Кадзуми Юмото - Друзья

• Название: Друзья
• Автор: Кадзуми Юмото
• Жанр: Детская проза

«Друзья» Кадзуми Юмото — это блестящий роман для подростков о подростках, рассказ о дружбе, познании и взаимосвязи поколений. Начинающийся как история о школьниках-недотепах, он становится и смешным, и печальным повествованием о детском исследовательском интересе, а затем потрясает своим ожидаемым, но от этого не менее пронзительным финалом, когда простое любопытство перерастает в нечто гораздо более важное.

Однажды одному из трех закадычных друзей приходится отправиться на похороны бабушки. Этот печальный опыт вызывает живой интерес его товарищей: что происходит с умершим человеком, превращается ли он в привидение? Смесь фантазий и реальности настолько их завораживает, что они решают увидеть всё своими глазами: находят одинокого старика, который, кажется, уже отжил свой век, и устраивают слежку, чтобы застать его на пороге смерти. Но, казалось бы, простая задача оказывается трудновыполнимой: похоже, старик заметил мальчишек и совсем не собирается оказывать им услугу и спокойно отходить в мир иной. Напротив, он будто набирается сил от оказанного ему внимания…

Книга Кадзуми Юмото переведена на десяток языков, рекомендована Японской ассоциацией школьных библиотек, в Германии стала книгой месяца, была номинирована на Немецкую детскую литературную премию и вошла в шорт-лист Католической детской и молодежной литературной премии, в США получила премии Милдреда Батчелдера, Boston Globe-Horn и Rookie («Новобранец») Ассоциации детских писателей.

---

— Точно! Говорил!

— Тогда его и возьмем.

— Только вот, хотя клематис и сажают летом, из семян его почти никто и никогда не выращивает, — с сожалением сказала старушка. — Поэтому у меня семян клематиса и нет.

Она принялась один за другим выдвигать и задвигать ящички. «Посадить прямо сейчас», — бормотала она себе под нос. Ящички были плотно набиты пакетиками с семенами. Пакетики эти точь-в-точь походили на библиотечные билеты в специальных ящичках, которые стоят в библиотеке. Цветочные сады, дремлющие в темноте в ожидании света и влаги. Я бы не удивился, если бы сейчас старушка достала из какого-нибудь ящика и мой пакетик с семенами вьюнка.

— А вы в горшок будете сажать? — вдруг спросила она, медленно повернувшись в нашу сторону.

Интересно, я видел ее, когда приходил сюда с мамой?

— Во дворе.

— Ага, значит, на клумбе.

— Не, во дворе. Мы весь двор хотим засеять.

— Прям весь двор? Молодцы, мальчишечки! — старушка улыбнулась.

Отвернувшись, она зашаркала к очередному ящичку.

— Коли так, вот это подойдет в самый раз! — С этими словами она достала из ящика пакетик и, приблизившись ко мне почти вплотную, сунула его мне в руку. Это были семена космеи, или, как ее еще называют, мексиканской астры. На пакетике было написано, что высаживать ее надо в середине июня.

— Если космею сейчас посадить, она невысокой вырастет, но зато цвести будет красиво — вся в цвет уйдет. Если вы целый двор собрались засеять — это как раз то, что вам нужно, — сказала старушка, заметив, что я прочел надпись на пакетике. — Космея, она простор любит!

Потом она объяснила, что летом цветы прекрасно обходятся без подкормки и что достаточно просто разбросать семена по двору — никакие специальные ухищрения не нужны.

— Сколько вам пакетиков?

— Ну-у…

— На целый двор штук десять-двенадцать понадобится, не меньше, — старушка улыбнулась.

— А сколько один пакетик стоит? — спросил Ямашта.

Точно! О деньгах-то я и не подумал.

— Сто иен.

Повернувшись к старушке спиной, мы срочно начали подсчитывать наличность.

— У тебя сколько?

— Четыреста иен, — сказал Кавабэ.

— Триста пятьдесят. Это на бутерброд, — пояснил Ямашта.

У меня было триста иен. Значит, тысяча пятьдесят иен на троих.

— Отлично. Покупаем на все деньги.

— А как же обед?

— Без обеда.

— Как «без обеда»?

— А что такого? Ну, не пообедаешь разок. Похудеешь немного. Делов-то, — Кавабэ взглянул на притихшего Ямашту. Тот ничего не сказал.

Пока мы совещались, старушка начала упаковывать пакетики в бумажный сверток.

С той стороны занавески послышался голос:

— Бабушка! — юная девушка, на вид старшеклассница, заглянула в лавку.

— А, у тебя покупатели.

Длинные волосы собраны в конский хвост. Подбородок немного островат. Лоб — круглый. Очень похожа на бабушку.

— Эли-тян, поможешь мне?

— Да, конечно.

Белая рубашка Эли-тян притягивала свет в полумраке лавки. Вместе с бабушкой Эли доставала пакетики с семенами космеи из ящика. Потом помогла их завернуть.

— Они весь двор собрались засеять.

— Космея очень для этого подходит. И возиться с ней особо не нужно, — девушка посмотрела на Кавабэ и улыбнулась. — Здорово, что у вас есть двор.

— Это не наш двор, а дедушки, — Кавабэ поспешно отвел глаза. — Мы-то сами в многоэтажке живем.

Он говорил так тихо, что его едва было слышно. У него начала дергаться нога. Я крепко сжал ему плечо.

— Вот как… — девушка внимательно посмотрела на Кавабэ и больше ничего не сказала.

Закончив упаковывать семена, она протянула нам сверток.

— Спасибо. А это вот…

— Да берите так. Это еще с весны осталось, непроданное. Как раз и заберете, — сказала старушка. — Мы все равно лавку эту скоро закроем.

Она грустно улыбнулась.

— А вы молодцы! Цветы во дворе сажаете. В вашем возрасте это редкость. Спасибо! — Сказав это, старушка вдруг поклонилась.

— Дедушка, наверное, очень обрадуется, — Эли-тян ободряюще кивнула Кавабэ.

Хоть они и отказывались брать у нас деньги, мы оставили тысячу пятьдесят иен на одной из полок. Поблагодарили, взяли сверток и отправились к нашему деду. Всю дорогу Кавабэ прижимал сверток к груди, как ребенка, и не проронил ни слова.

У деда во дворе мы высыпали все семена из пакетиков. Получилась целая миска. Семечки были продолговатые, гладкие на ощупь. Каждый взял полную пригоршню. Согнувшись чуть не до земли, мы ходили по двору, но не разбрасывали семечки, а скорее аккуратно раскладывали их тут и там.

— Ого! Где это вы столько семян взяли? — удивленно спросил дед.

— Мы ограбили цветочную лавку, — сказал я.

— Вы? Ограбили? Ну-ну, — дед хихикнул. А сам, между прочим, поначалу думал, что мы у него стащить чего-то хотим. Только теперь об этом, видно, забыл.

— Непривычно видеть, как вы ходите и космею эту сеете. В деревне она каждый год у нас сама вырастала.

— В какой деревне?

— На Хоккайдо. Знаете остров такой на севере?

— Хоккайдо…

— Я там жил, когда был таким, как вы, примерно, — дед прикрыл глаза.

Я тоже прикрыл глаза. Мне показалось, что я слышу, как над полем проносится ветер, шевелит нежные цветы космеи, шелестит листьями и стеблями. Интересно, каким дедушка был в детстве? Лысины у него тогда точно не было. Наверное, он был худым и загорелым… Я изо всех сил старался представить себе его лицо. Но почему-то вместо него видел себя, стоящего посреди заросшего цветами поля.

— А знаете, что космея означает на языке цветов? — спросил Ямашта.

— Не-ет.

— Девичье что-то там.

— Что еще за «чтототам»?

— Ну, на пакетике было написано.

— Девичье… девичья… не-е… чего-то такое.

По всей веранде были разбросаны пустые пакетики с отпечатанной на них фотографией цветов космеи, штук пятьдесят, не меньше. Было похоже, как будто на веранде космея уже расцвела. Я поднял с полу один из пакетиков и посмотрел на его обратную сторону.

«Японское название: осенняя вишня. Семейство: астровые. Регион: Мексика. Значение на языке цветов: девичья непорочность».

— Ну, чего там написано? — спросил Ямашта.

Но мне почему-то не хотелось произносить это вслух. Мне вдруг подумалось, что это какое-то секретное, заветное слово.

— Ты что, прочитать не можешь, Кияма?

— Да могу я, могу.

— Ну, так, что написано-то?

— Непорочность! — отчего-то рассердившись, крикнул я. — Ты сам-то читать умеешь? Знаешь вообще, что такое «непорочность»?

Ямашта распрямился.

— He-а, не знаю. Что это?

Кто бы сомневался. У Ямашты по родной речи такие отметки, что ничему уже удивляться нельзя.

— Это значит «невинность».

— Невинность?

— Невинность. Значит, вины нет. Ничего плохого не делает человек… Понимаешь ты? — буркнул я.

— Ничего плохого? А что можно считать «плохим»? — задумчиво сказал Ямашта. — Вот, например, летнюю школу прогуливать — это плохо? Или сладости по ночам жрать?

— Подумай сам.

— Или, скажем, контрольную от родичей прятать… и врать, кстати, тоже нехорошо.

Дед засмеялся.

— Да замолчите вы уже! — с досадой сказал Кавабэ. — Сейте давайте.

— Ты, Кавабэ, какой-то странный. Какой-то ты сам не свой. Молчишь все время… — начал было Ямашта, но я его остановил.

— Оставь его, — сказал я. И еще хотел сказать: «Он про Эли-тян из лавки думает». Но как раз этого-то я и не сказал. Проявив гуманность и милосердие воина.

Откуда-то из недр дома дед принес старый шланг. На кончик шланга была насажена, вернее, прикреплена с помощью веревки и каких-то добавочных приспособлений, дырчатая штука, как у лейки. Дед сунул шланг мне в руки и подмигнул, кивнув в сторону Кавабэ, который сидел на корточках к нам спиной. Ямашта фыркнул, прошмыгнул через веранду в дом и повернул на кухне кран, к которому был прикручен второй конец шланга.

— Готово, — послышался его сдавленный шепот.

Я покрепче сжал шланг и прицелился. Через несколько мгновений оттуда ударил расщепленный насадкой на множество маленьких струек поток воды.

— A-а! Вы чё?! Она же холоднющая! — заорал Кавабэ. — Хватит!

Он пытался увернуться от воды, но боялся наступить на посаженные семена, поэтому крутился на одном месте, стоя на цыпочках, прямо как заправский балерун. Мы с Ямаштой дружно расхохотались, а вслед за нами рассмеялся и дед.

— Ух ты, как красиво! — послышались вдруг из-за забора голоса Томоко и Аяко.

— Чего? — Кавабэ от неожиданности остановился, и веер воды окатил его ягодицы — штаны тут же промокли.

— Очень красивая радуга, — сказала Томоко.

— И правда!

Я немного поменял угол наклона, и теперь с веранды тоже стало видно небольшую яркую радугу — семь солнечных цветов. Достаточно одной небольшой водяной струи — и вот уже в воздухе повисла радуга, увидеть которую в обычной жизни удается не так уж часто. Солнечный свет скрывает в себе целых семь цветов. Да и вообще в мире есть много вещей, которые прячутся он наших глаз, и разглядеть их не так уж просто. Некоторые из них можно увидеть почти сразу, как эту радугу, стоит только поменять угол зрения. Но иногда надо пройти долгий нелегкий путь, и только в самом конце тебе вдруг откроется то, что все это время было от тебя скрыто. И меня тоже, наверно, дожидается в каком-нибудь тайном месте что-нибудь такое… Прячется и ждет, пока я его найду.