Роберт Шекли - Новые Миры Роберта Шекли. Том 1

• Название: Новые Миры Роберта Шекли. Том 1
• Автор: Роберт Шекли
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-88132-160-Х

В первый том вошли сатирический роман «Драмокл: Межгалактическая мыльная опера», повествующий о попытках царя Драмокла найти свою судьбу, сюрреалистическая повесть «Майрикс», а также остроумные и яркие юмористические рассказы разных лет.

Содержание:

Театр одного мастера, С. Славгородский

Драмокл: Межгалактическая мыльная опера, роман (перевод И. Васильевой)

Так люди этим занимаются?

Я вижу: человек сидит на стуле и стул кусает его за ногу (перевод В. Серебрякова)

Майрикс, повесть (перевод С. Трофимова)

Червемир (перевод О. Васант)

Так люди этим занимаются? (перевод А. Нефедова)

Песнь звездной любви

Тем временем в Баналии… (перевод И. Васильевой)

Голоса (перевод В. Серебрякова)

Желания Силверсмита (перевод А. Нефедова)

Утерянное будущее (перевод В. Серебрякова)

Мисс Мышка и четвертое измерение (перевод А. Нефедова)

Долой паразитов! (перевод А. Нефедова)

Роботорговец Рекс (перевод А. Нефедова)

Песнь звездной любви (перевод В. Серебрякова)

После этой войны другой уже не будет (перевод О. Васант)

Вселенский Кармический банк (перевод А. Нефедова)

Весточка из ада (перевод В. Серебрякова)

Гибель Атлантиды (перевод В Серебрякова)

Божественное вмешательство (перевод В. Серебрякова)

---

— Какой подъем! Какое красноречие! И какой праведный тон! — рассердился я. — Нет, черт побери! Мы прекрасно знаем, что у нашего мира есть поверхность, вот только мы можем обнаружить ее не иначе, как проткнув насквозь! Но тогда, правда, уже некому будет рассказывать о результатах опыта.

— По зрелом размышлении трансформации, которые имеют место на «истинной поверхности», как мы их называем, «прорыв/сокращение», или β, все же не являются достаточным доказательством наличия реальной поверхности. Да, в быту, для правильного расчета направления туннелей нам необходимо считать, что она как бы есть. Но это всего лишь психологическая конструкция, причем довольно искусственная. Мы, философы, никогда не допускали даже мысли о реальном существовании «истинной поверхности».

— Это что-то новенькое, — сказал я. — О чем же вы допускали мысль?

— По наиболее распространенной теории, наш мир имеет псевдоповерхность, некоторые еще называют ее воображаемой поверхностью. С математической точки зрения псевдоповерхность имеет полное право на существование, совершенно независящее от того, существует ли на самом деле так называемая «истинная». И для некоторых математических функций она просто необходима.

— Я что-то не вижу разницы между твоими «псевдо» и «истинной» поверхностями, — сказал я. — Ты же просто жонглируешь красивыми терминами, обозначающими одно и то же.

— Ни в коей мере. Термин «псевдо» как раз указывает на абстрактность явления.

— Да что за чертовщину ты несешь?

— Дитя, псевдоповерхность абстрактна, потому что ты не можешь исследовать ее эмпирическим путем. Любой твой эксперимент в этом направлении закончится гибелью, как только ты пробьешь эту неисповедимую псевдоповерхность насквозь. Если ты, конечно, вообще понимаешь, о чем я говорю.

Во время этой речи вибрации Клауса звучали помпезно и выспренно. Сам себя он называет Трансцендентальным Прагматиком. А я думаю, что он просто демагог. Иногда мне кажется, что, когда Клаус начинает воздвигать храм своих постулатов, краеугольным камнем ему служит «ничто». О тех, кто предпочитает форму содержанию, у нас говорят: «Он себе туннель языком выроет».

Итак, Клаус представляет собой довольно известный тип философа. Но если даже он не способен принять мое предположение как постулат, так чего же ждать от остальных? Кроме тех, конечно, кто верит всему подряд, но вряд ли мне будет интересно общаться с ними.

— Да ты просто уперся и не хочешь обсуждать мою гипотезу, — сказал я. — Концепция поверхности нам необходима! Ради Червегоспода, червяче, оглянись — мы проводим всю жизнь, роя туннели, а ты хочешь доказать мне, что это лишь иллюзия!

— А ты когда-нибудь видел поверхность туннеля? — холодно провибрировал Клаус.

— Ну хорошо, снаружи не видел. Любой знает, что, случайно пробив стенку, мы погибаем. Но также любой знает и то, что если он лежит в туннеле, то этот туннель имеет поверхность.

— О да? Слыхали. «Пока червь червоточит, мир не перевернется». Расхожие сентенции! — продолжал Клаус в своей раздражающей манере. — Мы можем навоображать себе все что угодно, но пока над практическими доказательствами преобладают косвенные, суть вопроса определить со всей достоверностью невозможно. «Да, я согласен, некоторые из этих косвенных доводов имеют достаточно прочную основу» — как сказал один философ, когда врезался в грань кристалла, которого, по его теории, не существовало.

Я послал ему короткую серию благодарственных вибраций — эту шутку я уже слышал, и не раз!

— Ну хорошо, оставим на минутку истину в стороне, — продолжал Клаус, — и примем как постулат, что неопределимая псевдоповерхность все же где-то имеет реальное воплощение. Ты хочешь, чтобы я представил себе, что во Вселенной существуют объекты, которые можно измерить. Очень хорошо. Это не так сложно вообразить. Но ведь ты требуешь, чтобы я добавил к этому твердых трехмерных существ, живущих на поверхности своей планеты.

— Да, такова моя конструкция.

— Пусть так, — коротко ответил Клаус, но в его вибрациях сквозили иронические обертоны. — Пусть так. Но тогда это очень странные существа. Ты поставил их в условия, в которые попадает червь, пробив поверхность. Причем не на мгновение, которого нам с тобой хватило бы, чтобы погибнуть, а на всю жизнь.

— А почему бы нам не ввести специально для них закон природы? — предложил я.

— Но зачем? — спросил Клаус. — Любая гипотеза должна совмещать в себе занимательность с поучительностью. К чему создавать беспочвенную фантазию, отрицающую весь наш жизненный опыт? Твои гипотетические поверхностные существа, мой мальчик, живут по законам крайне капризным, фривольным и неприятным для любого существа во Вселенной.

Я отвибрировал пожатие плечами:

— О'кей, Клаус. Оставим это.

— Уж слишком странным должно быть существо, живущее на поверхности сфероида, — с высокомерным удовлетворением ответил он, — и оно, и законы, которые им управляют.

Я поспешил удалиться. Пусть себе вибрирует в одиночку, если уж он по рассеянности впал в спиральное повторение.

Теперь ты видишь, чего можно ожидать даже от самых просвещенных червей. Думаю, мне все же придется сохранять наше с тобой общение в тайне от всех. Ну, может, разве что расскажу Джилл. Это моя девушка. Конечно, мы еще только приглядываемся друг к другу и до сих пор невзаимопоглотились. Ах ну да, если бы это уже произошло, то ты бы этого не знал, ведь меня бы уже не было!

Не могу думать ни о чем, кроме того, что ты сообщил мне в последний раз. Я попытался создать себе твой зрительный образ ты весело ползаешь вокруг своего «сфероида, неправильной (сплющенной на полюсах), но до скуки постоянной формы» — как ты его сам назвал. Я наслаждался, дразня себя заманчивыми видениями твоего удивительного мира — места, где разумные существа не только могут позволить себе двигаться по поверхности сферы, да еще и видя куда — если бы только это! — но, мало того (чудо из чудес!), вы можете позволить себе вступать друг с другом в физический контакт без обязательного взаимного смерть/разрушения.

Я прав? Потому что только этим я могу объяснить твое сожаление по поводу того, что мы с тобой не можем встретиться «лицом к лицу», что в вашем мире является обыденным.

Да, конечно, откуда тебе знать, что, когда мы, черви, говорим о встрече «лицом к лицу», мы имеем в виду только одно: брачно/оплодотворяюще/смертельный акт. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы это случилось со мной (поправь меня, если я неправильно понял твои секс/смерть мыслеобразы).

Я догадываюсь: ты подразумевал дружеское, несексуальное, нераздражающее общение в смежном пространстве, где мы можем даже прикасаться друг к другу сколько захотим без взаимного мгновенного смерть/разрушения.

Если мои предположения верны, то для вас, людей, подобный порядок вещей — нормален (не говоря уже о его возможности).

И если это действительно так, то мне просто выть хочется. Честно говоря, твои рассказы о мире, в котором ты живешь, другим червям показались бы полным абсурдом. Я-то тебе верю. Что ж, пойду поброжу, попробую придумать хоть какой-нибудь способ поделиться тем, что ты мне рассказал. Хоть с кем-нибудь.

Червемир находится между ядром и поверхностью нашей планеты. Старая материя разрушается, новая создается, и между ними — в зоне стабильности — живем мы, черви. Эта промежуточная зона строго ограничена и никогда не изменяется. Наш мир создает материю, причем в определенном режиме, а мы поглощаем ее в процессе едо/ройства. Таким образом, наша популяция самолимитируется, сокращаясь при пере-едании и увеличиваясь при недо-едании.

Жизнь вообще имеет тенденцию сохраняться в любых, даже самых диких условиях, не так ли, Роберт?

Последнее время нас здесь так много, что не протолкнешься. С трудом найдешь место, чтобы выписать «восьмерку», не говоря уже о других, более сложных фигурах. Похоже, ожидается большой смерте/исход.

Один из наших самых радикальных мыслителей утверждает, что в мире существует вообще только Один Червь, грезящий о самом себе, скитающийся по анфиладам туннелей; мчащийся с такой скоростью, что встречает сам себя в некоей точке пространства/времени, самоуничтожается и возрождается к жизни вновь; бессмертный, в круговороте смертей и рождений, реальности и ирреальности. Вся наша цивилизация, культура, законы, само наше существование — всего лишь его сон. Этот Про-Червь сам вводит себя в заблуждение, укрепляя себя в вере, что он — множество, и, когда наконец его вера достигает твердого убеждения, он начинает бороться с ней, уверяя себя, что он — Един.

Безопасность в Червемире увеличивается по мере приближения к ядру, и поэтому нижние уровни буквально источены. По мере того как спускаешься, лабиринт все больше и больше запутывается, причем без всякой системы. Но тот, кто отважится двинуться глубже, если он удачлив и хорошо умеет обходить ловушки, имеет шанс найти путь к Сердцевине — внутреннему району, где кончаются червоточины и идет бесконечный процесс сотворения материи. Лишь считанные черви умудрились проникнуть в Сердцевину. Они ползли вперед, и туннели смыкались за их хвостами (ибо реакции замещения там идут чрезвычайно быстро). Нам не осталось ни знака, ни слова об их путешествиях, ибо не осталось стен, на которых они могли их запечатлеть. Так они ушли, не оставив о себе памяти, и пребывают ныне в Эдеме.