Жанна Голубицкая - Дьявол просит правду

• Название: Дьявол просит правду
• Автор: Жанна Голубицкая
• Жанр: Современная проза

Прошу иметь в виду, что, при всех жизненных реалиях, данное произведение остается художественным. То есть, является плодом фантазии автора, которая, в свою очередь, является весьма буйной. Переходить на личности не было моей целью, и я искренне надеюсь никого не обидеть и не уязвить. С любовью ко всем своим персонажам и читателям, автор.:)

---

По словам Риты, конкретных пожеланий и требований к жанру подражания роману «Casual» у ее начальника нет. Это может быть как стилизация в духе самой Робски, так и пародия на нее. Главная же цель соискателей — убить редактора. Своим креативом, разумеется. Интересными находками и оригинальностью подачи. А счастливчик, убивший редактора, будет принят в штат знаменитого «ЖП-Бульвара».

За попытку не бьют, решаю я, и мчусь на ближайший развал за Робски. Приношу и уединяюсь с ней на диване. Через пол-пачки сигарет Робски мною прочитана и осознана. Мне понравилось! Супер! Гламурно! Но, увы, это не мой жанр. Я росла и воспитывалась на соцреализме — это раз. На филфаке изучала важность затрагивания социальных проблем в каждом отдельно взятом произведении — это два. А три — в отличие от Робски, мне нужно завалить намертво не массового читателя с городских окраин, а самого что ни на есть главного редактора желтой прессы. А это вам не перечислить ему пару гламурных брендов, трендов и пафосных клубов. Бренды с трендами он и без меня знает, а клубы ему так надоели, что для их пригласилок, по рассказам Ритки, у ее шефа в кабинете имеется отдельная урна. Вывод: главред хочет жизни. Без прикрас, тюнингов и перформансов. И он ее получит. От меня.

Я войду к нему в моих любимых драных джинсах Cavalli и пиджаке без имени, но с настоящей сумкой от Ferragamo и ноутбуком под мышкой (именно так, по-моему разумению, должен выглядеть светско-социальный репортер (и вообще я люблю Cavalli с Ferragamo, а на все остальное у меня нет денег. Но непременно будут, как только я стану настоящей акулой пера, а я ею непременно стану…). И я скажу ему, глядя прямо в глаза:

— Привет, это ничего, что мне немного за 30. Не зря же Верка Сердючка считает, что у меня еще «есть надежда выйти замуж за принца». Кстати, вы не волнуйтесь: принц у меня уже имеется, с гарантийным штампом в паспорте и проверенный в эксплуатации. А в остальном — у меня хорошая фигура (практически 90-60-90, фитнес 3 раза в неделю, понимаете ли…) и я клянусь, что буду по-мужски лаконична, точна в деталях и иронична — не хуже Робски. Я покажу вам любовь. И жизнь, какая она есть на самом деле. За пределами вашего кабинета с панорамным застеклением и пентхауса на Кутузовском проспекте. И вы не пожалеете, если возьмете меня в ваш замечательное издание, прямиком в ваш восхитительный, скандально-известный, отдел социальных репортажей и светской хроники… Yes!

И главред сразу поймет: я — то, что надо. И мы, безусловно, сработаемся. Прямо в ЖП-Бульваре!

С этими героическими настроениями я включаю комп, ставлю перед собой на подставку (прямо как учебник в школе!) великий «Casual» — наш флагман и хрестоматию, и твердой рукой (вернее, двумя твердыми пальцами) печатаю:

МАНАНАЛЯДСКИ

USUAL

КАЖДОДНЕВНОЕ

НЕСКРОМНОЕ ОБАЯНИЕ РОССИЙСКОЙ ОБЫДЕННОСТИ

Стебное имя автора, заголовок от противного — верный тон задан. А к утру в моем файле под названием Tender красуется вот что:

«Посвящается моему свекру Петюну.

Данная книга является художественным произведением. Все совпадения и узнавания — случайны и не имеют под собой злого умысла автора.

1. Я выкину все пустые бутылки Петро и плюну ему в борщ. Ну, может, и не выкину, но в прием стеклотары сдам точно.

У меня дрожали руки, когда я вышла из-за ширмы, разделяющей нашу комнату в коммуналке на спальню и зал, чтобы сказать мужу то, что собиралась сказать. Позади было девять лет совместной жизни (из них, правда, он пять отсидел), восьмилетняя дочь и соседка — буфетчица Галка, в постели которой я застукала его час назад.

— Вали отсюда, — сказала я спокойно, глядя ему в глаза.

— Ну и на хер, — он равнодушно рыгнул.

Я развернулась и пошла за ширму. А Петро, грязно матюкаясь, зашуршал пакетами и вскоре свалил. Я проверила: моего ничего не унес. И даже оставил на комоде ключи от своей „копейки“, а ее саму — под окнами. Небось, теперь рассчитывает на Галкиной семере раскатывать.

Вас когда-нибудь колбасило от ревности так, как колбасило меня? Если б я снимала мексиканские сериалы, уж я бы знала, как показать, что такое настоящая ревность. Это вам не в нарядном платье руки заламывать! Я не могла заснуть, не помогала даже водка с пивом. Я ела без аппетита, и даже мои любимые пельмени „Останкинские“ не вызывали во мне прежних эмоций. Правда, не похудела не фига. Я заметила: когда ничего не ешь, но поправляешься, все говорят — полнота у нее болезненная.

Я нашла дембельский альбом Петро и порвала все фотографии.

На следующий день я их склеила и написала в альбом любовный стих (переписала из книжки). Потом лила горькие слезы, пытаясь представить, как Петро тискал Галку. Я толком-то не разглядела, когда случайно ввалилась в обед к соседке: видела только, что голые оба да в койке. А теперь мое сознание отказывалось дорисовать эту картину в деталях — видимо, оберегало мой нестабильный разум. Однако я не прекращала попыток. И измочалилась окончательно, когда раздался этот телефонный звонок.

Мое имя-отчество произнес в трубку типично-ментовской голос. Я сразу почувствовала: мусорком повеяло. И этот голос сообщил, что мой муж пострадал в пьяной драке на нашей танцверанде. Получил два жизненно-опасных ранения и три легких: бутылкой по голове, бейсбольной битой в пах и трижды в глаз (два раза в правый и один раз в левый). Теперь он в больнице, в тяжелом состоянии. Но со своего смертного одра, дескать, заявил, что это я, зараза, приревновала его, и за литруху водки наняла своего хахаля Митяя, который Петро и отделал. Мент попросил меня прийти и дать показания. Я отвечала сдержанно, почти без мата. Повесила трубку. Закурила „Пегас“. Воздух стал таким тяжелым, что легкие отказывались от него.

Я попыталась протянуть руку к людям и постучалась к Галке-буфетчице. Но она была со страшного бодуна и лишь вяло промычала:

— Сбрызни, курва.

Ее можно понять: ну что с бодуна ответишь соседке, которая сообщает, что ее мужу и твоему любовнику засветили дубиной в пах? Я закричала.

Придирчиво перерыла гардероб. Жена Петро должна выглядеть зашибенно. Даже в милиции. Надела розовые шелковые брюки. Мне их купил Петро в Москве на Черкизовском рынке.

Выйдя из подъезда, оглянулась. Вдруг мне показалось, что Галка может чем-нибудь швырнуть в меня из окна. И вообще, может, это она организовала, чтобы Петро отмутузили? Жизнь-то — сложная штука, без пол-литры порой и не разберешь: сегодня в койке любятся, а завтра — битой в пах.

Копейка Петро не заводилась. Наверное, он поэтому ее и не забрал. А, может, и не собирался он с Галкой-то того, надолго? Тут из соседнего подъезда вывалился Тихоныч.

— Ну чо, сдохла тачка? — ласково спросил он. Он был из наших: слесарил в комбинатском автопарке.

— Да мать ее так, — вежливо ответила я.

— Не бзди, прорвемся. За три „Балтики-девятки“ управлюсь, — корректно перевел разговор Тихоныч и полез под капот.

Я радостно закивала и ломанулась к Люське в ларек. Я знала, что три „Балтики“ Тихоныч выпивает быстро. И правда: не прошло и часа, как я сидела за рулем, слушала радио Шансон и направлялась к мусарне. „Гоп-стоп, ты отказала в ласке мне, гоп-стоп, ты так любила звон монет…“ Это была наша с Петро музыка.

Когда приятный мужской голос запел „угощу-ка тебя парой палок я…“, я заплакала. А вдруг Петро никогда больше этого не сможет? Ни со мной, ни с Галкой? И как нам тогда будет больно и грустно от того, что мы не могли поделить его несчастный член. „Мне ничего не надо, лишь бы он был цел“, — печально скажем мы обе и скорбно обнимемся.

Менты были похмельные, но веселые.

Я сразу спросила: сможет ли еще мой муж?

— А почему интересуетесь? — опер подозрительно сощурил глаза.

Я не смогла ответить. Глупо объяснять, что когда твой муж получил по причинному месту, становится неважно, изменял он тебе или нет. На первый план выходят совсем другие — глобальные — вещи.

Это было в четверг (у нас на районе все знают: в четверг вечером все наши — на танцверанде). Все произошло после песни „Я танцую пьяный на столе“ и перед „С днем рождения, Вика“, на которую был объявлен белый танец. Петро никто не пригласил. Тогда он допил свой мерзавчик „Пшеничной“ и, пошатываясь, направился в сторону сидящей на лавочке Ленки с пятой квартиры. Но не дошел. Перед ним нарисовался Митяй, который к тому моменту уговорил уже два мерзавчика. Слово за слово, хреном по столу — и Петро толкнул Митяя. Тогда к Митяю на помощь подоспели его дружбаны Федька-бейсболист (он на танцах всегда со своим спортивным снарядом) и Борик-алкоголик с бутылкой (я их знаю через Валюху из ветеринарного и Танюху с заправки — а что поделаешь, тусовка-то одна!) В общем, завязался мордобой. Как показала Ленка с пятой квартиры, Борик огрел Петро бутылкой, Федька — битой, а этот хмырь Митяй, пользуясь прибывшим подкреплением, трижды засветил Петро в глаз. И якобы при этом выкрикивал мое имя. Во всяком случае, так послышалось Ленке.