Анна Берсенева - Антистерва

• Название: Антистерва
• Автор: Анна Берсенева
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-89048-139-8

Обращение к чувствам — разнообразным, тонким, едва уловимым, сопровождающим простые и непростые события, — и отличает этот роман Анны Берсеневой от множества произведений для женщин, в которых читательниц стараются увлечь в основном любовными интригами. Ее героини не похожи на героинь мексиканских сериалов. Они необычны, потому что обладают редкостным качеством: способностью к ярким и сильным чувствам.

---

И все-таки Лола поймала себя на том, что, попробовав маслины, обрадовалась, что в них нет косточек: она не знала, что с этими косточками делать — класть прямо на край своей тарелки или искать какую-нибудь другую тарелку, специально для косточек предназначенную? Поняв, что от незнания таких вещей ей неловко, она рассердилась на себя еще больше.

А теперь этот самовлюбленный барин еще учит ее, должна она была бросаться в никуда или не должна!

— Ваша фигуральность очень незамысловата, — сердито сказала она. — А ваши поучения совершенно неуместны. Я не собираюсь вам отчитываться ни в своих поступках, ни в намерениях.

— Я вас об этом и не прошу. Но догадаться, что с вашими исходными данными — я имею в виду и внешность, и материальные возможности — в мегаполисе вас ожидает только панель, согласитесь, вам было бы не так уж и трудно. Если бы вы хоть пять минут подумали, прежде чем гордо отказываться от помощи каких ни на есть, а родственников. Именно панелью дело и кончится, когда вы устанете мыть полы в овощных магазинах спальных районов. Потому что, учтите, мыть полы в приличном супермаркете вас без московской регистрации не возьмут. Это произойдет примерно через три месяца. Нет, с вашей амбициозностью, пожалуй, через четыре, — смерив ее взглядом, уточнил он. — Советую вам купить газету бесплатных объявлений и устраиваться в бордель сразу — вас возьмут даже в элитный. Это гораздо безопаснее, чем стать бордюрщицей и ловить клиентов у обочины.

— Как доехать до города?

Лоле показалось, что она не проговорила эти слова, а прошипела.

— Можете обзванивать бордели прямо отсюда, — невозмутимо разрешил Роман. — Я пошлю кого-нибудь за газетой.

— Я не звонить собираюсь, а уехать. — Лола сначала произнесла это объяснение, а уж потом сообразила, как глупо оно звучит. — Немедленно! — Это восклицание прозвучало еще глупее, и она разозлилась так, что почувствовала, как у нее вздрагивают губы.

— Ваши желания меня не интересуют. И я не обязан предоставлять машину по первому вашему требованию. Общественного транспорта здесь нет, так что вам придется остаться до завтра.

Он говорил тем же ровным тоном и смотрел на нее тем же холодным взглядом. Он как будто бы и не заметил, в какую ярость она пришла. Да и не «как будто бы», а действительно не заметил: ему было до нее не больше дела, чем до таджичонка, который подбросил в его карман наркотики.

И снова, как при первом, еще в машине, разговоре с этим человеком, его бесстрастность подействовала на Лолу совершенно противоположным образом, чем он. возможно, ожидал. Глядя в его лицо, на котором не дрогнула ни одна черта, она почувствовала, что не разъяряется еще больше, а наоборот, успокаивается. Правда, успокаивается примерно так же, как если бы ее окатили ведром холодной воды, но это уже неважно. Главное, ей и самой становится совершенно безразлично, что думает о ней этот ко всему безразличный человек.

— Что ж, придется остаться, — пожала плечами Лола. — Вы действительно не обязаны давать мне машину. Вы вообще, видимо, очень заботитесь о своем удобстве, — насмешливо добавила она.

— Конечно, — согласился он. — А по-вашему, я должен заботиться о чужом удобстве? Учтите, если вы станете таким образом подходить ко всем тем людям, которых встретите в ближайшее время, вас ожидают многочисленные разочарования. — И, прежде чем Лола успела сказать, что никаких очарований насчет людей, с которыми ей предстоит встречаться, она и без его советов не питает, Роман сказал: — Кстати, забота об удобстве — это первый признак цивилизации. Вот, к примеру, этот стол. Да-да, этот, за которым мы сейчас сидим. — Он постучал по отливающей бронзой скатерти. — Его высота от пола до столешницы — ровно семьдесят шесть сантиметров.

— Почему именно семьдесят шесть? — невольно улыбнулась Лола.

Она вдруг почувствовала в его педантизме что-то наивное, и ей стало почти весело.

— Потому что, согласно расчетам кривой Гауса, человек среднего роста, когда сидит за столом, должен, согнув руку, свободно положить ее на столешницу.

— И вы вычерчивали кривую Гауса, прежде чем купить этот стол?

Теперь она уж просто еле сдерживала смех.

— Ее вычертили английские мебельщики в девятнадцатом веке. А я склонен им доверять. Да и в нашем отечестве до определенного периода тоже относились к своему делу иначе, чем это принято теперь. Вон тот чайный столик, видите? — Он указал на противоположный камину угол гостиной. — Его сделали в восемнадцатом веке на Тульском оружейном заводе. И, при абсолютной своей оригинальности, он так же безупречен, как любой классический английский стол. Что является поводом для патриотизма. Одним из немногочисленных поводов, — добавил он.

Только теперь Лола вдруг догадалась, почему ей кажутся такими необычными его глаза. Они не имели цвета. Это было так странно, что казалось и вовсе невозможным, но это было так. Глаза у него были перламутровыми — они переливались разными цветами, ни один из которых нельзя было отчетливо обозначить, и поэтому выглядели совершенно непроницаемыми.

— А я думала, это современный столик, — отрываясь от изучения перламутровых глаз, сказала она. — Я как-то не связывала такие вещи с восемнадцатым веком.

— И тем не менее это личный чайный столик Екатерины Великой. Хотя выглядит, согласен, как очень стильный хайтек. Но это потому, что он сделан из стали и бронзы. Воздушная работа, приятно смотреть.

Никакого восторга по поводу необыкновенного столика в его голосе, впрочем, не послышалось.

— Да у вас тут прямо Эрмитаж, — заметила Лола. — Дом тоже в восемнадцатом веке построен?

— Дом построен год назад. Из канадского красного кедра.

— Весь — из канадского кедра? — поразилась она. — Неужели поближе дерева не нашлось?

— Любое другое дерево дает усадку, поэтому в течение как минимум десяти лет меня ожидала бы жизнь с перекошенными окнами и незакрывающимися дверями. А канадский кедр — лучший строительный материал. К тому же на сосновые смолы у меня аллергия, а на кедровые нет. Но в отделке, конечно, использован не только красный кедр. Еще сосна Дугласа и белый клен.

— И как вы только живете? — сказала Лола. — Просчитанность каждого вашего шага может свести с ума. Вас свести, — уточнила она.

Меня свести с ума невозможно. А живу я прекрасно. Потому что сам определяю законы, по которым мне удобно жить. Да, кстати, мне почему-то кажется, что вы кривите душой, когда недоумеваете по поводу излишней просчитанности моей жизни. Вы не похожи на женщину, которой свойственна импульсивность.

— Это правда, — кивнула она. — И это меня нисколько не угнетает.

Тут в гостиную вкатился столик, на котором стояло блюдо с мясом. То есть, конечно, столик вкатился не сам собою — его ввезла та женщина в синем платье, которая час назад провожала Лолу в спальню.

— Роман Алексеевич, мне нарезать мясо или вы сами? — спросила она, останавливая столик в нескольких шагах от большого стола.

— Сделайте вы, — ответил он, но тут же спросил Лолу: — Может быть, вы хотите нарезать мясо?

— Ни малейшего желания, — пожала плечами она. — Или это является знаком какой-то особой привилегии?

— В моем доме ни у кого нет никаких привилегий. Бесчисленные маленькие лампочки хрустальной люстры, висевшей над столом, множились в точно таких же хрустальных бокалах, огоньки сияли в столовом серебре, и все это вместе создавало у Лолы впечатление абсолютной нереальности происходящего с нею. Чтобы развеять это неприятное ощущение, которое казалось ей похожим на помешательство, она придвинула к себе бутылку вина в надежде на легкое винное головокружение. Придвинула — и засомневалась: вино в этой бутылке оказалось белым и, значит, к мясу не подходило.

— Пейте какое хотите, — сказал Роман. — Разнарядка вин по мясу и рыбе — это такой же идиотский предрассудок, как сумочка в тон туфлям.

Лола была уверена, что мысль о мясе и вине промелькнула у нее в голове в одну секунду и не успела оформиться даже в мимолетное движение.

— С вами страшно находиться рядом, ? — сердито сказала она. — Вы читаете мысли, а это очень неприятно.

— Когда ваши мысли приобретут достаточно своеобразия, чтобы не читаться у вас на лбу, эта неприятность исчезнет.

— Давайте прекратим говорить обо мне.

— А о чем еще мне с вами говорить? — поморщился Роман. — У нас нет общих тем для разговора, а сами вы .все-таки новое лицо в поле моего зрения, поэтому на некоторый период привлекаете мое внимание.

— Надеюсь, этот период скоро закончится… — пробормотала Лола. — Расскажите лучше еще что-нибудь про… Да вот хоть про люстру! Это у вас лучше получается.

— Вы правы, предметный мир гораздо интереснее, чем человеческий, — согласился он. — Кстати, есть журнал «Предметный мир», очень профессионально делается, если хотите, можете почитать перед сном, я его получаю. А люстра эта из Вены, стекольной фирмы «Лобмайер», она лет двести уже существует, если не больше. Бокалы тоже оттуда. Видите, ничего лишнего — никаких дурацких финтифлюшек, даже насечки нет, только чистое стекло. Это и есть настоящая роскошь, которую только в Вене и найдешь. — Он прикоснулся к шарообразному, на тоненькой высокой ножке бокалу, в который Лола так и не налила белого вина. — Если вы его толкнете — вот так, прижимая ладонью к столу, — то он будет качаться ровно сколько-то секунд. Я забыл, сколько именно.