В. Храковский - 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе

• Название: 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе
• Автор: В. Храковский
• Издательство: Знак
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2004
• ISBN: 5-9551-0003-2

Сборник подготовлен в связи с 40-летием группы структурно-типологического изучения языков Института лингвистических исследований РАН и 95-летием со дня рождения основателя группы — проф. А. А. Холодовича. Статьи, включенные в сборник, посвящены следующим вопросам: теория диатез и залогов, проблемы синтаксиса разноструктурных языков, проблемы грамматической теории. Тематика статей отражает круг научных проблем, находившихся в центре внимания А. А. Холодовича, его учеников, последователей и всех российских и зарубежных лингвистов, связывающих себя с традицией Санкт-Петербургской типологической школы. Статьи подготовлены авторами на основе докладов, прочитанных на международной юбилейной конференции «Категории глагола и структура предложения», которая проходила в Институте лингвистических исследований РАН в мае 2001 г.

---

(32) Я верю, что он был вынужден подписать этот документ

вполне корректно. Но если говорящий знает, что «он» подписал «этот документ» и знает, что если бы «он» не подписал «этот документ», его отец погиб бы, правильным будет высказывание

(33) Я знаю, что он подписал этот документ из-за того, что он предпочел подписать его, чтобы спасти своего отца, и таким образом был вынужден подписать его.

Замена знаю в (33) на верю была бы совсем неуместной ((33), правда, лишено свойственной вере положительной оценки, в противоположность (32), но этот компонент легко восполнить, добавляя к (33), скажем: Это хорошо, что он не руководствовался в своем действии низкими мотивами). Сделанное здесь наблюдение лишний раз подтверждает преимущество глагола знать, что перед глаголом верить, что.

Особое внимание необходимо обратить (еще раз) на то, что эпистемический субъект а, в соответствии со второй частью ремы в (В) ([2]), не исключает того, что кто-то действительно знает что-тоi которое влечет за собой р. Этим он отличается от лица, которое признает, что знание р логически предполагает знание чего-тоi (согласно [1]), но которое тем не менее отвергает знание чего-тоi, а вместе с тем истинность р (как по предположению имплицируемого пропозицией что-тоi). Поскольку такое лицо не удовлетворяет условию [2] в (В), его нельзя описать как верящего, что р. Следовательно, в отношении него необходимо предицировать отрицание веры, ср.:

(34) Иван готов сказать, что если кто-то знает то, что он сам знает, и если притом знает, что ее приняли на работу, то кто-то знает нечто совсем другое, такое, что из него следует, что ее приняли на работу, но все-таки Иван не верит, что ее приняли на работу.

По-видимому, эта недопустимость предицирования веры в (34) соответствует не только формуле (В), но и нормальной языковой интуиции, что, конечно, говорит в пользу формулы.

5. Вера и упорядоченность действительности

Вера часто характеризируется как эпистемическая установка на всеобщую и осуществляющуюся в конечном итоге (вопреки разным частным явлениям, которые могли бы противоречить этому) связность и понятность действительности (напомним речение Эйнштейна: «What is incomprehensible is that the universe is comprehensible»). Во всяком случае ее характеризуют таким образом в тех ее аспектах, которые ведут к «хорошему»; «хорошее», согласно этой установке, гарантируется, так сказать, на глобальном уровне (ср. понятие «космического оптимизма» в работе [Селезнев 1988: 251–252]).

Эти, думается, правильные ассоциации, связываемые с понятием веры, имеют свое недвусмысленное отражение в нашем семантическом представлении: это отражение видно в условной конструкции, содержащейся в [1], особенно в ее консеквенте.

6. Вера и действие

С одной стороны, вера является, безусловно, так же как и знание, состоянием, а не действием или событием (в частности, она не является речевым действием или актом речи). Но с другой стороны, она тесно связана с человеческой деятельностью: по-настоя-щему верящее лицо от своего эпистемического состояния переходит к соответствующей активности; в свою очередь, активность требует отсутствия отчаяния, т. е. требует именно какой-то (подходящей) веры.

И эта двойственная истина, столь же важная, сколь и неоспоримая, четко отражается в нашем описании. Ей соответствует, именно, основная формула «готовности сказать». Эта формула обозначает, правда, состояние; но это такое состояние, благодаря которому субъект действует, причем действует отнюдь не просто как говорящее лицо: ведь речь сопутствует всем вообще действиям лиц. И не только сопутствует: она в огромной степени регулирует остальные действия, управляет ими.

Заключение

Базисному эпистемическому глаголу знать, что, который никак не ограничивается человеческими или личными субъектами (пожалуй, даже подсолнухи знают, где солнце?), противопоставляются предикаты эпистемических состояний, свойственных лицам.

Среди них предикат верить, что занимает совершенно особое место: это конкурент знания, который, однако, как и уверенность, формально не исключает знания (в отличие от целого ряда других эпистемических предикатов, которые попросту исключают соответствующее знание и которые также в иных отношениях куда банальнее веры); с другой стороны, и отсутствие веры, неверие, не исключает соответствующего знания.

Одновременно наш глагол отличается тем, что возможности хотя бы только метафорического распространения его на животных намного более ограничены, чем у других эпистемических предикатов, даже таких, как быть уверенным, считать.

Это, можно сказать, самый человеческий предикат: именно он, как ни один другой, связывает нас с «трансцендентным миром», точнее, с Богом (агностик добавил бы здесь: если таковые существуют). И устанавливает он эту связь не только в минуты нашего озарения религиозными (или антирелигиозными) мыслями. Нет, он это делает всегда.

Литература

Апресян Ю. Д. Проблема фактивности: «знать» и его синонимы // Вопросы языкознания. 1995. № 4.

Арутюнова Н. Д. Знать себя и знать другого (по текстам Достоевского) // Слово в тексте и в словаре. Сб. ст. к 70-летию акад. Ю. Д. Апресяна / Ред. Л. Л. Иомдин, Л. П. Крысин М., 2000.

Селезнев М. Г. Вера сквозь призму языка // Прагматика и проблемы интенсиональности. М., 1988.

Шатуновский И. Б. Семантика предложения и нереферентные слова. М., 1996.

Шмелев А. Д. «Хоть знаю, да не верю» // Логический анализ языка. Ментальные действия / Ред. Н. Д. Арутюнова, Н. К. Рябцева М., 1993.

Boguslawski A. Grice ftir Konditionalsätze. Von «ich sage nicht, es ist wahr» zu «es ist nicht wahr» // Junghanss U., Zybatow G. (Hrsg.). Formale Slavistik Frankfurt am Main, 1997.

Boguslawski A. Science as Linguistic Activity, Linguistics as Scientific Activity. Warszawa, 1998.

Hintikka J. Knowledge and Belief. An Introduction to the Logic of the Two Notions. Ithaca; N. Y., 1962.

Lenzen W. Recent Work in Epistemic Logic. Amsterdam, 1978.

Miłosz Cz. Piesek przydrożny. Kraków, 1997.

PieperJ. Lieben, hoffen, glauben. Msnchen, 1986.

Welte B. Was ist Glauben? Gedanken zur Religionsphilosophie. Freiburg, 1982.

А. В. Бондарко Категориальные ситуации в функционально-грамматическом описании

1.1. Вступительные замечания. Тема этой статьи тесно связана с общей проблематикой анализа грамматических категорий на разных уровнях языковой системы. Важные аспекты этой проблематики освещаются в трудах А. А. Холодовича. В его работах описание категорий глагола включает их соотнесение с семантической и формальной структурой предложения (см. [Холодович 1979: 138–160]). Исследование категорий глагола в комплексе «глагольный предикат — предложение в целом» получило дальнейшее развитие в трудах Лаборатории типологического изучения языков ИЛИ РАН (см. [Храковский, Оглоблин 1991]).

Выход анализа глагольных категорий на уровень предложения влечет за собой обращение к обозначаемой ситуации и ее компонентам. Понятие ситуации используется в работах, посвященных категориям глагола, в частности в теории диатезы и залога (см. [Холодович 1970:4—15; 1979:112–138; Храковский 1970: 27–30; 1974: 6–9; 2001а; Сильницкий 1973: 373–391]), в теории глагольного вида (см. [Сотпе 1976: 44–48; 2001; Мелиг 1985; Mehlig 2001; Барентсен 1995]). Это понятие выступает в лингвистической литературе в различных вариантах (ср. [Алисова 1971: 321; Гак 1973; 1998:252; Берниковская 2001]).

Далее речь идет о той разновидности ситуативного подхода, которая представлена в разрабатываемой нами модели функциональной грамматики (см. [Бондарко 1984; 1999; ТФГ 1987; ТФГ 1990; ТФГ 1991; ТФГ 1992; ТФГ 1996а; 1996б]). В создании шеститомного коллективного труда «Теория функциональной грамматики» участвовали 44 автора, в том числе сотрудники Лаборатории типологического изучения языков (см. разделы, написанные В. С. Храковским, Н. А. Козинцевой, Т. Г. Акимовой, В. П. Недялковым, И. Б. Долининой, А. Е. Корди и Л. А. Бирюлиным). В теоретических основаниях данной модели грамматики важную роль играет понятие категориальной ситуации (оно было введено и охарактеризовано в работах [Бондарко 1983а: 115–200; 1983б; 1984: 99—123]). В настоящей статье обобщаются наиболее существенные признаки, характеризующие это понятие, и высказываются некоторые положения, отражающие современный этап разработки рассматриваемого вопроса.

1.2. Соотношение «семантическая категория — функционально-семантическое поле — категориальная ситуация». Начнем с краткой характеристики трехчленного соотношения, одним из компонентов которого является «категориальная ситуация». Первый компонент — понятие, широко распространенное в разных направлениях лингвистической теории, два других отражают предлагаемую интерпретацию теории функциональной грамматики.