Ольга Власова - Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией

• Название: Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией
• Автор: Ольга Власова
• Жанр: Психология

Рональд Дэвид Лэйнг (1927–1989) – один из самых известных деятелей эпохи 1960-х гг. и самый популярный психиатр столетия после 3. Фрейда и К. Г. Юнга. Его взгляд на природу безумия и революционная деятельность навсегда изменили облик психиатрии, его книги, выходившие миллионными тиражами и переведенные более чем на двадцать языков, читаются, словно романы и манифесты, а его яркая индивидуальность до сих пор вызывает споры в среде биографов и критиков. Первая русскоязычная биография Лэйнга, построенная на оригинальных источниках, воссоздает канву его жизни и творчества, основные идеи его работ и проектов, представляя его фигуру в единстве множества образов – психиатра и антипсихиатра, философа и социального критика, гуру и революционера.

Работа выполнена в рамках проекта «Социальная теория и социальная практика антипсихиатрии» при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (№ 10-06-00078а).

---

Лэйнг ставит задачу пробуждения любви, разбивая ее на шесть принципов:

...

1) безусловная любовь к ближнему;

2) любовь – это глагол, который обозначает отношения не с безликим, а с личностью;

3) мы должны любить всякого, без исключения, ближнего, а не абстрактное и безликое человечество;

4) мы должны признать право другого на инаковость как непохожесть на нас;

5) любить как самого себя означает то, что существует отношение к самому себе и оно влияет на отношение к другому, поэтому, если я плохо отношусь к себе, страдают и другие;

6) любить как самого себя означает всегда быть связанным с другим, человек всегда существует в отношении, а не в изоляции.

Как справедливо отмечает Стивен Ганс, последний принцип впоследствии станет центральным для социальной феноменологии Лэйнга.

Эта теоретическая работа дает Лэйнгу повод думать о том, что нужно двигаться дальше – и в теории, и на практике. Тема межличностных отношений приводит его к психоанализу, и ему опять везет: оказывается, что профессор Фергюсон Роджерс – хороший друг Джона Сазерленда, директора Тавистокской клиники в Лондоне. Лэйнг не упускает возможности воспользоваться этой дружеской связью (а Сазерленд с удовольствием составляет ему протекцию) и отправляется в Лондон – покорять вершины. Он внедряется в Британское психоаналитическое общество.

Тавистокская клиника

Итак, в конце 1956 г. Лэйнг переезжает в Лондон. Фергюсон Роджерс хлопочет за него перед Джоном Сазерлендом – директором Тавистокской клиники и председателем комитета Тавистокского института человеческих отношений. Энн подыскала для их семьи просторный и достаточно недорогой домик в Харлоу, в двадцати милях к северу от Лондона. Большего пока они себе позволить не могли.

Сазерленд берет Лэйнга на должность старшего ординатора клиники с зарплатой тысяча фунтов стерлингов в год. Таким образом, он проходил обучение при Британском психоаналитическом обществе, в Институте психоанализа, но работал в Национальной службе здравоохранения.

Тавистокская клиника, основанная в 1920 г. и получившая свое название по месторасположению – Тавистокской площади Лондона, – была одной из первых амбулаторных клиник Великобритании, проводящих преимущественно психоаналитическую психотерапию. В 1948 г. клиника была официально лицензирована и отнесена к ведомству Национальной службы здравоохранения.

В 1930-х – начале 1940-х гг. Тавистокская клиника, как и Лондонский институт психоанализа, были включены в борьбу между сторонниками Анны Фрейд и Мелани Кляйн и расколоты на два лагеря. Фрейдисты не принимали кляйнианцев, называя их сугубо английской школой. В 1946 г. в Институте психоанализа произошел окончательный раскол. Группу кляйнианцев (группу А) возглавляла Сильвия Пайн, ортодоксальная группа Анны Фрейд (группа В) была теперь обособлена, но, как это обычно бывает, остались и сомневающиеся. Они стремились выйти за пределы споров о чистоте учения, избавиться от догматизма сторонников Кляйн и Анны Фрейд и обратиться к изначальному психоанализу. Большинство из них были практиками, и главным критерием успешности теории для них был позитивный результат проведенного анализа. Однако, несмотря на отказ от следования за Кляйн и Анной Фрейд, доминирующими влияниями в этой группе стали все же теории Кляйн и Шандора Ференци. По причине своего критического восприятия взглядов Анны Фрейд эта группа примыкала к лагерю кляйнианцев и была одной из его подгрупп. Туда входили Михаэль Балинт (именно через него в английский психоанализ проникли идеи Шандора Ференци), Джон Сазерленд, Джон Боулби, Дональд Винникот, Чарльз Рикрофт и Марион Милнер. Эта группа и составляла костяк Тавистокской клиники.

Следуя идеям Кляйн, тавистокские психоаналитики обращали пристальное внимание не на психосексуальную природу инстинктов и особенности их выражения, а на особенности ранних отношений ребенка с матерью. Психическая конституция ребенка, по их мнению, формируется в первый год жизни, и особое значение при этом имеет двойственное отношение ребенка к матери и к материнской груди. При развитии кляйнианского метода Винникот, Боулби и др. пришли к выводу о том, что немаловажную роль в жизни ребенка и в формировании его психики имеют фантазия и различные способы ее реализации. В частности, Винникот заговорил о существовании «переходного объекта» – объекта, который олицетворяет для ребенка гармоничные отношения с матерью (куклы, погремушки и пр.) и дает ощущение безопасности.

До прихода в Тавистокскую клинику Лэйнг заочно уже был знаком с идеями некоторых ее сотрудников и примыкающих к ней психоаналитиков. Он читал работы Биона, посещал тренинги бионовских групп в Глазго, и эти идеи нашли свое выражение в главе его второй книги «Я и Другие» о негласной договоренности. Эта книга даже была первоначально задумана как описание опыта работы в бионовских группах. Кроме того, Лэйнг был знаком и с принципами семейной терапии Михаэля Балинта.

Лэйнг, разделяя позицию своих старших коллег по Тавистокской клинике, достаточно свободно относился и к теории Анны Фрейд, и к идеям Кляйн, поэтому исключительно кляйнианские методы работы не вызывали в нем ни восторга, ни одобрения. Ему не нравилась ее манера общения с начинающими психоаналитиками как с потенциальными неофитами и одновременно потенциальными противниками, ее несокрушимый догматизм, надменное и эгоистическое поведение. Одновременно он уважал ее боевую храбрость, то, что она не боялась отвержения и презрения, и говорил о ней как о необычной личности, фигуре значительного масштаба [111] . В 1957 г. он просил Кляйн стать его клиническим супервизором, но она отказалась на том основании, что обучающий аналитик Лэйнга – Чарльз Рикрофт – сам не получил должного курса индивидуального психоанализа (Рикрофт анализировался не у Кляйн, а у Сильвии Пайн).

Во многих вопросах Лэйнг расходился и с Джоном Боулби, который тогда претендовал на пост главного администратора клиники. Боулби был убежден, что вся жизнь человека, его нормальность, его отношение к миру определяется материнской заботой в первые годы жизни. Если же ребенок такой заботы не получал, его психика остается травмированной на всю жизнь. Лэйнг считал подобные аналогии неуместными. В свою очередь, Боулби не одобрял увлечения Лэйнга философией и его попыток перенести философские концепты в пространство психиатрии. На его взгляд, психиатрия должна была опираться скорее не на философию, а на этологию. Уже после смерти Лэйнга в интервью Дэниэлу Берстону в июне 1990 г. Боулби отмечал, что, чтобы сыграть какую-то позитивную роль для психиатрии, экзистенциальная феноменология была излишне запутана и неправильно ориентирована, но тем не менее признавал, что «реальная» работа Лэйнга оказала на него и его коллег весьма значимое влияние [112] .

Лэйнгу было очень непросто резко сменить курс. Несколько лет он находился в пространстве неврологии и психиатрии, где по преимуществу признавалось, что за каждым изменением личности стоит изменение деятельности нервной системы, где все четко регламентировалось, где использовались физические или медикаментозные методы воздействия. Здесь все было совершенно иначе: за изменениями личности отыскивался ранний детский опыт отношений, лечение основывалось на разговоре с психоаналитиком и включенности в терапевтические группы, а свобода интерпретации не знала границ.

Кроме того, Лэйнг привык к больничной, стационарной системе, он несколько лет проработал в палатах и отделениях. Тавистокская же клиника была амбулаторной, и этот режим и распорядок работы были ему несколько непривычны:

...

Я все время работал в больницах, и впервые с тех пор, как я окончил школу, я оказался за пределами больницы и клинического фона. Это были люди, проживавшие в Хампстеде, белокожие представители среднего класса, и все они казались больными не больше, чем я или любой другой [113] .

Эти жалобы на недостаток клиники и клинического духа в психоанализе впоследствии были использованы против Лэйнга. Так, в предисловии ко второму изданию биографии Лэйнга, написанной его сыном Адрианом, профессор Энтони Дэвид писал, что он «так быстро разочаровался в амбулаторном психоаналитическом мире и не смог установить с ним никаких связей, поскольку, несмотря на неистовую критику, единственным местом, где он чувствовал себя как дома, был психиатрический госпиталь или лечебница» [114] . В этой критической фразе, возможно, и есть доля истины – той истины, что к психоанализу душа у Лэйнга не лежала, его корни были в психиатрии, он вырос из психиатрической клиники.

Работая в клинике в качестве ординатора, Лэйнг в основном имел дело со страдающими личностными расстройствами невротического толка, часто неврозом навязчивости. При этом анализ касался исключительно личности пациента, органическая и телесная сфера не затрагивалась. Обычно с клиентом беседовали его лечащий аналитик и клинический психолог. После этого проводилась своеобразная мини-конференция по случаю: представлялись результаты «обследования» и работы с последующим совместным обсуждением случая.

Клиника дала ему то, чего ранее в его опыте работы не было, и то, чего ему так не хватало. Но оказалось, что этот полюс в чем-то не лучше ему противоположного. Через некоторое время после начала работы Лэйнг поймал себя на мысли, что, вспоминая времена работы в больницах, тоскует. Ему казалось, что обсуждения случаев и практика проработки личностных проблем не имеют под собой никаких оснований. В больницах, где он работал, за всем лечением стояла медицина, а здесь на смену ей приходила исключительно свободная интерпретация. По сути, ни одна из крайностей не нравилась ему: там были жесткие техники лечения – лоботомия и электрошок, здесь – неконтролируемая техника истолкования, но профессия врача раньше давала ему хоть какую-то уверенность. Лэйнг всю жизнь не переставал повторять, что обучение в Институте психоанализа и работа в клинике имели для него не такое уж большое значение. «…Я чувствовал, что в своей карьере опускался на ступеньку ниже» [115] , – говорил он о тех временах.