Александр Бельфор - Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников

• Название: Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников
• Автор: Александр Бельфор
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Вот где проблема закопана! Музыкант сочиняет музыку, может играть ее, то есть он все время находится в этом процессе. Поэту же в этом смысле тяжелее. Он должен показать то, что у него творится в голове. Если он не выносит это через исполнителя, это же все мертвым грузом сидит у него в голове. «Рок-сентябрь» распался… Поэтому Башлачев и запел свои стихи под гитару. Он же был заряжен… Мы все были заряжены. Но у насуго была возможность выхода сценического адреналина, а у него нет. Вот он и пошел за ним. И поперло!

Башлачев понимал, что «Рок-сентябрь» - хитовая группа, наши песни знали люди. А он всего лишь автор текстов! «Рок-сентябрь» знают, а Башлачева нет. Я всегда говорю, что известность нужна не мертвым, она нужна живым. Памятники, это все хорошо. Но при жизни-то почему его не возносили?..

ВЛАДИСЛАВ МАМЧЕНКО, гитара: Наша последняя встреча состоялась в ноябре 1987 года. Сашка от нас как стеной отгородился, и что бы мы ему ни говорили, он особенно не реагировал. Он был как бы за стеклом, в своем скафандре. И в этом скафандре он казался совершенно непробиваемым человеком.

Мы водочку выпивали потихонечку. А он в рот не брал. Я хорошо помню атмосферу нашего последнего вечера. Олег сидел, нос повесив, да и я как-то сник. Такая мрачная туча повисла. Ее создал Башлачев своей отгороженностью от нас, да и от всего окружающего мира. В завершение вечера Башлачев просто встал и сказал: «Ребята, нечего со мной разговаривать… Вы разговариваете с живым трупом». Я это помню слово в слово, потому что на меня это сильно подействовало. Мы ведь тогда были молодые ребята, жизнерадостные, ни о чем таком не думали. Вот так, весь в себя ушедший, он от нас и ушел.

ОЛЕГ ХАКМАН, вокал: Он вышел в прихожую, я-то думал, что в туалет. А он ушел, так по-английски - прикрыл дверь. Вот и все.

Прошел месяц-два. И вот, в феврале Владька звонит и говорит, что его маме кто-то позвонил и сообщил о самоубийстве Башлачева.

Я не знаю, что происходило у него в Питере. Саня же добрый, открытый человек, он не человек мегаполиса… А мегаполис - это законы конкуренции, а если человек более-менее талантливый, на уровне не хуже других, то это уже проблема. Саня этого не понимал. Но когда он начал это понимать, про него просто забыли. Вот такой перелом у него был. Я нахожу объяснение в этом.

У меня были подозрения, когда я с ним последний раз встречался, что он неадекватно ощущает жизнь. Плюс эта песня, с таким напором спетая… Такое ощущение, что это был протест - против всего. Ощущение такое было, что ему надоело все. Он эту песню спел так, как будто бы он про себя спел.

ВЛАДИСЛАВ МАМЧЕНКО, гитара: Я очень долго думал о Сашкиной гибели, год за годом возвращался к этим мыслям. Где-то вычитал такое: «Господь прибирает всех в свое время». Очень глубокая и многое объясняющая мысль. Башлачев не мог физически состариться, дожить до сорока пятипятидесяти лет. В систему шоу-бизнеса он никак бы не вписался, был бы изгоем, нищенствовал бы, может быть, пьянствовал, озлобился бы. Господь его от этого уберег. Возможно, это выглядит несколько кощунственно, но я так думаю. Все делается вовремя.

После его гибели меня не покидало ощущение, что вместе с Сашей Башлачевым от меня ушла часть меня самого. Что имеем, не храним, потерявши - плачем. Народная мудрость, проверенная временем, историей нашего народа.

После его гибели появились, как и положено, какие-то люди, стало общим местом, штампом: «Я был другом Александра Башлачева». Столько вдруг объявилось друзей! Не хотелось в этом участвовать, и когда меня спрашивали, я отнекивался или отмалчивался. Даже как-то стыдился этого. Что рассказывать о Саше Башлачеве? Я это воспринимаю так: на костях мертвого человека люди занимаются саморекламой. Я этого не хочу. Это равносильно тому, что вот ты мать похоронил, и у тебя кто-нибудь спрашивает: «А правда ли, что она была в любовной связи с тем-то?» И тебе сразу захочется заехать этому человеку в морду, не разбираясь, какими мотивами он руководствовался, когда спрашивал. Нельзя касаться личного, святого для тебя - грязными руками - из праздного любопытства.

Самое главное в жизни - это смерть. Можно всю жизнь прожить праведником, а за минуту до смерти так оскандалиться, что вся жизнь насмарку пойдет! А вот если ты умер -уже все, ни прибавить, ни убавить. Точку поставили в предложении, о тебе уже можно говорить как о чем-то состоявшемся. Пока ты не умер - ты не состоялся. Мы рождаемся неизвестно для чего, а умирать должны целенаправленно, с ощущением святости момента. Ответственность должна быть по отношению к смерти. И Сашка лишний раз это доказал.

Самое страшное - это дожить до глубокой старости. Наказание какое-то есть в этом.

К моменту ухода он совершенно ясно представлял свою значимость. Может, эти «экспансии» - просто способ утвердиться или другого утвердить? Для меня совершенно ясно, что у Сани за полтора-два года до гибели было некое ощущение избранности. И он проповедовал ее, эту избранность. И других убеждал, что они живут не «так просто».

Ощущение избранности, оно или есть в человеке или его нет.

Если оно в тебе есть, и другие люди это чувствуют - с тобой все ясно! Признайся себе в том, что ты избран. Почувствуй, ощути свою миссию. И начинай трудиться!

В этом нет никакой гордыни, только осознание того, что ты - избран.

В этом нет страха. Ты просто живешь и делаешь то, что должен.

Башлачев так и жил. Он не сомоугверждался. Все его экспансии были нужны для того, чтобы люди поняли, что он - избран. И ни для чего больше.

ЛЮДМИЛА ПАВЛОВНА МАМЧЕНКО

АРИФМЕТИКА ПРИЛАВКА

Был август восемьдесят второго года. Ко мне в отдел редактор привел человечка и сказал: «Это Саша Башлачев, он приехал на практику. Его интересует социальная тематика, поэтому он хочет проходить практику в вашем отделе». Такой невысокий мальчик с растрепанными непричесанными волосами, негламурно одетый. То есть о гламуре в то время вообще понятия не вели, а просто было видно, что ему на одежду до фени, как сейчас говорят.

Я почему-то сразу прониклась к нему какими-то почти материнскими чувствами. Я дала ему задание, но, к сожалению, сама заболела. Тогда было принято ругать всех работников рынка, я имею в виду рынок не как экономику в целом, а просто базар: «Бессовестные, цены опять поднимают!» И вот я однажды решила понять, что стоит привезти яблоки из Кабардино-Балкарии? Или орехи с Кавказа? Во сколько это обходится? Да, елки-палки, а где они живут? А где они хранят свой товар? Вот женщина пожилая, почти старушка… В ящиках у нее товар. А как она его доставляет?.. Я все разузнала и написала большой материал. И возмущенные читатели начали звонить в партийные отделы, полагая, что они не просто освещают партийную жизнь, а нами всеми командуют. «Как вы посмели писать об этих спекулянтах?!» И вот, после всей этой шумихи, я и сказала Саше: «Прочитай мою статью, пойди на рынок и напиши по-своему». Я не была уверена, что этот тихий мальчик что-то сделает, и не сразу прочитала его материалы. А зря! Он написал отличную статью «Арифметика прилавка». Тему изучил - досконально! Он добрался до таких глубин, до которых я еще не дошла. То есть он сделал следующий шаг, он меня опередил. Так что, можно сказать, Саша прошел практику без моего руководства, к сожалению. Самостоятельно - к счастью.

Отдел партийной жизни, в котором Саша работал, изучал партийную жизнь. Партия у нас тогда была одна. Ну и комсомол еще. Заведовал отделом очень хороший, добрый человек, Борис Иванович Андрюшанов. Он никогда не корил своих работников за то, что те не пришли на работу вовремя. Когда у него отпрашивались по делам, он краснел и говорил: «Да-да! Конечно!» Очень добрый был человек. Это я к тому, что Сашу на работе никто не третировал. Просто никто не понял, что рядом с ними был поэт. Иногда подшучивали над ним, но не зло. Он не из-за этого ушел из редакции. Просто ему не хотелось тратить время на выполнение нормы строчек. Если бы он занимался в газете тем, что было бы ему интересно, как знать, может, он и не уехал бы из Череповца, может быть, задержался еще в редакции на годик-другой. Но есть же еще так называемая «обязаловка». Есть материалы, которые я хочу написать, а есть такие, которые надо написать. Например, рейд по овощехранилищам, рассказ о том, как там овощи хранятся - это «обязаловка». Откуда взяться вдохновению? Но журналист должен добросовестно это сделать. Совсем не о том, что интересно, о чем пишется взахлеб… Такие темы наверняка нашлись бы у Саши, но не в этом отделе и не на этой тематике. Иногда он загорался какой-то идеей, когда готовил свою страничку «Семь нот в блокнот». Он ее делал очень хорошо, с любовыо, ведь это была его тема. Он бы мог стать хорошим журналистом, но поэзия перевесила. Поэзии в нем было слишком много.

Бытовые условия у Саши были не ахти какие: сестра, родители, бабушка - и все в двухкомнатной квартире. У него и места-то своего не было. Он, наверное, на кухне, а, может, в ванной сидел, стихи писал. Невозможно было так жить. Он любил их всех, но жить в этом общежитии ему было невозможно. Не сразу же он начал снимать квартиру - надо было денег сначала заработать.