Надежда Попова - По делам их

• Название: По делам их
• Автор: Надежда Попова
• Жанр: Фэнтези

Европа XIV века. История пошла другим путем. Одиозный «Молот ведьм» был создан на полтора века раньше, чем в реальной истории; Инквизиция появилась на сотню лет раньше, чем соответствующая организация в нашем мире. Раньше появились и ее противники, возмущенные методами и действиями насквозь коррумпированной и безжалостной системы. Однако существование людей, обладающих сверхъестественными способностями, является не вымыслом, а злободневным фактом, и наличие организации, препятствующей им использовать свои умения во зло, все-таки необходимо.

Кёльн, Германия, 1390 a.D. Благополучный город, редкие правонарушения, в местном отделении Инквизиции царит скука и праздность. Недавно переведенный в Кёльн следователь, изнывающий от безделья, хватается за первое подвернувшееся дело — необъяснимую смерть студента университета. Дознание, начатое от скуки, выводит его на след масштабного заговора.

Страница автора на СИ: http://samlib.ru/p/popowa_nadezhda_aleksandrowna/

Размещено в библиотеках Флибуста и Либрусек c согласия автора

---

Переписчик лежал все в той же позе — на левом боку у самой стены, явно провалившись в сон, не приходя в сознание; лицо было бледным, однако уже не столь почти бескровным, как час назад. Он зашевелился при звуках гремящих в замке ключей, а когда, скрипнув давно не смазанными за ненадобностью петлями, растворилась решетка двери, открыл глаза, глядя перед собой еще неосмысленно и мутно. Понимание всего, что происходит, подступалось медленно, отображаясь каждой мыслью в его взгляде, все более настороженном, после — испуганном и, в конце концов, почти паническом.

— Здравствуй еще раз, Отто, — вздохнул Курт, присевши на корточки напротив, и тот, вздрогнув, рывком подался вспять, втиснувшись в стену спиною и вцепившись в каменный пол пальцами, запачканными его засохшей кровью. — Поговорим? Наша прошлая беседа оборвалась как-то уж крайне невовремя.

Рицлер не отозвался ни словом, не шевелясь и лишь глядя на человека перед собой уже с неприкрытым ужасом; Курт, однако, ответа на свои слова сейчас и не ожидал.

— Ты понимаешь, где находишься? — продолжил он тихо, и на этот раз переписчик, кивнув, едва слышно выдавил:

— Да… понимаю.

— Понимаешь, почему?

Тот хотел снова кивнуть, однако, оцепенев на миг, лишь отчаянно замотал головой:

— Нет, я не понимаю… Я ничего не понимаю, почему я в Друденхаусе? Я не сделал ничего, чтобы заслужить такое!

— Тогда почему ты убегал? — возразил Курт, по-прежнему не повышая голоса. — Ты солгал, чтобы иметь возможность уйти в комнату, имеющую запасной выход, и бежал; ты не остановился, когда я велел тебе, и даже раненым все еще пытался скрыться. Отто, ты ведь неглупый парень, дураки в университете долго не держатся и помощниками библиотекарей не становятся; так скажи мне — неужто ты сам не понимаешь, что все это более чем подозрительно?

— Но я ничего не сделал… — начал переписчик, и он предупреждающе вскинул руку:

— Отто, не надо. Ты ведь понимаешь, что такие слова в этих стенах слышали не одну сотню раз. Понимаешь, что они для меня ничего не значат — это не подтверждение твоей вины, не свидетельство невиновности — ты будто вообще ничего не сказал. Это — как бессловесный крик, который не обозначает ничего. Соберись, пожалуйста, и — более я не желаю слышать этих слов; это — понятно?

Рицлер торопливо закивал, и Курт улыбнулся, отчего переписчик посерел совершенно.

— Хорошо. Просто уясни, что это сбережет нам обоим бездну времени — к чему произносить бессмысленности, а мне отвечать на них, если это все равно ни к чему не приведет… Итак, Отто, теперь, когда мы определили такое маленькое, но весьма немаловажное правило в нашем предстоящем разговоре, я буду задавать тебе вопросы, а ты — рассказывать мне о том, что меня интересует, и теперь я… по-доброму, Отто… прошу говорить мне правду. Мы договорились?

— Да, — кивнул Рицлер потерянно.

— Вот и хорошо. Тогда приступим. Я начну с самого простого вопроса. Почему ты пытался убежать?

Переписчик потянул носом, глядя мимо его лица, и ответил не сразу.

— Я… — тихо и с почти физически осязаемым усилием пробормотал Рицлер, — я… испугался…

— Это я как раз понимаю; но — чего?

Тот покосился на недвижных Ланца и Бруно за спиной майстера инквизитора, уронил взгляд в пол, дыша тонко и прерывисто, лихорадочно отирая покрытый испариной лоб пальцами, оставляющими на бледной коже грязно-красные полосы; Курт склонил набок голову, чуть повысив голос, но выговаривая слова по-прежнему спокойно.

— Отто, давай установим еще одно правило: ты не будешь молчать в ответ на мои вопросы. Это ведь тоже ни к чему; если ты молчишь, это означает, что ты измышляешь годящийся к случаю ответ, id est[66] — что? не намереваешься говорить правды. Итак, давай мы начнем сначала, и теперь будь любезен мне ответить. Почему ты сегодня пытался сбежать от меня?

— Я испугался, — повторил тот одними губами и, увидев его нахмуренные брови, поспешно продолжил: — Я думал, меня хотят обвинить…

— Кто? И в чем?

— Вы всё спрашивали о Филиппе, и я подумал… Вы так говорили, так намекали — я думал, вы пришли, чтобы меня обвинить в том, что я его убил! В университете говорят, — все быстрее и громче, захлебываясь в словах, продолжал переписчик, глядя в сторону, — что его отравили, что Инквизиция ищет отравителя, а вы все время так говорили, будто это я! Вы меня запугивали, и я поду…

— Неправда, — возразил Курт тихо, и тот оборвался на полуслове, царапая ногтями пальцы мелко подрагивающих рук, лежащих на коленях. — Здесь есть свидетель нашего разговора, который слышал каждое мое и твое слово; и это, Отто, неправда. Я не запугивал тебя, не предъявлял тебе никаких обвинений и не намекал ни словом ни на что подобное. Из чего ты мог вывести такое подозрение?

— Вы всё спрашивали… Вы говорили о том, что у него не было денег на комнату, а для меня были, и я подумал — вы меня обвиняете, что я убил его из-за денег!

Несколько мгновений Курт безмолвствовал, глядя на переписчика неотрывно и пристально; в том, что парень врал, причем не слишком ловко, он и не сомневался — проблема заключалась в том, что подобные истолкования событий допустимы в принципе, и Керн не преминет об этом заметить. А уж ректор и студенческий совет двери вынесут, докучая требованиями предъявить арестованному обвинение безотложно или освободить человека, взятого лишь за то, что его запугал некомпетентный следователь…

— И кто же в университете сказал тебе, что Филипп Шлаг был отравлен? — тщательно следя за голосом, спросил Курт, и переписчик, наконец, поднял к нему взгляд.

— Я не помню, клянусь, честное слово, не помню.

— Уверен? Отто, ведь слухи не носятся в воздухе, подобно пыли, они не безличны — слухи приносят люди; стало быть, хоть одного из них ты должен помнить. Итак, подумай и скажи мне: кто тебе рассказывал, что Инквизиция ищет именно отравителя?

— Я не помню, — с чувством повторил Рицлер шепотом, и теперь по тому, как это было сказано, по непритворно прямому взгляду было ясно, что на этот раз он сказал правду. — Просто слышал разговоры, вот и все, я вам клянусь, жизнью клянусь!

— В твоем положении клятва не слишком убедительная, — тем не менее, заметил Курт, и тот съежился, уже откровенно отирая слезы, марая лицо окровавленными пальцами. — Ну, пусть так, хотя для тебя это не слишком хорошо: поскольку я разыскиваю не отравителя, и Филипп Шлаг умер не от яда, твои объяснения остаются ничем не подтвержденными. Понимаешь это?

— Понимаю, — выдавил переписчик, — но что я могу сделать — я не могу вспомнить, от кого я услышал это.

— Хорошо, Отто, сейчас давай эту тему оставим, — заместив опорную ногу, Курт переменил положение, оставшись, однако, сидеть на корточках в шаге от него. — Давай лучше возвратимся к тому, о чем мы с тобою уже говорили сегодня; я ведь так и не услышал на свои вопросы вразумительного ответа, а посему мы начнем сначала; и теперь, сделай одолжение, правдиво. Итак, снова: сколь близко ты знал покойного?

Рицлер закусил губу, тщась смотреть ему в глаза и вновь в этом не преуспевая, распрямившись еще больше и втиснувшись в стену так, будто хотел раствориться в холодном пыльном камне.

— Я говорил правду — я его знал не ближе кого-либо из прочих студентов, — начал он, и Курт снова понял руку, оборвав:

— Уже ложь, Отто, а ведь мы с тобой договорились, что лгать мне ты не будешь. Измышляя обман, надо первым делом подумать, насколько он выходит правдоподобным, а ты не даешь себе труда даже на это; знать секретаря ректора не более любого другого слушателя университета — это попросту невозможно. Значит, Отто, ты лжешь. В такой мелочи — и уже неправда; в знакомстве помощника библиотекаря и секретаря нет ничего крамольного или подозрительного, это, я даже скажу, в порядке вещей, а ты почему-то решил этот факт утаивать. Почему?

Рицлер смотрел в пол у его ноги, кусая губу и не произнося не слова, лишь продолжая лихорадочно царапать дрожащие пальцы; Курт подался вперед, упершись коленом в пол, и опустил ладонь на его руки, сжав их так, что кожа перчатки, скрипнув, натянулась барабаном.

— Отто, — понизив голос, произнес он, глядя в исказившееся лицо переписчика, — ты снова нарушаешь правило номер два: не молчать. Мы ведь условились, верно? — он сжал пальцы сильнее, и переписчик зашипел, перекосившись, но не осмеливаясь высвободить руки. — Я повторю вопрос, и ты ответишь на него — немедленно и правдиво. Скажи мне, пожалуйста, отчего ты решил скрывать свое близкое знакомство с Филиппом Шлагом?

— Я… — выговорил тот, кривясь от боли, — все потому же, чтобы меня не заподозрили в убийстве, чтобы не подумали, что это я его убил…

— А это ты? — тоже почти шепотом спросил Курт, и Рицлер вскинул к нему дрожащий взгляд, замотав головой.

— Нет! Я его не убивал, клянусь вам, чем хотите, это не я!