не отвечать за свои поступки, а в двадцать два надо сразу же измениться?

— По-моему, — медленно и тихо произнес Серебрянский, — ни в каком возрасте нельзя убивать людей.

— Вот именно! А вы его убили! Не разобравшись в чем дело, почему он начал стрелять, что у него случилось… И вы нисколько в этом не раскаиваетесь, ни о чем не сожалеете!

— Жалею, — еще тише возразил Олег. — Жалею, что не сразу сообразил, что случилось, не сразу на него бросился. Может быть, я успел бы спасти и ту, первую девчонку.

— Почему вы вообще решили, что должны их спасать?

— Я не решал. Я вообще в тот момент не думал — это у меня само получилось.

— Значит, вы все-таки признаете, что действовали необдуманно, что пошли на поводу у своих низменных древних инстинктов?

— Я действовал так, потому что я — мужчина и обязан быть защитником.

— Ох, — врач закатил глаза, — а ведь вы точно дикарь, правильно о вас ученые сказали!.. Мало вам обвинения в убийстве, вы хотите, чтобы вас еще и за сексизм судили? Что это за разделения: мужчинам — драться, а женщинам — полы мыть? Вы же цивилизованный человек!

Серебрянский дернулся было возразить, что про женщин и мытье полов он не сказал ни слова, но сдержался: спор на эту тему мог затянуться и на час, и еще дольше, а ему сейчас больше всего хотелось вернуться в свою палату и ни с кем не разговаривать.

— Ну, подумайте сами, почему вы, совершенно посторонний человек, незнакомый с теми девушками, были им что-то должны? Ведь это же глупость! — продолжал убеждать его врач. — Если бы незнакомые люди сказали, к примеру, что вы должны им денег — вы бы что им ответили? Правильно, послали бы подальше. Почему же, когда речь идет не о деньгах, а о защите, вы думаете иначе?

— Потому что те, кто обязан был защищать покупателей, тоже спрятались за полками! — не выдержал и огрызнулся Олег. — Потому что охранники своих обязанностей не выполнили, пропустили в магазин ненормального с пушкой!

— А что они, по вашему мнению, могли сделать? Спрашивать каждого входящего в магазин, не собирается ли он стрелять? Или, может быть, обыскивать всех и отбирать законно принадлежащее им оружие? А еще — камеры везде расставить и смотреть, не достал ли кто-нибудь пистолет?

— Ну что вы, доктор, — усмехнулся Серебрянский, — как можно! Это же было бы ужасным нарушением прав, свобод и еще чего-то там! Если я так отвечу, вы мне еще и призывы к тоталитаризму пришьете!

— Да вам бесполезно что-то еще «шить», — вздохнул психиатр. — Вы без причины убили человека — это по-любому требует изменения психики, хоть с призывами, хоть без. И теперь я вижу, что вам действительно это нужно, раз уж вы так и не считаете себя виноватым. Андрей! — позвал он ждавшего за дверью медбрата. — Уведи больного к себе, беседа окончена!

Обратно в палату Олега вел все тот же ненавистный ему Лебедкин. Серебрянский делал вид, что разговор с врачом нисколько его не напугал, и вообще изображал равнодушного ко всему человека, но когда они проходили мимо выходящего в больничный двор окна, машинально повернулся в ту сторону и посмотрел на прогуливавшихся внизу пациентов. Медбрат, проследив за его взглядом, злорадно усмехнулся:

— Скоро сам точно таким же будешь! Там почти все — бывшие дикари, которым малость подправили характер. Были злыми и страшными, на людей кидались, не уважали чужое мнение, детей своих воспитывали… то есть психику им калечили… А теперь тихие и спокойные, врачей слушаются, слова резкого никому не скажут!

Олег с небрежным видом пожал плечами и отвернулся от окна. Разглядеть лица «подправленных» со второго этажа было невозможно, но он и так знал, во что превращается человек после этой процедуры. Пустые, ничем не интересующиеся глаза, робкие, опасливые движения, никакой жизнерадостности, никакой, самой слабой инициативы… Он не помнил, как дошел до палаты — просто вдруг обнаружил, что уже находится там, а за медбратом Андреем захлопывается дверь без ручки. Оставалось только плюхнуться на кровать и опять заставить себя лежать неподвижно и, хотя бы по возможности, ни о чем не думать.

— Все притворяешься? — голос Лебедкина громыхнул над самым ухом уснувшего пациента, и тот, вздрогнув, открыл глаза. — Я тебе ужин принес, не забудь поесть.

— Шел бы ты… — проворчал Олег и отвернулся к стене.

— Герой не в настроении? — ухмыльнулся медбрат, и Серебрянский снова перевернулся на спину, а потом решительно сел на кровати.

— Слушай, ты, — процедил он сквозь зубы, — скажешь еще хоть слово — получишь в торец. Мне терять больше нечего!

— Какие мы страшные! — фыркнул медбрат в своей обычной ехидной манере, а потом, совершенно неожиданно для Олега, понизил голос почти до шепота и добавил: — Завтра в семь тридцать тебя поведут на подготовку к процедуре. Будете идти мимо ординаторской у лестницы, дверь с синей табличкой. Тебе надо будет вырваться и вбежать в нее. Дальше я все сделаю сам.

Серебрянский, ничего не понимая, захлопал глазами: превращение вредного и циничного медбрата-садиста в заговорщика было столь внезапным, что он не сразу поверил его словам и некоторое время пытался понять, где в них скрывается подвох. Лебедкин, тем временем, подошел к тумбочке, поправил и без того ровно стоявший на ней поднос с ужином, а потом снова нагнулся к кровати Олега, одернув загнувшийся угол покрывала.

— Мне не сразу удалось все подготовить, — сказал он все тем же приглушенным голосом. — Но завтра все будет нормально. Главное — забеги в ординаторскую, а дальше я все устрою, и ты сбежишь.