Йен Уотсон - Альтернативная история

• Название: Альтернативная история
• Автор: Йен Уотсон
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-03472-3

Что случилось бы с нашим миром, если бы однажды история сошла с известного пути? Может быть, в исламизированной Европе остались бы слабые и малочисленные анклавы христианства?

Или Адольф Гитлер увлекся дирижаблестроением вместо разжигания чудовищной воины?

Или Владимир Ленин сбежал от эсеровского мятежа в Одессу?

Или Католическая церковь подвергла дарвинизм беспощадной судебной расправе?

А бомба, не попав по Хиросиме, заставила бы Японию капитулировать?

Двадцать пять исторических развилок. Двадцать пять великолепных рассказов, написанных знаменитыми мастерами жанра

Альтернативная история — весьма древний и почтенный жанр, даром что фантастика. Еще в «Истории Рима» Тита Ливия подробно и всерьез рассматриваются события, которые могли последовать, вздумай Александр Македонский повести свои армии не на восток, а на запад. Вот бы Рим обрадовался… С тех давних пор ни ученые мужи, ни писатели-фантасты не отказывали себе в удовольствии поставить очередной мысленный эксперимент на тему «Что было бы, если?..» В настоящей антологии собраны рассказы, авторы которых виртуозно жонглируют вероятностями и создают новые реальности, неизменно притягивающие читательское внимание. Здесь вы найдете произведения, созданные признанными мастерами жанра, такими как Стивен Бакстер, Джеймс Мороу, Фриц Лейбер, Марк Лэйдлоу, Гарри Тертлдав, Иэн Маклеод и другими. Некоторые рассказы написаны специально для этого сборника.

---

— Сиятельный хан, — заговорил один из послов тоже по-гречески (Джелал ад-Дин решил, что он и есть Теодор), — мы опечалены, видя, что ты приветствуешь нас в одеянии, подаренном нашими врагами. Значит ли это, что ты презираешь нас и отказываешься выслушать? Конечно, ты не для того заставил нас проделать столь долгий путь?

Телерих моргнул, оглядев новое шелковое платье.

— Нет, — сказал он, — это значит только, что мне по нраву подарок. Какие дары принесли мне вы?

Дауд, склонившись к уху Джелал ад-Дина, шепнул:

— В нем больше алчности, чем страха перед адом.

Джелал ад-Дин кивнул. Это не облегчало, а затрудняло задачу. К толкованию ислама придется примешать политику. Он вздохнул. Чего-нибудь подобного приходилось ожидать, с тех пор как стало известно, что Телерих пригласил римлян.

Христиане приносили свои дары, стараясь пышностью представления скрыть их бедность перед дарами соперников, — приношения Джелал ад-Дина еще лежали сверкающей грудой рядом с троном Телериха.

— Вот, — провозгласил Теодор, — Священное Писание с особой молитвой за тебя, вписанной его святейшеством папой Константином.

Джелал ад-Дин позволил себе тихо, но презрительно фыркнуть.

— В счет идут только слова Аллаха, — шепнул он Дауду ибн Зубайру, — а не человека, кем бы он ни был.

Теперь уже кивнул Дауд. Телерих лениво перелистал Библию, как прежде — Коран. Остановившись на середине, он поднял взгляд на христиан:

— В вашей книге есть картины. — Это прозвучало почти обвинением: в устах Джелал ад-Дина это обвинением и было бы.

Однако христианин в простой одежде — Павел — спокойно ответил:

— Да, сиятельный хан, для лучшего наставления тех, кто не умеет читать слова.

Павел был уже не молод — пожалуй, одних лет с Джелал ад-Дином, но голос его звучал легко, чисто и сильно — голос человека, не сомневающегося в избранном пути.

— Этого берегись! — буркнул Дауд. — В нем больше святости, чем в обоих других, вместе взятых.

Джелал ад-Дин и сам пришел к тому же заключению и не обрадовался ему. «Враги, — думал он, — должны быть злодеями». Он не долго задержался на этой мысли, потому что Телерих, вдруг перейдя на арабский, обратился к нему:

— Почему в вашей книге нет картин, которые показали бы мне, во что вы верите?

— Потому что Аллах, Бог единый, бесконечен и недоступен постижению наших малых чувств и его невозможно изобразить, — ответствовал Джелал ад-Дин. — Человека же нельзя изображать, потому что Аллах создал его по своему подобию из сгустка крови. То же говорит Писание самих христиан, но они забывают о законах, которые им не подходят.

— Лжешь, неверный! — вскричал Теодор. Свет факелов заиграл на его выбритой макушке, когда он развернулся лицом к Джелал ад-Дину.

— Не лгу, — возразил Джелал ад-Дин — он не зря учился у людей, бывших христианами до того, как увидели истину учения Мухаммеда. — Стих, который ты отрицаешь, помещен в книге, называемой Исход.

— Правда ли это? — проворчал Телерих, хмурясь на христиан.

Теодор хотел ответить, но Павел перебил его:

— Сиятельный хан, стих таков, как утверждает араб. Мой спутник не хотел отрицать этого. — Теодор, кажется, собрался заспорить, но Павел не дал ему вставить слова. — Однако закон был дан Моисею давным-давно. С тех пор на землю явился Христос, Сын Божий, и верящий в Него попадает в рай, даже если не соблюдал устаревших еврейских законов.

Телерих хмыкнул:

— Новый закон может сменить старый, если изменились обстоятельства. Что ты скажешь на это, посланец халифа?

— Я процитирую два стиха их Корана, из суры, называемой «Корова», — ответил Джелал ад-Дин, улыбкой отметив, что Павел оставил ему выход. — «И говорят иудеи: „Христиане — ни на чем!“ И говорят христиане: „Иудеи — ни на чем!“ А они читают Писание». Что означает, великолепный хан, что те и другие извратили Слово Божие. И еще: «Они говорят: „Аллах зачал сына“ — упаси Аллах!»

Цитируя Коран, он привычно перешел на арабский. И не удивился, заметив, что христиане легко следят за его речью. Они тоже подготовились к любым случайностям.

Один из бояр Телериха обратился к хану на своем языке. Малик ибн Анас, взятый Джелал ад-Дином именно за то, что немного владел болгарской речью, перевел:

— Он говорит, что священные боги предков и даже языческие боги славян, которыми они правят, многие годы хорошо служили им, и призывает Телериха не изменять обычаю.

Оглядевшись, Джелал ад-Дин увидел, что многие бояре кивают.

— Великий хан, позволишь ли мне сказать? — заговорил он и, когда Телерих кивнул, продолжил: — Великий хан, тебе достаточно посмотреть кругом, чтобы убедиться в величии Аллаха. Разве не верно, что мой повелитель халиф Абд ар-Рахман, мир ему, правит от Западного моря до Индии, от твоих границ до Египетской пустыни? Даже христиане, чье знание единого Бога несовершенно, все еще владеют многими землями. И только вы в своей маленькой стране поклоняетесь своим идолам. Разве это не доказывает, как мала их сила?

— Более того, сиятельный хан, — заговорил молчавший до тех пор Никита, — ваши ложные божества отрезают Болгарию от других народов. Способны ли твои люди, имея дело с мусульманами или христианами, приносить клятвы, которым бы те поверили? Как подкрепишь ты силой Господа договор, придав ему верность? Как можешь вступить в законный брак с христианкой? Ты сам, конечно, задавался подобными вопросами, иначе не призывал бы нас к себе.

— Он говорит правду, хан Телерих, — подтвердил Джелал ад-Дин. Он не ждал от священника такого острого понимания мирских дел, какое проявил Никита. Коль скоро невозможно было отрицать сказанного, его лучше подтвердить, чем игнорировать.

Телерих закусил ус, переводя взгляд с одного посольства на другое.

— Скажите мне, — медленно произнес он, — поклоняетесь ли вы все одному Богу или разным?

— Прекрасный вопрос, — сказал Джелал ад-Дин. Да, Телерих не дурак. — Это один Бог, нет бога, кроме Бога. Но христиане почитают Его ошибочно, полагая, что Он — троичен, а не един.

— Это тот же Бог, — согласился Павел, снова опередив Теодора. — Мухаммед не истинный пророк, и многое в его проповеди ложно, но это тот самый Бог, который отдал своего единородного Сына ради спасения людей.

— Постойте! — Телерих поднял ладонь. — Если это один бог, какая разница, как будем почитать его я и мой народ? Какие бы молитвы мы ему ни возносили, он, конечно, поймет нас.

Джелал ад-Дин обернулся к Павлу. Христианин смотрел на него. Павел улыбнулся, и Джелал ад-Дин невольно ответил на улыбку. Он сознавал иронию положения: у них с Павлом больше общего, чем у каждого из них с этим наивным болгарским ханом. Павел поднял бровь. Джелал ад-Дин кивнул, позволяя христианину ответить на вопрос Телериха.

— Увы, сиятельный хан, это не так просто, — заговорил Павел. — Подобно тому как есть лишь один истинный Бог, есть лишь один способ верно почитать его, ибо хотя он милосерден, но также и справедлив, но не потерпит ошибок в богослужении. Скажем, к примеру, сударь, понравится ли тебе, если тебя назовут «ханом аварским»?

— Такое было бы мне очень приятно, окажись это правдой, — мрачно усмехнулся Телерих. — Но к несчастью, у авар есть собственный хан. Хорошо, священник, я понял тебя.

Болгарский правитель почесал подбородок:

— Я должен это обдумать. Мы снова соберемся здесь через три дня и продолжим беседу. Ступайте с миром и помните, — он сурово оглядел христиан и мусульман, — вы все здесь — мои гости. Никаких драк между вами, или вы пожалеете.

С этим напутствием соперничающие посольства откланялись.

Время до следующего столкновения со священниками оказалось потрачено, вопреки надеждам Джелал ад-Дина, большей частью на знакомство с Плиской. Как бы восхитительна ни казалась ему светлокожая девица, он был уже не молод: для него «от свидания до свидания» означало «несколько дней». После варварской роскоши деревянного дворца Телериха город показался арабу странно знакомым. Он удивлялся, пока не вспомнил, что Плиска, как и Дамаск, и Константинополь, и множество других поселений, которые ему приходилось посещать, когда-то была римским городком. Планировка и архитектура намного пережили прежних хозяев.

Джелал ад-Дин едва не закричал от восторга, обнаружив, что бани не только сохранились, но и действуют, а то его собственный нос уже склонял его к мысли, что болгарам вовсе не знакома идея о мытье. Войдя, он обнаружил, что среди моющихся преобладают светлокожие люди, одного рода с Драгомиром и выбранной им наложницей. Он уже знал, что это славянские подданные болгар. Убедился он и в том, что, будучи малознакомы с заповедями христианства и ислама, они позволяли женщинам мыться вместе с мужчинами. Позорище, скандал, в Дамаске такое вызвало бы бунт! Джелал ад-Дин пожалел, что зрение у него уже не то, что в сорок или хотя бы в пятьдесят лет.