Владимир Короткевич - Ладья Отчаяния

• Название: Ладья Отчаяния
• Автор: Владимир Короткевич
• Издательство: Медысонт
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2010
• ISBN: 978-985-6887-98-0

Жил в белорусском городе Рогачёве небогатый дворянин Гервасий Выливаха – балагур и весельчак, пьяница и развратник. Жил с размахом, без оглядки, а когда пришла пора уходить из мира живых, то Гервасий и тут не потерял присутствия духа и затеял игру с самой Смертью…

---

Возможно, Выливахе потом и давалось все так легко. Возможно, именно поэтому.

Он никогда не думал, что судьба вернет ему ее. Более красивую и молодую, лучшую, чем та, коварная, — скромную…

…Обреченную. Данную и возвращенную только на один день.

И Выливаха понял, какую шутку сыграла с ним Смерть, на что она намекала, как неотвратимо унизила.

Теперь уже ничего нельзя — и не нужно — было начинать. И у Гервасия достало ума с самого начала отказаться от участия в игре, где Смерть была котом, а он — глупым мышонком.

— Ругайтесь, если нужно, — сказала девушка. — Вы такой живой. Без вас было бы так одиноко. Я ждала ладью целых три дня.

— Ничего не поделаешь, — улыбнулся Выливаха. — Смерть ходила за мной.

Она смотрела на горящий цветок.

— Неужели там успела расцвести шипшина?

— Там всегда цветет шипшина.

— Меня зовут Березкой, — доверчиво сказала она.

— Язычница?

— Да. Церковь не успела добраться до наших болот.

— Все равно, — сказал он. — Там в корме сидит с шишкой на лбу истинный христианин. Ты — язычница. Стоило лишний раз окунаться в воду, если всем одинаковая участь?.. А меня зовут Гервасием.

— Ты слишком дерзок, Гервасий! — крикнул поп. — Слабо радела святая инквизиция, если ты так распустил язык.

— На земле я, конечно, помалкивал, — сказал Выливаха. — Да и то не очень. Но теперь даже сам папа не сделает из меня той жаренки, которую привязывают к рожну, а не пекут на нем.

Поп хотел было возразить что-то, но его слова заглушил крик невыразимого ужаса.

Над ржавым, как спекшаяся кровь, морем появилось первое за весь долгий путь живое существо.

Оно летело, тяжело взмахивая перепончатыми крыльями, как огромная летучая мышь, и то взмывало вверх, то опускалось в воду под неимоверной тяжестью, подвешенной к ногам. Издали этот груз казался куканом серебристых рыб.

Когда существо подлетело ближе — крылья оказались рукавами черной монашеской рясы, а рыбы — девятью голыми женщинами, что цеплялись за старческие ноги чудовища.

И со странной ненавистью к коллеге Перевозчик сказал:

— Один из тех, кому не дали забвения.

Теперь чудовище летело совсем близко от ладьи. Старик с безумными глазами, клинообразной бородой и головой, похожей на огурец.

Как алчный стервятник, что порой подцепит слишком большую для себя добычу, как коршун, схваченным сомом, старец взлетал и падал, касаясь когтями воды, взлетал и падал. А по его спине полз, подбираясь к глотке и сжимая ее, юноша с окровавленным виском.

— Я знаю этого человека, — сказал Полочанин. — Он вырезал чуть ли не весь мой город…

— Спасите меня, спасите! Я несчастный царь Иван! — долетело с высоты.

— Долго ему еще так летать? — испуганно спросил умерший в богатой чуге.

— Пока такие, как ты, не перестанут его хвалить в оправдание своих злодеяний, — сказал Перевозчик.

— А кто эти женщины? — спросил Полочанин.

— Это его жены… А тот — его сын.

Выливаха только руками развел.

— Жены?

— Да.

— Тогда мне похуже будет. Счастливец, у него только девять.

Перевозчик взглянул на него с сожалением.

— Ты их травил?

— Боже упаси. Я их любил.

Ладья загоготала.

Все дальше и дальше от нее черкала ногами воду, поднимаясь и опускаясь, черная тень.

— Н-да, — сказал Выливаха. — То-то смотрю, у него от такой работы задница шилом. Пойте осанну, хлопцы. Нас ждет только забвение.

— Страшно, — сказала Березка.

— Нич-чего страшного, — сказал Гервасий. — Мне так уж было. Приснился сон. Будто я забыл свое имя. И жутко мне так. Не вспомню имени — и все. И думаю, вот черт! У всех есть имя — а у меня одного нет. Как же так? А как спросят? Хорошо, если не спросят. А ну как спросят? А как, скажут, хлопче, тебя зовут?

Ладья захохотала. Выливаха смотрел на всех вызывающими синими глазами, и неуловимая улыбка блуждала на его хитрых, хорошо расщепленных самой матерью-природой устах.

— Святые злодеи, — сказал Выливаха, — набожные бабники. Эй, братишки, вам говорю. Разве бог дал белорусу клюв, чтоб он клевал конские яблоки и пищал?

— А для чего?

— Щелкать орехи да целоваться… А ну, святые, давайте Великую Молитву!

Ржавое море дрожало острой зыбью маленьких волн. Черное солнце подземного царства вставало над ним. А на волнах летела к недалекому уже берегу смерти Ладья Отчаяния, и Перевозчик смотрел на Гервасия вновь обретенными глазами с ненавистью и страшной завистью.

А над Ладьей Отчаяния реял голос Выливахи и гремели, поддерживая его, грубые веселые голоса.

Досыць ляжаць нам каменнаю крушняй!
Што мы, урэшце, як Марка, бядуем?
З тлустага панства збудуем свінюшні,
З дзевак старых — касцёлы збудуем.
Турмы для катаў — збудуем з суддзяў,
З уладароў — выбаровыя ямы…
Пакуль жывём мы — датуль мы людзі,
А ў смерці будзем… людзьмі таксама.

Опершись подбородком на сплетенные руки, с печальной надеждой смотрела на Выливаху Березка. Глаза ясные — будто кто-то окатил ключевой водой ягоды терна — большие и красивые, как у коровки, и такие же добрые. И носик кто-то слегка вздернул вверх, и ротик приоткрытый.

"А чтоб тебе, чертовой Смерти, холера в живот", — думал Гервасий и пел, чтобы не взвыть от досады. Потому что было это так, как если бы утром вспомнить, что вчера в гостях недоел или недопил.

Любяць нас неба, віно і кабеты.
Сонцам чырвоным, сонцам прарочым
Люд наш упарта ўстае над светам
Нават пасля найцямнейшай ночы.
Гэта наш гонар, шчасце і сіла:
Жыць насупор уварванням і ранам
Там, дзе даўно бы другім пакасілі
Радасць і сонца, песню й каханне[17].

Берег открылся внезапно. Плоский, как пинское болото, но из сплошного камня. Холодом и безнадежным спокойствием веяло оттуда. И было бы легче, если бы не полыхал пожар цветка-шипшины. Легче было бы встретить этот берег в темноте.

На берегу, видимо, тоже согласились бы с этим… Потому что, заметив далекий свет в море, на берегу засуетилась стража: белые, будто из мертвого фарфора слепленные — человечки не человечки, а так черт знает что, паскудство с могучими мускулами под липкой кожей, с огромными, как у ночных лемуров глазами, но зато с черепами, в которые едва ли вместился бы хоть наперсток мозгов.

Они прикрывали глаза ладонями, но свет усиливался, и тогда они в панике бросились вглубь материка.

На ладье горланили песню, а стража разбегалась, и это было так, словно к берегу, вспенив воду, неотвратимо, словно рок, приближался пиратский фрегат. Это было как во времена князя Вячка, когда триста молодцев на ладьях повоевали и разграбили чуть ли не весь запад балтийского побережья.

На берегу остался только один из лемуров, слепой, с золотыми ключами у пояса, великий канцлер подземного царства, сухой старикашка, лицо которого давно напоминало череп.

Ладья с шорохом всползла на песок.

— Пир вам с духом свиным, — сказал Выливаха.

Он бы придумал и еще что-нибудь, но все были в колодках, и сделать было нечего… Лемуры появились снова, и это были другие лемуры, совсем без глаз, с гладкой кожей на их месте.

Узников сковали попарно — рука Выливахи была на руке девушки — и вывели на берег. Стража делала это ловко, даже на ощупь — они приспособились к темноте.

Впервые в жизни Выливаха не воспользовался такой выгодной ситуацией, не сжал девичьей руки. Они приближались к лемурам, звеня кандалами.

— Мне страшно, — сказала она. — У них такие скользкие руки.

Лемур-канцлер протянул лапу, чтобы ощупать две очередные головы и записать их в реестр. И вдруг Выливаха гаркнул на него.

— Куда лапы тянешь, жабья икра?! Ты что, не видишь? Здесь барышня.

И ляпнул свободной рукой по лапе канцлера.

— За горячий камень хватайся, а не за наших девчат. Не про тебя!

— Почему? — пожал плечами канцлер. — Именно для нас. Все вы тут для нас, а потом для забвенья… А ну, стража.

Лемуры на ощупь пошли к Выливахе.

— Поставьте его на колени, — спокойно сказал канцлер.

Слепцы приближались, шаря руками в воздухе. Девушка в ужасе прижалась к Гервасию. Узники ладьи тоже жались к нему, чтобы быть вместе. А он с отчаянием смотрел на неумолимое кольцо, которое все сжималось и сжималось.

И вдруг он вспомнил, как не выносит даже самой малой жары вечно холодная чешуя рыб. А вспомнив, сорвал с груди яркую, как горячий уголек, шипшину и начал водить ею вокруг себя. Лемуры приближались.

Но вот заколебался один… другой… третий. Четвертый вдруг сделал шаг назад… Начали отступать и другие. И тогда Выливаха захохотал.

— Что, хватили, как сом горячей каши?! Куда идти, хамье?

И сам двинулся во главе колонны через вражий строй…