Андрей Некрасов - Завидная биография

• Название: Завидная биография
• Автор: Андрей Некрасов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1953

---

— А дальше я в школу пошел. В сорок пятом году, в сентябре.

— Вот ты, Ростислав, и напутал. А победа над фашистской Германией, — это, что же, тебя не касается? Ты мне не рассказывай: я тогда как раз в Москву приезжал и на этом вот месте, — дядя Егор похлопал себя по плечу, — сам тебя на Красную площадь носил. Или не помнишь?

— Помню, ну как же…

— То-то. Вот, значит, и еще факт: победа советского народа в Великой Отечественной войне. Этого, брат, никак нельзя забывать. Внуки спросят, а ты скажешь: «забыл». Конфуз-то какой. Значит, победа. А потом, стало быть, школа. Почему ты в школу пошел?

— Ну, как почему? — не нашелся Слава. — Время пришло, вот и пошел…

— Точно, время пришло. Только не в сорок пятом, а раньше, когда народ записал в Конституции свое право на знания, на образование, на школу вот эту самую. Значит, и ты не просто в школу пошел, а пошел по нашему советскому закону. Вот тебе еще факт, ну, а дальше?

— А потом меня в пионеры приняли…

— В пионеры приняли… Да разве можно так говорить, Ростислав? — перебил дядя Егор. — Равнодушный ты, что ли, человек? В пионеры приняли… Это ты первую в жизни присягу принял, навек поклялся бороться за дело Ленина — Сталина. Под наше красное знамя встал! А знамя-то наше какое! Мы с этим знаменем Зимний дворец брали в семнадцатом году, мы с ним Днепрострой начинали в двадцать седьмом, мы с ним до Берлина дошли в сорок пятом. А ты: «в пионеры приняли», — передразнил дядя Егор. — Ну, ладно, дальше там что у тебя?

— В совет отряда выбрали меня…

— Вот видишь, значит, доверием товарищей облечен. А доверие — это великое дело. Его заслужить мало, его еще оправдать нужно.

— А мы оправдываем, дядя Егор, у нас отряд неплохой, двоечников нет, стараемся на пятерки учиться…

— Это тоже факт биографии. Да какой еще факт! Самый важный, можно сказать. Вот я знаю, ребята, мальчишки особенно, жалеют другой раз, что поздно родились, завидуют нам, старикам: «Вот, мол, пожили люди — и воевали и строили…» И ты, небось, завидуешь, признайся.

— Конечно, иногда завидую, — согласился Слава, — еще бы!

— И это неплохо: позавидовать есть чему. Я вот про себя скажу: пожил я интересно, с пользой, честно. Чего бы, кажется, еще желать… А все-таки и я тебе, Ростислав, иногда завидую. Время-то какое настает, ты только подумай, какое время! Мы о нем мечтали, дрались за него, голодали, мерзли, в тифу валялись. А вы навстречу ему идете, молодые, здоровые, полные сил.

— А зато, — перебил Слава, — повидал-то ты сколько!

— Это что говорить, повидали мы много. Другому бы на три жизни хватило, что мне довелось повидать, а все бы отдал за твои четырнадцать лет. Вот ты сравни: я с двенадцати лет на заводе подручным работал и в твои годы кое-как, по складам научился читать. А ты нужды не знаешь, изучаешь геометрию, физику, в комсомол готовишься вступать, с материалами съезда знакомишься… Когда мне четырнадцать стукнуло, тогда тоже был съезд партии. Только теперь о нашем съезде весь мир толкует, в гости к нам приезжали друзья со всех сторон… А тогда тайком пришлось собираться. Сыщики с ног сбились, по всему Питеру рыскали — искали большевиков. В то время как стоял вопрос: быть или не быть нашей рабоче-крестьянской власти? И решили на том съезде власть добывать, свободу добывать, землю добывать с оружием в руках, как на войне. И добыли… А теперь как вопрос стоит? Земля наша, свобода наша, власть наша… Что же, значит, и делать больше нечего?

— Почему нечего, дела хватит, это я понимаю.

— То-то, браток, дела впереди непочатый край. Мир отстоять нужно, коммунизм строить нужно… Вот ты говоришь — рассказать нечего, — дядя Егор встал и отдернул занавеску. — Я в прошлый раз приезжал — тут пустырь был. А теперь видишь: вон огоньки под самое небо забрались. И такие огоньки по всей стране горят. А думаешь, кто их туда, под облака, поднимает? Весь народ поднимает, и ты в том числе. Выходит, я со своей биографией и ты со своей в одном ряду шагаем. Только моя-то биография почти вся позади, а твоя почти вся впереди — в том и разница. Понятно?

— Понятно, — согласился Слава.

— Значит, можно поздравить все-таки?

— Выходит, что можно.

— Ну, раз так, поздравляю, Ростислав, от души поздравляю… И завидую!

ХОЗЯЕВА

Совет дружины окончился в девять часов. Ребята шумной стайкой выпорхнули на просторную улицу, поскрипывая валенками, потоптались у крыльца, поговорили на прощанье и разбрелись в разные стороны.

Лена и Никита домой пошли вместе.

Небо, хмурое с утра, прояснело. Похожие на чудесное пламя, вспыхивали и гасли в вышине голубые сполохи. Яркие звезды сияли над селом и, отраженные на тысячи ладов, горели разноцветными огоньками в каждой снежинке.

Было тихо. Только под ногами звонко хрустел твердый, как сахар, снег да чуть слышно пели над головой провода.

Прислушиваясь к собственным шагам, Никита и Лена долго шли молча. Потом негромко, точно боясь нарушить морозную тишину, Никита сказал:

— Знаешь, Лена, я вот так думаю: в центре, на сцене — портрет Ленина. Где он маленький, помнишь? И непременно лампочки кругом. Как ребята скажут «Всегда готовы!», так и включим.

— В центре портрет, — согласилась Лена. — По бокам знамена поставим, а внизу нарисуем костер, как на значке. И всю сцену украсим елками. Елок побольше привезем, весь зал уберем. Надо, чтобы все торжественно было, красиво, чтобы ребятам на всю жизнь этот день запомнился. Только знаешь, Никешка, портрет у нас маленький. Вот такой, — и Лена, расставив руки в красных рукавичках, показала, какой маленький портрет.

— Ничего, — возразил Никита. — Возьмем лист фанеры, портрет укрепим в середине, а вокруг нарисуешь рамку и надпись: «К борьбе за дело Ленина — Сталина будь готов!» А лампочки я прямо к фанере приделаю. Патроны у меня есть, провод, изоляцию — это все завтра достану, у Семена Сергеевича попрошу. Он даст…

— А где будем делать?

— Да можно у меня. Мама в Архангельске, на курсы уехала. Мы с бабушкой вдвоем домовничаем, места хватит! Завтра забирай карандаши, краски и приходи вечерком. Ясно?

— Ладно, приду. Ну, до завтра… — и Лена протянула руку на прощанье.

Ступеньки скрипнули под ее ногами, звякнула щеколда, протяжно пропела дверь… Потом вспыхнул свет в окне. Соперничая с чудесными огнями северной ночи, он золотым снопом упал на дорогу, осветил укатанный за день снег, затейливый след автомобильных шин, схваченный морозцем, и узкие санные колеи, как рельсы, убегавшие в темноту ночи.

Никита посмотрел вдоль дороги, глянул на небо, на запрокинутый ковш Большой Медведицы и прибавил шагу. А дома бабушка встретила его ласковым ворчаньем.

— Ночь-полночь, а он все бродит, все бродит. И что бродит, поди, сам не знает, — приговаривала она, пока Никита, отряхивая веником снег с валенок, топтался в сенях.

— Во-первых, бабушка, до полночи еще целых три часа, — баском возразил Никита. — А во-вторых, нигде я не бродил, я в школе был, на совете дружины.

— Ишь, советчик какой выискался… Без тебя, поди, и посоветовать некому. Ну, мой руки да садись. Я тебе шанежку с яичком спекла. Покушай, да и спать. Вот тебе мой совет, самый правильный.

Бабушка загремела заслонкой. Из печи пахнуло жаром и сладким запахом топленого молока… Никита вымыл руки, сел к столу и, с аппетитом прихлебывая горячее молоко, принялся за шаньгу.

Бабушка села рядом, взяла чулок. Послушные спицы засверкали в ее руках. Она посмотрела на внука, на его румяные с мороза щеки, на глаза, глядевшие куда-то мимо стола, и теплая улыбка осветила ее собранное в морщины лицо.

— И об чем же ты с дружиной своей совет держал? — спросила она, помолчав.

— Ну, мало ли, бабушка… Всякие у нас дела…

— Да, у вас, я знаю, всё дела… Учились — дела. Отучились — опять дела. Нет, чтобы погулять, отдохнуть. А дела-то какие теперь затеяли? Или, может, тайные и спросить нельзя?

— Да нет, какие тут тайные! Мы, бабушка, в Ленинские дни будем ребят в пионеры принимать. Нам с Леной Сорокиной поручили зал оформить. Чтобы все как следует было, торжественно, красиво…

— Ну, Лена-то, — перебила бабушка, — Лена, верно, красоту понимает. А от тебя уж и не знаю, какая красота. Вихры вон отрастил, скоро косы будем заплетать.

Никита глянул в зеркало, небрежно поправил сбившиеся русые волосы.

— Вихры, бабушка, к делу не относятся. А Лена без меня тоже не справится. Елки развесить, нарисовать да написать — это лучше Лены во всей школе никто не сумеет, а я не по этой части, я по электричеству. А мы хотим всю сцену осветить и портрет Ленина чтобы весь в лампочках был.

— А то вам свету мало! — перебила бабушка. — Прошлый год с керосиновой лампой сидели, в самый раз было. А теперь вон какая благодать! — бабушка посмотрела на электрическую лампочку, висевшую над столом, и зажмурилась. — И так глаза слепит, а им все бы еще посветлей.