Марина Дяченко - Ведьмин век

• Название: Ведьмин век
• Автор: Марина Дяченко
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-02748-3

В этом мире сочетаются обыденность и миф. Здесь ведьмы танцуют в балете, а по улицам города бродят нави — злобные и несчастные, преследуемые жестокой спецслужбой «Чугайстер». Когда крах неизбежен, когда неминуема катастрофа, кто поверит в новую любовь, такую невозможную по обывательским меркам?

---

Сухощавый остановился перед Ивгой. Ивга через силу подняла глаза — будто решаясь на тягостную, но необходимую медицинскую процедуру. Поймав ее затравленный взгляд, чугайстер хищно подался вперед, его глаза ухватили Ивгу и поволокли в невидимую, но ясно ощущаемую пропасть — но на полпути разочаровано бросили, будто мешок с тряпьем.

— Ведьма, — сказали губы сухощавого. Вернее, собирались сказать, потому что в ту же секунду тесное пространство салона прорезал крик.

Та, что сидела рядом с Ивгой, женщина в теплом свитере, кричала, и ее голос ввинчивался в уши, нанизывая на себя, как на вертел. Отшатнувшись в сторону, Ивга почти упала на мосластого парня.

Бескровное лицо, наконец-то вынырнувшее из серого воротника, было перекошено ужасом; изможденные руки, которыми женщина пыталась заслониться, казались когтистыми птичьими лапами:

— Н-нет… Не…

Двое, выступившие из-за спины сухощавого, уже тащили упирающуюся женщину к выходу; вслед за ними по обмершему, парализованному криком автобусу полз шепоток: нявка… нава… навь… нявка…

Сухощавый помедлил. Снова искоса взглянул на Ивгу; провел пальцем по губе, словно стирая прилипшую крошку. Постоял, будто раздумывая — и двинулся к выходу. Нявка… здесь… в автобусе… нявка, — бормотали возбужденные, слегка охрипшие голоса.

В двери чугайстер обернулся:

— Наша служба благодарит вас за искреннее содействие, проявленное при задержании особо опасного существа, именуемого навью. Счастливого пути…

Не желая смотреть, Ивга все же повернула голову и взглянула в окно.

Та, что еще недавно сидела с ней рядом, все еще кричала, только крик стал глуше, и толстое автобусное стекло смогло почти полностью его поглотить. Нявка стояла на коленях, на обочине, и неестественно огромные глаза были подернуты пеленой ужаса. Широко разевался рот; Ивге казалось, что она слышит, как вместе с криком вылетают слова бессвязной мольбы.

Сухощавый и двое его сотрудников неторопливо окружили нявку, сделав ее центром равностороннего треугольника; их выброшенные в стороны руки на мгновение соприкоснулись — будто чугайстры собрались завести вокруг своей жертвы хоровод. Нявка закричала с новой силой — в этот момент автобус тронулся.

За окном плыли деревья и отдаленные покатые крыши; через несколько минут Ивга поняла, что сидит, навалившись всем телом на мосластого парня, и тот не решается ее отстранить.

В автобусе говорили все разом; плакал ребенок. Кто-то громогласный изливал свои впечатления грязной, площадной бранью, кто-то хихикал, кто-то весело смеялся; большинство возмущались. Что нявок стало слишком много. Что служба «Чугайстер» ловит их слишком медленно. Что отлов нявок в общественных местах безнравственен, все равно что отстрел бродячих собак на детской площадке. Что власти бездействуют, налоги идут в никуда, и город вот-вот захлебнется в нечисти: нявки, да вот еще ведьмы…

— Простите, — сказала Ивга мосластому парню. Парень глупо улыбнулся.

Кресло справа от Ивги пустовало; над ним на багажной полке покачивался аккуратный полиэтиленовый пакет. Его хозяйки сейчас наверняка нет в живых.

Впрочем, ее нет в живых уже достаточно давно. Нявку нельзя убить — она и без того мертва; нявку можно лишь выпотрошить, уничтожить, и чугайстры знают в этом толк…

Ивга видела. Однажды. Чугайстры не смущаются ничьим присутствием и не боятся никаких свидетелей; в их откровенности есть что-то непристойное. Обычно они не уводят жертву дальше, чем за угол соседнего дома; прямо на улице, прямо во дворе они справляют ритуал, который уместнее было бы проводить в безлюдном подземелье. Даже дети становятся иногда свидетелями танца чугайстров — а ночью мочат простыни, доставляя родителям множество тревог и неприятностей; чугайстры убивают нявку, танцуя. Танец опутывает их жертву невидимыми сетями, душит и опустошает; нявку после дематериализации Ивга тоже видела. Вернее, могла бы увидеть — но испугалась, не стала смотреть…

Под самым окном проплыли согбенные плечи спешащего по своим делам велосипедиста. Ивга сглотнула; по сравнению с чугайстрами инквизиция представляется почти что Дед Морозом. Добреньким таким старичком, который сперва раздает подарки паинькам, а потом в освободившийся мешок сует прочих, непослушных…

Мосластый парень, возомнивший, вероятно, что, подержав Ивгу на своих коленях, приобрел на нее некоторые права, вдруг разудало подмигнул. Ивга с отвращением отвернулась.

* * *

Клавдий никогда не гонял машину. Даже теперь, на пустынной загородной трассе, он не летел сломя голову, как требовали того нерастраченные силы «графа». Он просто ехал — неторопливо, хоть и не слишком медленно; в дороге следовало отдыхать, а не развлекаться. Острых ощущений Великому Инквизитору хватит и без гонок, а в последнее время даже с избытком…

Он привык доверять своей интуиции. Если неприятное, но рядовое, в общем-то, событие отзывается смутной тревогой, которой давно пора бы рассеяться, а она все не проходит — значит, надо попытаться эту тревогу осознать. Откуда?..

Клавдий ехал сквозь реденький утренний туман, и на сидении рядом с ним ехала наполовину пустая пачка тонких дорогих сигарет. Клавдий курил, выставив локоть в окно; сбоку на ветровом стекле лепилась картинка: озорная девчонка на помеле, с развевающимся по ветру хвостиком, с игриво обнаженной ножкой, с обаятельными ямочками на розовых щеках…

Клавдий купил картинку в прошлом году, с лотка. Выбрал среди вороха смеющихся ящериц, крокодилов, роботов, голых фей, бородатых магов; среди покупателей он был единственным взрослым, прочие — мальчишки…

На секунду оторвав взгляд от пустой дороги, он увидел собственное отражение в лобовом стекле. Размытое и бледное, как привидение, с неприятной улыбкой на тонких губах. Предрассудки…

Кому, как не ему знать о запутанной сети предрассудков, издавна вьющейся вокруг ведьм. Кому, как не ему, видеть мощные корни всех этих смутных страхов; если бы Юлиан Митец знал о ведьмах то, что по долгу службы знает Великий Инквизитор, он сжег бы Ивгу прямо на лужайке своего дома. На костре для пикников…

Нет, и все-таки. Что за цепь событий застряла в памяти, не желая показываться на поверхность — но и забываться тоже не желая? Откуда ощущение опасности, предчувствие беды?..

Собственно, девчонку не следовало отпускать. Просто неохота было устраивать безобразную сцену насилия на глазах у двух идеалистов — старого и молодого. Стыдно показывать давнему другу профессиональное умение выкручивать руки… Молодой девушке, успевшей сделаться для них не чужой. Почти своей, почти родной…

Он болезненно поморщился, вспомнив, как плакал Назар. Забившись в угол, безутешно и по-детски. И как неуместны оказались жалкие попытки лекции на тему «Ведьма — тоже человек»…

А вот Юлиан — тот определенно обиделся. В конце концов, друг вправе ждать от друга помощи в трудную минуту, помощи, а не отвлеченных рассуждений. И он, Клавдий, мог-таки оказать эту помощь — рассказать Назару несколько случаев из практики, чтобы он, вчерашний влюбленный, явился к костру со своим поленцем…

Дорога повернула; Клавдий притормозил. На обочине стояла машина чугайстров — светлая, с желто-зеленой мигалкой на крыше.

Он утопил в пепельнице догоревшую сигарету и согнал с лица невольно проступившую брезгливость. Двое здоровенных мужиков паковали в пластиковый мешок нечто, недавно бывшее нявкой; третий стоял у дороги и тоже курил. Зеленый «граф» интересовал его не больше, чем на глазах редеющий туман.

Клавдий подавил желание остановиться. В конце концов, служба «Чугайстер» никогда не вмешивалась в дела Инквизиции; кем бы ни была та несчастная, останки которой сейчас складывают в мешок, прежде всего она была нявкой, ходячим трупом, существом, несущим смерть…

Его передернуло. Машина с мигалкой и люди на обочине давно остались позади, а он курил и курил, и шарил в ящичке, на ощупь разыскивая новую, от себя же припрятанную пачку.

(Дюнка. Июнь)

— …Не спрашивай, по ком ползет муравей. Он ползет по тебе.

Песок был странного цвета. Ярко-желтые пятна чередовались со светло-серыми, твердая корочка, оставшаяся после реденького вчерашнего дождя, послушно ломалась под босыми ногами, и в ямках-следах хозяйничали муравьи. Смирные, черные, некусачие.

— …на тот берег?

Дюнка улыбалась.

По-видимому, все это когда-то уже с кем-то случалось. Слишком знакомо подавался под пятками теплый песок. Пахло водой и лозами.

— Как хорошо, — сказал он удивленно. — Слушай, просто здорово, а?

(Его хваленая интуиция молчала, будто глухонемая.)

Дюнка подкалывала волосы. Его всегда удивляло, как можно внятно разговаривать, держа во рту полдесятка шпилек:

— Так поплывем или нет?