Игорь Данилевский - Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций

• Название: Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций
• Автор: Игорь Данилевский
• Издательство: АСПЕНТ ПРЕСС
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5—7567—0127—3

Учебное пособие продолжает курс лекций «Древняя Русь глазами современников и потомков (IX–XII вв.)» того же автора и изучает период от распада Киевской Руси до образования Московского царства.

Книга предназначена для студентов и аспирантов гуманитарных факультетов вузов.

---

Бывьше же блаженному и великому князю в неизреченнем том томленьи и тяготи дни 26. В среду рану <…> в от час един ото отрок его, вскочив в вежу обледившим лицем и измолкшим голосом:…Господине княже, едет уже от Орды Кавгадыи и великий князь Юрьи с множеством народа прямо к твоей вежи. Он же наборзе встав и вздохнув, и рече:…Ведаю на что едут, на убиение мое <…>

Кавгадыи и великий князь Юрьи послаша убици, а сами сседши с конь в торгу, близ бо бяше торгу, яко каменем верече. Убиици же, яко дивне зверье, немилостивии кровопивцы, разгнавше блаженнаго все люди его и вскочивше в вежу, обретоша его стояща и так похвативше его за дерево, иже на вые его, и удариша им силно, взломиша и на стену, и проломися вежа. Он же пакы вскочи, и так мнози имше его и повергоша на земли, и бьяху и пятами нещадно. И се един ото безаконых именем Романец, и извлек великии нож, и удари и святого в десную страну, и обращая нож семо и овамо, отреза честное сердце его. И тако предасть святую и блаженную свою душу в руце Господни месяца ноября в 22 день в среду в 7 час дне. <…>

Горесть бо се ныне братие и есть в от час видевши такую нужную смерть господина своего великого князя Михаила.

А бояре его и слуги не мнози гонзнуша рук их, и еже дерзнули убежати в Орду ко царице, а иных изымаша, влечахуть нагых терзающе нещадно, акы некыя злодея и приведши в станы своя, и утвердиша я в оковех. Сами же князи и бояре в одинои вежи пьяху вино, повестующе, кто какову вину изрече на святого»[483].

В приведенном тексте обращает на себя внимание целый рад моментов. Прежде всего, несомненна связь Повести с радом предшествующих произведений, повествующих о столь же трагичных событиях. В частности, неоднократно отмечалось влияние на нее «Повести о Михаиле и Феодоре Черниговских». При этом степень зависимости и, соответственно, оригинальности текста «Повести об убиении Михаила Тверского в Орде» оценивалась по-разному[484]. Однако, как справедливо заметил В. Н. Рудаков,

«…несмотря на известное сходство, памятники существенно отличаются и в трактовке поведения князей-великомученников, и в оценках монголо-татар, выступавших в роли…мучителей святых. Если в рассказе о гибели черниговского князя и его боярина главные герои произведения рассматриваются просто как мученики за веру, то в…Повести о Михаиле Тверском, по мнению исследователей, автор произведения активно стремился вскрыть также и политическую подоплеку произошедших в Орде трагических событий»[485].

«ТАТАРЫ» В «ПОВЕСТИ ОБ УБИЕНИИ МИХАИЛА ТВЕРСКОГО»

Это действительно так, хотя бы уже потому, что изменилась перспектива рассмотрения происходящего. Составитель Повести непосредственно связывает кончину Михаила Тверского с представлением о наступлении последних времен. При этом текст насыщен уже знакомыми нам оборотами и образами: здесь присутствуют и безаконии Измаилтяне (они же нечестивые и поганые), и казни Божия за людьская согрешения. В то же время появляется новый источник бед, обрушивающихся на Русскую землю: дьявол. Если прежде иноплеменные приходили по попущению Божию, то теперь их действиями руководит лукавыи, который, не хотяше добра роду крестьянскому, вкладывает в сердце князем татарьским свадиша братию. Именно он желает кровопролития и, как только между князьями установится мир, паки рать вздвизаше.

Непосредственным поводом для появления нового персонажа автор Повести, несомненно, видит принятие Узбеком ислама. Не случайно рассказ о кончине тверского князя начинается с упоминания, что Азбяк, поиде в богомерзкую веру срачиньскую, и оттоле наипаче не пощадети нача роду крестьянского. Очевидно, установление в Орде государственной религии (несмотря на сохранение Узбеком всех льгот православному духовенству, данных предыдущими ханами) рассматривалось летописцем и его современниками как нарушение того состояния конфессиональной нейтральности, которое делало ордынское иго до того приемлемым для русских земель.

Быть может, именно это послужило основанием для активизации автором Повести татарских князей. Они теперь уже не пассивное орудие в руках дьявола: обычаи бо поганых и до сех мест, вмещуще вражду между братьи, князей рускых, и собе большая дары взимаху. Помимо корыстолюбия (несытии сущи мьздоимьства) им присущи лесть и стремление к обольщению, а также злоба. Воплощением всех этих качеств становится образ безаконнаго и треклятаго, проклятого кровопивца, окааннаго и нечестиваго Кавгадыя. Показательно, что имя его почти всегда появляется в Повести в сопровождении одного из перечисленных эпитетов. Столь же показательно описание действий Кавгадыя (впрочем, и сопровождающего его Юрия Московского!) на русской земле, которые, как уже отмечалось, явно напоминают описания действий отрядов Игоря под стенами Царьграда и Татар под стенами Рязани:

«…И пакы диавло не престающе желая кровопролития, и еже и створися за грехы наша, прииде бо великий князь Юрьи Данилович ратью к Тфери, совокупив всю землю Низовьскую, и с кровопивцем Кавгадыем, и множество татар и бесермен, и мордвы и начаша город жещи и многа селы. И бысть туга немала, имающа мужа и мучаша различными муками и смерти предаяху, а жены их оскверниша поганни, и пожгоша всю власть Тферскую и до Волгы, и поидоша на другую страну Волгы и по тои стороне хотя то же створити»[486]

Кстати, в этом тексте мы находим параллель и очень важную к летописному повествованию о взятии Владимира. Как мы помним, в Лаврентьевской летописи со ссылкой на пророка в этой ситуации уже упоминалась сентенция: яко Господеви годе бысть, тако и бысть. Есть она и в нашем тексте, но теперь с разъяснением: слово праведного Иева:…Яко Господе годе тако будет. Буди имя Господне благословенно от ныне и до века. Речь идет о тексте:

«и сказал: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; [как угодно было Господу, так и сделалось;] да будет имя Господне благословенно!»[487].

Это слова, которые произносит Иов после всех постигших его лишений. Между прочим, такое толкование дополнительно подкрепляет наблюдения Г. Подскальски, В. В. Каргалова и В. Н. Рудакова о том, что в описаниях монгольского нашествия в Лаврентьевской летописи (да и в первые полтора века после Батыева нашествия в летописании в целом) идеальной фигурой был вовсе не воин, сражающийся с поработителями, а смиренный страдалец Иов, само имя которого значит угнетенный, враждебно преследуемый…

Яркой и в то же время краткой характеристикой Кавгадыя является упоминание, что он имеет «…яд аспидень под устнами своими»[488]. Несомненно, в данном случае автор Повести дает отсылку к тексту 139-го псалма:

«…Избавь меня, Господи, от человека злого; сохрани меня от притеснителя: они злое мыслят в сердце, всякий день ополчаются на брань, изощряют язык свой, как змея; яд аспцца под устами их. Соблюди меня, Господи, от рук нечестивого, сохрани меня от притеснителей, которые замыслили поколебать стопы мои»[489].

Особое место в Повести занимают характеристики хана Узбека. По словам ее автора,

«…о таковых рекоша царскыя дети иже пленени во Вавилон, сице глаголааху:…Предасть ны в руце царю нечестивому и законопреступному, и лукавнеишому паче всея земля, егда бо Господь град Иерусалим казня, предаст в руце царю Титу римскому. И пакы егда Фоце Царьград предаст в руце, такоже не Фоку любя, но Царьград казня за людьская согрешения»[490]

В свое время В. А. Кучкин обратил внимание на то, что в данном случае не совсем точно цитируется текст Священного Писания:

«…Игумен Александр сравнивал Узбека с жестоким вавилонским царем Навуходоносором II, о котором рассказывала Библия. Приведенный выше отрывок заканчивается стихом 32 из III главы Книги пророка Даниила. Последняя сохранилась в трех славянских переводах, восходящих к Лукиановскому и Исихиевскому греческим изводам. Однако ни в греческих, ни в славянских текстах 32 стиха III главы Книги пророка Даниила нет слова…законопреступну. Становится очевидным, что оно вставлено самим автором…Повести о Михаиле для усиления отрицательной характеристики Узбека. Отзыв об ордынском хане как…законопреступном логически вытекал из представлений тверского книжника о незаконности, неправомерности суда над Михаилом и судебных решений, которые утвердил Узбек. Но назвать законопреступным ордынского хана, олицетворявшего власть татаро-монгол над Русью, было большой смелостью. Этого не отваживался сделать ни один русский писатель времени первых 80 лет татарского ига»[491].

Наблюдение это, несомненно, верно. Хотя настаивать на том, что слово «законопреступному» вставлено в библейский текст именно автором Повести, я бы все-таки не стал. Дело в том, что оно по сути присутствует в тексте пророка Даниила: