Николай Дежнёв - В концертном исполнении

• Название: В концертном исполнении
• Автор: Николай Дежнёв
• Жанр: Современная проза

Николай Дежнев закончил первую редакцию своего романа в 1980 году, после чего долго к нему не возвращался — писал повести, рассказы, пьесы. В 1992 году переписал его практически заново — в окончательный вариант вошел лишь один персонаж. Герои романа выбрали разные жизненные пути: Евсей отдает себя на волю судьбы, Серпина ищет почестей и злата на службе у некоего Департамента темных сил, а Лука делает все, чтобы приблизить триумф Добра на Земле. Герои вечны и вечен их спор — как жить? Ареной их противостояния становятся самые значительные, переломные моменты русской истории. И лишь одна сила может склонить чашу весов в ту или иную сторону — Любовь.

«Chicago Tribun», 22 ноября 1999 года

 «Роман развлекает и несет радостное настроение, как ни одна другая книга за многие годы».

«Herald Sun», 5 марта 2000 года

 «Автор не боится рассказывать запутанную историю, затрагивая с юмором трудные вопросы. Результат — причудливый рассказ, полный остроумия и согревающих человеческим теплом откровений. Читаешь роман с карандашом в руке».

«Publishers Weekly», 27 сентября 1999 года

 «Блестящая русская сатира в переводе на английский и десяток других языков делает ее автора заметной фигурой в международном литературном мире».

«Los Angeles Times», 12 декабря 1999 года

 «Эта книга — мозаика из элементов философии, политики и сюрреализма. В ней принявший человеческий образ черт выпивает с профессором физики и подсовывает ему изменяющую жизнь формулу».

«Kirkus Reviews», 15 сентября 1999 года

«Сказочный роман — в самом точном смысле этого слова — между русской женщиной и падшим ангелом. Книга остроумна, грамотно выстроена и не оставляет равнодушным».

---

— Стареешь, Нергаль… — сказал ангел сильный почти ласково, но на этот раз в его нежном голосе едва слышно прозвучали грозные раскаты меди. — Стареешь… Ты уже не в состоянии различить мой чин. Знай же, Нергаль, я Принципал из третьего ранга Начал, а не какой-то посыльный ангел. Прошу тебя, не заставляй прибегать к силе.

— Но этого человека ждет ад, сама память о нем будет стерта со скрижалей истории! Он покусился на святая святых — на систему!

— Конечно, если ты хочешь, — ангел сильный не слушал возбужденную речь Черного кардинала, — я могу дать тебе отдохнуть пару тысячелетий в мире лунного одиночества. Если ты хочешь…

Произнеся эти слова тихим усталым голосом, ангел сильный подошел по воздуху к Лукарию, поднял его, поставил рядом с собой.

— Проклятье! — прорычал Нергаль, пятясь, не в силах вынести приближение посланца неба.

— Vade retro, Satanas! — не поворачивая головы, бросил Принципал, и в тот же миг начальник Службы тайных операций и оба его слуги превратились в пепел. Сохраняя форму, их тела постояли мгновение и осыпались на пол, поднимая клубы серой пыли. Стены замка закачались и со страшным грохотом рухнули к подножию скалы.

— Пойдем, Он хочет тебя видеть, — ангел сильный взял Лукария за руку.

— Постой, — попросил Лукарий, — я хотел бы взять ее с собой.

— Ты хочешь, чтобы она умерла и никогда не вернулась на Землю? — Голос Принципала был намеренно плоским, но в этом безразличии Лукарию послышался укор. — Закон причины и следствия неумолим: прервав череду реинкарнаций, ты обрекаешь ее душу на вечные скитания в астрале. Ты этого хочешь? — Своими огромными сияющими глазами он посмотрел на стоящего перед ним человека, продолжил: — Я вижу, ты возжелал, не подумав. Идем!

— Но тогда я никогда больше ее не увижу…

Ангел сильный его не слушал. Прямо над их головами разошлись облака, и Лукарий увидел бесконечно-голубое, радостное небо, все пронизанное золотистыми лучами. Яркая вспышка света охватила их тела, и они исчезли из трехмерного пространства нижнего мира людей. Стремя полет к наполненным волшебным сиянием сферам миров просветления, ангел сильный нес своего спутника над скудными, печальными пространствами чистилищ, над бредущими бесконечной чередой тенями людей, осмысливающих свой жизненный путь. Далеко внизу глубинным огнем догорающих углей обозначились в кромешной мгле страдалища и миры искупления, за ними, безмерно серый, напомнивший Лукарию застывшую лаву, угадывался плотный монолит ядра ада. В безудержном стремлении вверх путь их лежал в высшие пространства вселенской воли и разума, туда, где начинались Его чертоги.

— Дальше пойдешь сам, — сказал ангел сильный, и Лукарий увидел себя стоящим на сотканной из переливающегося света лестнице. Он хотел поблагодарить ангела за спасение, но тот совсем нахмурился, заговорил, не поднимая своих чудесных глаз:

— Я должен просить у тебя прощения, Лукарий. Я тебе позавидовал, а это страшный грех. Мы, ангелы, отвечаем за чистоту своих помыслов и чувств. Прости меня, Лукарий, ради Господа нашего прости! — Принципал еще ниже склонил голову.

— Я только рад тебя простить, — удивился Лукарий. — Но скажи, чему ты, ангел сильный, мог позавидовать в моей несчастной судьбе?

— Не говори так, ты не знаешь своего счастья. — Принципал поднял на него сияющие глаза. — Я позавидовал любви к тебе женщины, той ее силе, что смогла обратить на тебя Его внимание. Хотел бы я знать слова ее молитвы… Теперь я должен тебя покинуть. Прошу, не говори никому о моем грехе, я справлюсь с ним сам. Прощай!

Лукарий посмотрел вслед исчезающему в глубинах пространства ангелу. Перед ним, играя всеми цветами радуги, лежала сотканная из световых лучей лестница. Сначала тяжело, потом все легче и легче он пошел по ней вверх, уже едва касаясь ступеней, чувствуя с каждым шагом все возрастающую свободу движения. Он уже не шел, он летел над струившейся под ним, переливающейся внутренним светом рекой, а вокруг, будто в затейливом танце, плавали, проходя одна сквозь другую, огромные полупрозрачные сферы. Едва различимое пение чистых детских голосов постепенно заполнило все пространство, и покой, и приятие мира хлынули в его душу серебристыми очищающими струями. Как-то сами собой исчезли, растворились внешние формы, и голубоватый с золотыми переливами свет слился с небесной музыкой и пением, став единым целым. Без малейшего усилия, упиваясь переполнявшим его счастьем, Лукарий плыл в этом мире, не ощущая ни времени, ни границ пространства, чувствуя лишь, как нечто удивительное и ласковое обнимает его, и он уже знает, что есть всепрощение, как знает, что такое любовь. И вдруг разом, океанской волной, обрушилась на него радость, все его трепещущее от счастья существо охватил чистый восторг. Яркий, ни с чем не сравнимый свет залил мир. Он не слепил, а нежил и ласкал, и в этом свете, и этим светом — Лукарий знал точно — был Он.

— Ты хотел говорить со Мной, — сказал голос, услышанный им в глубине собственного «я», и он вдруг понял, что никакие мысли, никакое знание не может быть для Него тайной.

— Господи! — Лукарий не испытывал ни страха, ни подобострастия, а только чистую радость полного откровения. — Прости меня! Я хотел рассказать Тебе то, что по ограниченности своей считал бесконечно важным, теперь же я вижу всю ненужность затеянного…

— Да, Я знаю все доподлинно. Ты поднялся на защиту того, что искренне считал Моей идеей, благодарю тебя за это! Рискуя потерять самое душу, ты защищал Меня. Обычно бывает наоборот: люди просят Меня о защите. Спасибо тебе!

— Искренне считал Твоей идеей?.. Значит, я был не прав? Значит, высшее предназначение человека не в том, чтобы работой души преумножать в мире Добро?

Все, во что он верил, чем жил, к чему шел через жизни и страдания, рухнуло разом, рассыпалось в пыль, и нечеловеческая горечь опустошенности охватила его сжавшуюся в муке сущность. Но не о себе скорбела его душа — что значит судьба маленькой, никчемной, бьющейся о стекло жизни мошки! — он думал, как безнадежна и бессмысленна стала вдруг жизнь миллиардов существ, привыкших называть себя людьми.

— Не надо, не отчаивайся — ты был прав. Ты был настолько прав, насколько это дано человеку, — сказал Голос, и Лукарий ощутил горячую волну Его сострадания, и вдруг понял, что Он улыбается. — Ты все еще в начале пути… Как человек ты способен понять лишь часть Истины. Мир безмерно сложен в своей простоте и гармонии, и людям не дано представить себе его во всем многообразии, а только принять душой. Невозможно, взойдя на холм, окинуть взглядом вершины горной цепи. Невозможно, обладая лишь чувством, пересказать содержание Библии: получится либо горько, либо сладко. — Тот, Кто был Светом, рассмеялся. — Но этого и не надо! Богу — Богово, кесарю — кесарево. Если веришь, надо идти избранным путем, и тебе откроется Истина. Вера — это и есть соборная к ней дорога. Только восхождение каждый совершает в одиночку, на Голгофу толпами не ходят!

— Но как же тогда машина Хроноса? Ты сам повелел ее создать!

— Когда ребенок просит у тебя игрушку, разве можно ее не дать? Люди — это те же дети, им только кажется, что детство кончилось. На самом деле они просто погрустнели и перестали верить в сказки. Им невдомек, что жизнь — это игра и единственное, что от них требуется, — знать, на чьей стороне играешь. Спасен будет тот, кто живет светло и легко, с открытой душой, кто способен найти в этой жизни радость и не боится смеяться над собой. Такой человек не станет гнаться за ложными ценностями!

— И соотношение в мире Добра и Зла определяет ход времени?

— Ты забавный человек, Лукарий, ты такого себе напридумывал! — Он действительно рассмеялся. — И самое смешное, что все это правда. Работой души люди истребляют в себе Зло и создают Добро, и от того, как и чем они живут, зависит ход их времени. То, что с Земли представляется Добром и Злом, на самом деле есть два универсальных мировых начала, лежащих в основе действия космического закона причины и следствия. Будучи не в силах охватить умом их движение, человек как всегда все упрощает, сводит до понятной ему схемы. Человеческая фантазия насыщает эти начала своими образами, и они, в силу тонкости и восприимчивости составляющей их материи, принимают создаваемые людьми формы. Крошечная Земля в необъятной Вселенной все равно что Россия на самой Земле — здесь еще молоды силы и кипучи желания. Это вовсе не означает, что Добро и Зло — выдумка, они есть и они действуют, и никто не оградит людей от встречи с Нергалем или Серпиной. Надо только знать про себя, что ты делаешь и к чему стремишься. Теперь ты видишь, что был прав, совершенно прав!

— Господи! — воскликнул Лукарий в сердце своем. — Ты так добр ко мне, а я ведь грешен, я сомневаюсь! Душа не принимает — почему на пути к просветлению должен человек отказаться от желаний и чувств? Ты смертью попрал смерть, я же не могу смириться, что жизнь вечная попирает жизнь земную!