Борис Поршнев - О начале человеческой истории

• Название: О начале человеческой истории
• Автор: Борис Поршнев
• Издательство: «ФЭРИ–В»
• Жанр: Биология
• Год: 2006
• ISBN: 5–94138–004–6

Впервые представлена в полном, не урезанном виде концепция антропогенеза (происхождения человека), выдвинутая профессором Борисом Фёдоровичем Поршневым (1905–1972).

Эта Книга, стоившая жизни её автору, знаменует начало полного пересмотра всех наук о человеке, сравнимого лишь разве что с коперникианской революцией в астрономии.

Официальная антропология оказалась неспособной воспринять идеи Поршнева. Ибо сама эта «наука о человеке», к сожалению, занималась и занимается преимущественно второстепенными вопросами и даже откровенной ерундистикой, она «не приметила» самого главного, а потому так и не смогла ответить на вековечный «вопрос всех вопросов»: как именно, как конкретно, как на самом деле произошёл человек? Исчерпывающий доказательный ответ на этот вопрос дал великий русский учёный Борис Фёдорович Поршнев.

Для философов, социологов, психологов, лингвистов, для самого широкого круга читателей.

Книга выходит при финансовой поддержке фирмы «Марков. Издательский дом».

---

Обидно ли, унизительно ли для наших предков «трупоядение»? Термин этот окажется не имеющим смысла, если вспомнить, что есть не труп вообще невозможно, разве что сосать из вен живую кровь или паразитировать на внутренних органах. Поедание нами мясной пищи является тоже своего рода трупоядением — поеданием мяса животных, убитых не нами, а где-то на бойне, может быть в другой части света, откуда «труп» везли в рефрижераторе. Не всё ли равно, кто и как прервал жизнь животного, тело которого поедается человеком (мы пока отвлекаемся от санитарно-гигиенической стороны).

Что касается запаха, вида, вкуса, то недозволительно вносить в палеонтологическое исследование критерии или мотивы не биологического плана. Однако ниже будет показано, что экология троглодитид вовсе и не требует обязательного представления об использовании значительно разложившегося, «испорченного» мяса крупных животных.

Зоология широко пользуется терминами «падальщики», «падаль». Есть немало воздушных и наземных плотоядных видов, специализированных на отыскании и поедании падали или практикующих это наряду с другими путями питания. Однако термин «падаль» в обиходном употреблении несёт смысловые оттенки то охотничье-этического, то санитарно-гигиенического, а то и просто бранного характера. Но нам надо с самого начала избавиться от этих туманных оценочных значений.

Если один охотник убил, но не нашёл дичь, а нашёл её другой через какое-то время, то скажут, что он нашёл падаль. Если же её нашёл через такой же промежуток времени тот охотник, который убил, скажут, что он нашёл свою добычу, но не падаль. Легко видеть, что эти оценки ничуть не касаются объективного состояния трупа. Если из стаи волков, преследующих добычу, один раньше других успел умертвить её, никто не скажет, что остальные ели падаль. Словом, когда известно, кто убил, слово падаль не употребляется, когда убийца или причина смерти неизвестны — употребляется. Люди вовсе не брезгуют мясом животного, павшего не от человеческой руки: дичь, добытая дрессированными соколами, беркутами, ястребами, как и затравленная собаками, охотничьими гепардами или другим живым оружием охоты, это охотничий трофей, добыча, а не падаль. Но если такой трофей, умерщвлённый другим хищником, найден в природе, его не принято брать в пищу.

В значительной степени такое отношение к убитому и найденному животному объясняется существующими с первобытных времён запретами, поверьями и т. д. Однако слово труп вызывает неосознанные ассоциации с разложением трупа или с трупным ядом. Живой организм многих плотоядных защищён от вредных химических агентов, от трупного яда противоядиями, и мы не можем исключить этого для троглодитид. То же относится к возможности безвредного переваривания продуктов разложения мяса. Но надо полагать, что наши далёкие предки не хуже других животных распознавали без всяких отвлечённостей и табу, что брать в рот, что нет. В подавляющей части случаев свежая падаль не содержала для них никакой угрозы.

Итак, стряхнув некритическое употребление слов, мы можем подойти вполне спокойно к рассмотрению вопроса о последовательных этапах эволюции плотоядения в истории семейства троглодитид.

Зоологи не всегда достаточно ясно разграничивают понятие «плотоядные» и «хищные» виды. Но «плотоядные» — это общее (родовое) понятие по отношению к частному — «хищные». Плотоядные — это питающиеся в основном мясной пищей (в отличие от питающихся в основном растениями — растительноядных, или фитофагов), независимо от того, как они эту мясную пищу добывают. Хищными следовало бы именовать тех из них, которые добывают её убийством. Чтобы усвоить разницу, надлежит вообразить себе ситуацию, когда в каком-то фаунистическом комплексе нет вообще ни одного хищного вида в указанном ограниченном смысле. Что же, животные перестанут умирать? Нет, они смертны, количество смертей в точности равно количеству рождений: всякая родившаяся особь умрёт. Непосредственные причины и обстоятельства смерти могут быть очень разными. Вся накопленная за жизнь биомасса (объём живого вещества) всех видов, составляющих этот фаунистический комплекс, конечно, не пропадёт, а будет кем-то потреблена. Ею воспользуются разные плотоядные живые существа, которые не являются хищниками в указанном смысле, т. е. убийцами: черви и насекомые, птицы и звери. Их всех, если угодно, можно называть трупоядными (некрофагами — «поедателями покойников»). Однако будем помнить, что сказанное о противопоставлении «трупоядных» — «хищникам» условно. Нетрупоядными, строго говоря, являются только паразиты. Но можно оставить термин «трупоядные», подразумевая под ним «плотоядные не хищники». А так как термин «хищные» в свою очередь имеет и расширительное значение в зоологической морфологической систематике, то для экологических целей лучше всего было бы говорить: «плотоядные — убийцы» и «плотоядные — не убийцы».

Первая группа плотоядных — убийцы — должна обладать совершенно особой морфологической, нервной, функциональной приспособленностью к своей роли, какая не требуется второй группе. Приспособление пищеварительной системы к потреблению мяса — это в филогении совсем не та же трансформация, что приспособление когтей и клыков, дистантной рецепции и моторики к преследованию и умерщвлению жертвы. Это две весьма различные биологические трансформации. Можно представить себе их появление у хищников-убийц в разном порядке, но невозможно вообразить одновременность двух столь различных преобразований. В самом деле, природа знает немало видов убийц, которые вовсе не плотоядны, т. е. не являются пожирателями своих жертв, — это убийцы, вооружённые смертоносными средствами ради самообороны, межвидовой конкуренции и т. д. Среди них в грандиозно долгом процессе адаптации и естественного отбора сложились и некоторые виды, у которых к этой функции убийства прибавилась совсем другая — поедание своих убитых жертв, т. е. развился биохимический и морфо-функциональный аппарат плотоядения. И наоборот, были трупоядные формы, давно адаптировавшиеся ко всем биохимическим и морфо-функциональным требованиям питания чужим мясом, у которых опять-таки в долгом процессе отбора сложилась ещё одна система — комплекс приспособлений к функции и образу жизни убийцы. Но чтобы обе столь различные и несхожие системы сложились сразу, одновременно — это было бы равносильно чуду.

В филогении всего отряда приматов до появления семейств троглодитид и гоминид элементы плотоядения слегка проглядывают тут и там — они не абсолютно чужды биологии этого отряда. Но всё же эти элементы лишь едва проступают, они не более чем слабый добавок к растительноядности. Впрочем, зубная система приматов позволяет относить их к всеядным. Единственным исключением является небольшой южно-африканский зверёк галаго из числа полуобезьян (лемуров) — настоящий хищник, соединяющий в себе и плотоядного, и убийцу по основному образу жизни и питания. Проследить его специфическую филогению трудно, но, во всяком случае, он представляет собою чрезвычайное отклонение от характеристики образа питания обезьян в целом. Обезьяны не прочь полакомиться и насекомыми, и ящерицами, и мелкими животными, овладение которыми не требует сложных охотничьих приёмов. Изучение экологии павианов засвидетельствовало, что наряду с основной растительной пищей ничтожную, но уловимую роль в их рационе составляет охота на зайцев, мартышек, детёнышей газелей; здесь, как видим, на поверхность выступают следы какого-то древнего комплекса, таящегося в генетическом фонде приматов, роднящего кое-что в павианах с упомянутым галаго: плотоядение — убийство, впрочем, при отсутствии специальных морфологических приспособлений для умерщвления мало-мальски крупных зверей. Отмечено, что павианы, по-видимому, избегают падали (впрочем, это может быть и следствием того, что она привлекает и опасных для них хищников) и не питаются остатками добычи крупных хищников, — может быть, из-за отсутствия средств обезопасить для себя территориальное соседство с последними[336]. Павианы, однако, как уже отмечалось, в родословном древе приматов стоят весьма далеко в стороне от троглодитид и гоминид. Что касается антропоидов, плотоядение у них выражено крайне слабыми признаками. Что всё же примечательно, так это опыты с повреждением некоторых участков на медиальной стороне и своде полушарий головного мозга шимпанзе. Это повреждение побуждает обезьяну жадно есть сырое мясо, неожиданно предпочитая его всем видам пищи[337]. Таким образом, плотоядение потенциально заложено в филогенетическом фонде приматов, в том числе высших.

Но при этом нет и малейших данных (и биологических возможностей) об умерщвлении крупных млекопитающих даже самыми сильными и большими антропоидами. Следует признать абсолютно противоречащей биологическим фактам реконструкцию в книге В. И. Громова[338] ископаемого антропоида дриопитека (вероятно, ближайшего предка прямоходящих высших приматов), душащего руками довольно крупное парнокопытное вроде антилопы. Это непростительный полёт фантазии.