Иван Алексеев - Заморский рубеж

• Название: Заморский рубеж
• Автор: Иван Алексеев
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2005
• ISBN: 5-9717-0024-3

По указу великого князя Александра Невского в поморских лесах создан тайный воинский стан. В нем, по примеру древней Спарты, воспитываются воины, способные в одиночку противостоять многочисленным врагам. Молодые дружинники, пройдя сложные испытания, отправляются в заморские страны, чтобы перенять боевой опыт и вернуться на Русь готовыми к встрече с любым противником…

---

Кирилл сказал, что он не сомневается в блестящих способностях, даже таланте трех молодых дружинников, известных всему Лесному Стану не только успехами в воинской подготовке, но и многочисленными веселыми выходками и остроумными проделками. Однако юные дружинники настолько привыкли быть всегда и во всем первыми, что это может сослужить им дурную службу в заморских странах, где они столкнутся совсем с другой реальностью. К тому же действовать они там будут не вместе, как привыкли с детства, а в одиночку. Кирилл подчеркнул, что переход из юношей, которым неизбежно делается скидка на возраст, во взрослые дружинники, где никаких скидок уже нет, является весьма нелегким переломным этапом. Он напомнил присутствующим, что некоторые юноши, достигшие блестящих успехов и привыкшие первенствовать во всем среди сверстников, часто ломались духовно, попав во взрослую среду, где первенство нужно было завоевывать вновь упорным и тяжелым трудом. И, напротив, те из юношей, которые, казалось, ничем не выделялись, при переходе в ранг взрослых строевых бойцов постепенно становились выдающимися воинами. Слишком ранние и легкие успехи опасны. А для воинов они опасны смертельно, заключил Кирилл. Он предположил, что если бы Михась, Разик и Желток, никогда не знавшие неудач и не терпевшие крупных поражений, оступились бы на заключительном этапе, то это пошло бы им на пользу в становлении характера, укреплении духа, приобретении необходимой осмотрительности и мудрости. Иначе они рискуют погибнуть в заморских странах, куда явятся с высоко поднятой головой или, лучше сказать, с задранным носом, преисполненные веры в свою исключительность и непобедимость. А через год юноши, несомненно, блестяще пройдут повторные испытания и, умудренные жизнью, познавшие горечь неудач, а потому осмотрительные и повзрослевшие, отправятся в эту самую заморщину с несравненно более высокими шансами вернуться живыми и невредимыми, с ценными сведениями и опытом.

После того как дьякон Кирилл закончил свою речь, повисла довольно долгая пауза. Первым ее нарушил тысяцкий северных:

– Так ты что же, дьякон, моих лучших дружинников предлагаешь засудить на испытаниях, что ли? Сами ведь они не проиграют! И какой же после этого у них будет моральный дух? Ребята ведь не маленькие, поймут, что с ними поступили нечестно!

– Конечно же, я не предлагаю, чтобы судьи да наблюдатели их придержали без всяких на то оснований. Я предлагаю выставить против них на рукопашном рубеже в переходе двухсотверстном моих особников, чтобы они в честной схватке молодцов одолели.

Опять на некоторое время в совещательной палате игумена наступила тишина. Воинские начальники да и остальные члены Совета были хорошо знакомы с правилами и условиями заключительных испытаний и понимали, что при сопротивлении в рукопашной схватке в полную силу во время тяжелейшего перехода все преимущества будут на стороне подставы, в которую входят свежие, отдохнувшие бойцы. Испытуемые могут лишь достойно продержаться против них положенное время и, по решению судей, продолжить свой труднейший переход. – И ни у одного строевого бойца, вошедшего в подставу, не поднимется рука намеренно валить испытуемых, то есть бить их так, что они физически не смогут встать в течение отведенного правилами времени и двигаться дальше. Ну а особники, которых специально готовят для выполнения любых, самых невероятных заданий, в том числе к действиям против своих, те неукоснительно выполнят приказ начальства и не моргнув глазом завалят кого угодно, хоть самого архангела Гавриила.

– Ну а если все же мои ребята пройдут рубеж, разбросают твоих особников? – с вызовом в голосе обратился тысяцкий к Кириллу.

– Тогда пусть идут дальше, если смогут, – спокойно ответствовал дьякон. – В этом случае я буду готов признать, что ошибся и они действительно готовы к любым испытаниям. Только, чур, не предупреждать их о сюрпризе! Раз уж по-честному, то уж по-честному: согласно букве правил, испытуемый должен быть готов к любым неожиданностям и препятствиям.

– На том и порешим, – прерывая возможные дальнейшие дискуссии насчет честности и правил, безапелляционным тоном заключил воевода.

Игумен кивнул согласно, остальные члены Совета, конечно же, возражать не стали. Лишь тысяцкий Северной тысячи демонстративно отвернулся от Кирилла, давая понять, что недоволен таким решением. Умом он понимал, что дьякон, скорее всего, прав и заботится исключительно о благе самих же ребят. Но сердце старого вояки было на стороне любимейших его дружинников, и, понимая, как тяжело будут они переживать неизбежную неудачу, тысяцкий некоторое время, не слушая, что дальше говорится на Совете, лишь огорченно качал головой и теребил усы, пока игумен не сделал ему замечание подчеркнуто ласковым и успокаивающим тоном.

Михась полз по мягкому влажному мху. Его одежда давно промокла насквозь, хриплое, клокочущее дыхание вырывалось из груди, глаза время от времени застилала мутная пелена, в ушах звенело. Сквозь этот звон едва прорывались звуки дремучего векового леса: шум ветра в кронах высоченных сосен, скрип их раскачивающихся стволов, тревожный свист вспугнутых пичуг. Больше всего ему хотелось распластаться на этой податливой лесной подстилке, закрыть глаза, замереть, но он, сжав зубы, продолжал свое медленное движение. Линь, привязанный к плечевым и поясному ремням, называемым по-иноземному портупеей, на котором Михась тащил неподъемный груз, врезался в мышцы спины и ног как стальной раскаленный прут.

«Подохну я так», —с полным безразличием, будто речь шла о ком-то совершенно постороннем, подумал Михась.

«Ну что ж, мертвые сраму не имут», – услужливо подсказало угасающее сознание.

«Но живые не сдаются!» – неожиданно придумал он продолжение старинной поговорки русских витязей.

Михась перевернулся на спину, раскинул руки, постарался успокоить дыхание, расслабиться. Сквозь ветви сосен едва проглядывало хмурое северное небо, затянутое свинцовыми облаками. Михась с трудом приподнял голову, взглянул туда, где на наспех сделанной волокуше, привязанной линем к его портупее, лежали Разик и Желток. Желток встретил его взгляд, попытался улыбнуться. Улыбка у него получилась жалкой и виноватой. Разик вообще безучастно смотрел в пространство. Казалось, происходящее вокруг его не интересовало.

Михась закрыл глаза. В его сознании мелькали картины недавних событий. Вот он среди двух десятков дружинников стоит перед огневым рубежом, и в его руках не дурацкий допотопный лук, а тяжелая, сурово-изящная пищаль, изготовленная в ружейных мастерских Лесного Стана на основе лучших иноземных образцов.

– К бою! – звучит команда наблюдателя.

Короткой перебежкой они выдвигаются на огневой рубеж, втыкают в землю подпорки, раздувают фитили.

– Огонь!

Михась нажимает на спусковой крючок, фитиль опускается. С чуть слышным шипением вспыхивает порох на полке. Зная, что у него есть полсекунды, Михась подправляет линию прицела.

Бабах! – взрывается основной заряд, отдача привычно толкает приклад в плечо, клуб дыма на короткое время закрывает обзор. Но Михась уже видит, что первая его мишень разбита вдребезги. Не теряя ни мгновения, он упирает приклад в землю, выхватывает шомпол, прочищает ствол. Порох из пороховницы тонкой струйкой течет в черное жерло. Пыж, тяжеленький свинцовый шарик пули. Забить понадежнее, натрусить запальную порцию пороха на полку. Готово! Прицел, выстрел (остальные еще только ставят пищали на подпорки). Вторая мишень, как и первая, разлетается облачком глиняных осколков…

– Ну, на первом месте, как всегда, Михась, – чуть скучающим голосом, как о чем-то давно известном и слегка надоевшем, докладывает судья группе наблюдателей. – Темп стрельбы наивысший, разбиты все пять мишеней.

Так, отлично, в общем зачете он уже давно не шестой, как после скачки, а в первой тройке с назваными братьями – Разиком и Желтком.

Теперь они уже стоят перед чередой препятствий: ров, забор, сломанный мост, крепостная стена и штурмовая лестница, высокое дерево (оно же мачта), скала, канат над водой… На этой череде, длиной всего треть версты, выматываешься больше, чем в десятиверстном забеге.

– Вперед!

Михась вместе с остальными разбегается что есть силы, чтобы перелететь в прыжке первое препятствие – широкий и глубокий ров. Он удачно толкается, попав в самый край рва, стенки которого обшиты досками, а наверху по доскам пущен железный уголок, иначе давно бы раскрошили их сапоги дружинников. Перелетев ров с хорошим запасом, Михась устремляется ко второму препятствию – трехсаженному забору из толстенных деревянных плах. Возле забора, как и около других препятствий, стоит несколько наблюдателей. Вдруг Михась узнает в одном из них Дымка. Тот смотрит прямо в глаза набегающему первым дружиннику, хитро улыбается, подмигивает. Михась сбивается с шага, толкается не с той ноги, кое-как цепляется за верх забора, невероятным усилием, чувствуя, как чуть не лопаются жилы в плечах, подтягивается, высоко выносит прямые ноги, переворотом преодолевает забор. Спрыгивает на землю он уже не первым. Спружинив при приземлении, Михась выпрямляется, чтобы продолжить бег, и в этот момент опять видит Дымка, который, по-прежнему улыбаясь, показывает ему большой палец, затем поворачивает этот палец к земле и произносит что-то чуть слышно.