Надежда Попова - По делам их

• Название: По делам их
• Автор: Надежда Попова
• Жанр: Фэнтези

Европа XIV века. История пошла другим путем. Одиозный «Молот ведьм» был создан на полтора века раньше, чем в реальной истории; Инквизиция появилась на сотню лет раньше, чем соответствующая организация в нашем мире. Раньше появились и ее противники, возмущенные методами и действиями насквозь коррумпированной и безжалостной системы. Однако существование людей, обладающих сверхъестественными способностями, является не вымыслом, а злободневным фактом, и наличие организации, препятствующей им использовать свои умения во зло, все-таки необходимо.

Кёльн, Германия, 1390 a.D. Благополучный город, редкие правонарушения, в местном отделении Инквизиции царит скука и праздность. Недавно переведенный в Кёльн следователь, изнывающий от безделья, хватается за первое подвернувшееся дело — необъяснимую смерть студента университета. Дознание, начатое от скуки, выводит его на след масштабного заговора.

Страница автора на СИ: http://samlib.ru/p/popowa_nadezhda_aleksandrowna/

Размещено в библиотеках Флибуста и Либрусек c согласия автора

---

Библиотека Кельнского университета приятно удивила его, разбалованного изобилием и вместе с тем выверенностью книжного собрания святого Макария; для начала, взгляд поражали размеры грандиозного зала, напомнившего своим видом увеличенную в масштабе мастерскую умельца академии Фридриха, с тем лишь различием, что, вместо хаотически набросанного на бесчисленные полки хлама и готовых вещей, на посетителя глядели столь же бессчетные корешки книг и упругие бока свитков, уложенных и выставленных в потребном порядке. Библиотекарь обнаружился тотчас же, возникши столь неожиданно и бесшумно, что невольно мелькнула мысль о том, что из холуев, прочей челяди и всевозможных обслуживающих персон академия при должном терпении могла бы, наверное, взрастить недурных наемников для щекотливых дел — любой из них, казалось, в крови имел умение неприметно и внезапно возникать и так же незримо пропадать в никуда…

— Чем я могу оказать помощь майстеру инквизитору, изволившему посетить наше хранилище мудрости? — поинтересовался библиотекарь с невообразимой смесью гордости за Alma Mater, снисхождения умудренного немалыми годами поборника убеждения «adulescentis est majores natu revereri»,[62] и крайнего почтения к чину незваного гостя.

— У вас чудесная библиотека, — не ответив, произнес Курт, видя проступающую на лице библиотекаря почти надменность.

— Лучшая в Германии, — подтвердил тот, спустя миг все же поправившись: — Из светских учреждений.

— Разумеется, — понимающе кивнул он и, ощутив греховный укол ревности, с тяжким вздохом лицемерного сочувствия договорил: — Академия святого Макария относится к заведениям скорее церковным; или, ближе, духовным. Однако, по меньшей мере, с первого поверхностного взгляда, ваше собрание книг лишь немногим малочисленнее.

Библиотекарь выпрямился, приобретя неуловимое сходство с традиционной статуей святого Франциска — природная проплешина служителя книгохранилища с лихвою заменяла собой святую лысину рукотворную.

— Книга не терпит поверхностных взглядов, майстер инквизитор; но, полагаю, уж вам-то сие известно более, нежели кому-либо, а что до многочисленности собранных томов, то и не в этом тоже суть — главенство за содержанием, кое и двумя малыми листами способно…

— Вы из монахов перешли на служение мирскому знанию, не так ли? — спросил Курт благожелательно.

Тот прервал свою набравшую стремительность тираду, проглотив последнее слово; будто уличенный в чем-то крамольном, библиотекарь скользнул глазами в сторону, переступив с одной ноги на другую, и утратил осанистость.

— Не счел более возможным пребывать у закромов познания, предпочтя переселиться ближе к окормлению оным, майстер инквизитор. Сохранив при том верность монашеским обетам.

А плешь все равно природная, невзначай подумал Курт, силясь не улыбнуться и даже нахмурив для этого брови; библиотекарь отступил назад, следя за изменениями в его лице.

— Похвальная забота о мирянах, брат, — вынес вердикт господин следователь, и тот едва не разразился облегченным воздыханием.

— Эти юноши, что проходят трудную стезю постижения искусств в сем заведении, давно именуют меня попросту Михелем; я не взыскиваю с них — пусть, сие не от злобности сердца, но, смею верить, от благорасположения ко мне и оттого, что принимают меня не как служителя, постановленного над ними, но как часть их жизни, а скорее, быть может, и часть самого университета, что в коей-то мере даже лестно, ибо…

— Это замечательно, брат Михель, — оборвал многоглаголивого служителя Курт, беря его под локоть и увлекая вглубь огромного зала, в лабиринт полок и этажерок. — Ко мне тоже вовсе не обязательно обращаться, именуя должность — вполне достаточно будет «брат Игнациус», ибо я не хочу принуждать столь почтенного мужа выговаривать «майстер Гессе» при обращении к человеку моих лет. А теперь — мне и в самом деле нужна ваша помощь в довольно сложном деле, которую, я надеюсь, вы окажете мне по мере сил.

— Все, что знаю, что смогу сказать, — подтвердил брат Михель с готовностью. — Если я могу помочь делу Святой Инквизиции, мой долг как благочестивого христианина и лица духовного в полной мере служить всеми своими…

— Спасибо, брат Михель, — прочувствованно поблагодарил Курт; поймав через плечо брата во Христе взгляд подопечного, оставшегося у двери, он легким движением головы велел следовать за ними чуть поодаль и вновь обратился к библиотекарю. — Первой моей просьбой к вам, брат, будет пожелание ни с кем предмета нашей беседы не обсуждать и вообще — не распространяться о том; все, мною спрошенное, и все ваши ответы — есть тайна проводимого Конгрегацией следствия, сиречь сведения неразглашаемые; вы ведь понимаете меня?

— Даже и поминать о том не следовало бы, брат Игнациус! — на грани с обидой произнес библиотекарь, так доверительно сжав его руку, что Курт невольно воскресил в памяти свои подозрения относительно иной причины замкнутости и нервозности покойного секретаря, хотя, надо сказать, более в невеселую шутку, нежели всерьез. — Неужто, вы думаете, я не понимаю, как важно блюдение тайны для ведомства столь особого, каковое является выразителем…

— Благодарю вас за столь чуткое понимание, — вновь прервал его Курт. — Тогда я перейду к вопросам последующим, а именно — вы знали секретаря ректора, Филиппа Шлага?

Брат Михель сокрушенно вздохнул, качнув головой, и уже сам потащил господина следователя к каменной скамье у стены меж двух полок, уходящих к потолку лестницей; усевшись подле миссионерствующего в миру, Курт ненароком высвободил руку из-под его локтя, чуть отодвинувшись.

— Да, да, — тяжко пробормотал книгохранитель, глядя в пол у своих ног. — Бедный мальчик, жаль, весьма жаль; он стремился к знанию, как мало от кого из его сверстников было возможно ожидать — весьма много времени он проводил за книгами сего угодного человекам и Господу заведения, в коем взращивается…

— Да-да, — не сдержался Курт, тут же поправившись: — Весьма жаль, вы правы, брат Михель. Я слышал о нем, что он, пусть и не блистал особыми талантами ума, но был юношей любознательным и имеющим тягу к рукописному слову. Вы, вероятно, не раз видели его вот так, за книгами…

— Да, не раз, и, Бог мой, каким увлеченным! Он словно бы глотал их, как глотают воду из прохладного ручья жарким полуднем, желая утолить ненасытную жажду — жажду к знанию! Хотя, по мне, если позволите мне высказать мое скромное воззрение на сей момент, ближе те, кои проводят за текстами время долгое, дабы от внимания не ускользали мелочи и детальности, от коих подчас зависит верное либо же ошибочное толкование прочтенного, ибо недостает лишь прочесть букву, не вникая в дух, в суть, в саму душу оной буквы…

— Неужто он читал так быстро? — подивился Курт. — Немногие способны одолевать книгу за книгой…

— И слава Богу! — теперь перебил библиотекарь, снова порывисто уцепив его за руку, и майстер инквизитор впервые взглянул на свое вынужденное ношение перчаток со стороны положительной, порадовавшись данному обстоятельству — ладони у бывшего монаха, судя по оставшимся на черной коже отпечаткам, были влажные и липкие. — И слава Богу! Ведь сие означает, что не всякий гонится за сомнительным достоинством уметь споро складывать одну букву к другой, а многие, хочу сказать — большие избирают чтение вдумчивое и неспешное, позволяющее увидеть невидимое и лишь запечатленное и меж строками, и в устроении слов, и в…

— Но, быть может, он просто высматривал в книгах нужное ему, пропуская остальное по недостатку времени, — продолжал Курт. — Уж не будьте так строги к бедняге.

— Да Господь с вами, брат Игнациус! — едва ли не с испугом проронил библиотекарь. — Ни в коей мере не желаю я осудить несчастного мальчика, покинувшего мир сей в цвете лет и сил своих; ибо сказано было Господом — «не судите, да не судимы будете», и я стараюсь блюсти заповеди, как то предписывает мне вера католическая и принятые мною еще в юности обеты, кои тем наипаче должны удерживать меня ото всякого греха, что, впрочем, не всегда удается по причине греховной сущности человеческой, а я есмь человек и ничто более того…

— Я и не желал вас обвинить в согрешении осуждением, брат Михаэль, всего лишь хотелось найти оправдание столь и впрямь невнимательному, как кажется, отношению к переложенному в письмо слову. Быть может, это был лишь поиск нужной цитаты или же сведения о том, чего не хватило ему услышать из уст преподавателя…

— Нет-нет, брат Игнациус, одно нельзя вменить несчастному — суетного увлечения тайнами мира сего; нет! Книги, а также и свитки, он избирал большею частью содержания душеспасительного, религийного; в совершенных подробностях этого не скажу, не знаю — я не занимаюсь выписками студентам требуемого им, этим ведает помощник мой, и он же переписчик — увы, недостает способных юношей, желающих посвятить свою жизнь столь трудному и утомительному занятию, как блюдение в целости этих ковчегов знания, а также умножению оных, на сей день только лишь один и выразил свое хотение обучаться сему под моим попечением. Но и он не довольно хорош еще для того, дабы копировать книги древние, важные — там требуется уверенная, опытная рука, а лучше, чтобы сим делом занимались каждый, как ему положено — миниатюрист, переписчик в общем, чтобы перенести на чистый лист, ожидающий своего часа, все в точности, с буквицами и изображениями, посему многие и многие труды все стоят на своих полках, не приумноженные, с каждым истекающим годом все более теряющие вероятность саму на то, чтоб быть донесенными до потомков наших…