Николай Переяслов - Урок кириллицы

• Название: Урок кириллицы
• Автор: Николай Переяслов
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Ну отчего же, Панкратий Аристархович, - с некоторой долей привычности возразил тот, - есть у нас и песни гражданственного, как вы выражаетесь, звучания. Ну вот хотя бы эта, - он повернулся к своей подружке в черной кофточке и, кивнув ей: "Подпевай", медленно тронул гитарные струны:

Белеет ли в поле пороша, пороша, пороша,

Белеет ли в поле пороша

Иль вешние ливни шумят

Стоит в Гудермесе Алеша, Алеша, Алеша,

Стоит в Гудермесе Алеша

Ичкерии русский солдат...

- Ну че, дед, нормально? - хохотнул Борька.

- Да разве же вас, нынешних, поймешь? - сокрушенно развел руками Панкратий Аристархович. - Вот вроде бы то же самое поёте, что и мы когда-то, а ощущение такое, ну... как будто вы при этом, стоит мне на секунду отвернуться, корчите мне рожи и гримасничаете.

- Ну Панкратий Аристархович, - обиделась певунья в маечке, - вы нас прямо-таки западло держите!

- Не знаю, - вздохнул старик. - Нет в вас числовой основы. Нету. А без этого человек, как безъякорный парусник - куда его ветром погонит, туда и движется...

Он оценивающе оглядел компанию и остановился взором на мне:

- Это ты здесь - волгарь? Поехали ко мне, Фимка просил приютить тебя на недельку, говорил, что ты ему в армии жизнь спас. Так что можешь оставаться на сколько тебе понадобится, места и чая у меня хватит, - и с этого дня я перебрался в похожую из-за высоких потолков и обилия книг больше на библиотеку, чем на жилье, квартиру Панкратия Пивогорова, расположенную в красивом, но облупленном доме с лепными львами и ангелами по карнизу неподалеку от метро "Китай-город".

Надо сказать, что нынешний мой приезд в Москву - не первый, и несколько лет назад, а если точно, то осенью девяносто третьего, я уже был в столице, куда нас привозили всей группой на пятидневную (но сокращенную из-за начавшейся тогда пальбы по Белому Дому до трёхдневной) экскурсию. Помню, как учившийся с нами безенчукский цыган Ромка Пантелеев впервые увидел в те дни в Москве живого негра.

- Во, чуваки, глядите, глядите! - закричал он в изумлении, тыча пальцем в идущего навстречу чернокожего парня. - Видали, а?.. Ничего загарчик?..

- Пантелеев! - прикрикнула на него ездившая с нами в качестве надзирателя проректор по воспитательной работе Галина Семеновна. - Ну как не стыдно! Ты что, ни разу в жизни негра не видел?

- Живьем - нет, только по телеку, - признался Ромка и уточнил: - А у них, что - весь народ такого цвета?

- Весь, - буркнула проректорша, возвращаясь к своим прерванным мыслям.

- Поголовно? - не мог успокоиться Ромка.

- Ну да, что здесь такого удивительного?

- Да так, - задумчиво почесал он над ухом. - Просто я тут ненароком подумал... А какие же тогда у них - цыгане, а?..

Два дня мы ходили гурьбой по разным музеям, галереям и выставкам, были в театре на каком-то скучнейшем спектакле, где со страшной силой гремела музыка, артисты в белых балахонах катались по полу, а между ними ходил изображающий повара персонаж и, заливаясь пьяным смехом, излагал рецепт приготовления жареного колбасуся... Ну и, конечно же, мы не менее часа протоптались на Красной площади, дожидаясь боя курантов да разглядывая наряды снующих вокруг нас иностранцев. Кто знает, может быть, мы ошивались бы там и дольше, задирая головы на сверкающую над Кремлем маковку великовозрастной колокольни Ивана Великого, но тут, угостив нас своим воробьиным холодком, с неба посыпался скупой московский дождик, и свежих капель виноградник зашевелился в мураве, - как будто холода рассадник открылся в лапчатой Москве, так что мы вынуждены были срочно бежать и прятаться в метро...

Третий же день был свободным от экскурсий, и нам разрешили два часа самостоятельно погулять по городу, запретив при этом ездить к Белому Дому, откуда уже доносились раскаты первых танковых выстрелов. Но, правду сказать, я и не собирался совать свою голову под дубинки обозленных противостоянием омоновцев, а тем более под пули снайперов или танковые снаряды. Я просто бродил по старинным московским улочкам, выбирая места потише, хотя, оказалось, что в нынешней столице таковых практически почти не существует. Куда ни сунься, везде одно и то же - рёв, шум, прохожие проезжих реже, ещё храпит Москва деляг, Тверскую жрет, Тверскую режет сорокасильный кадилляк, а тут еще, хочешь того или нет, а напряженное сознание фиксирует краем уха всё разрастающуюся в центре города танковую канонаду...

И так, невольно приближаясь к ней, на одной из небольших площадей со сквериком в центре, я чуть не наткнулся лбом на седого, как лунь, академика Ухарева, которого я узнал по торчащему из кармана плаща томику переведенного им году эдак в сорок шестом и с тех пор считавшегося едва ли не более каноническим, чем сам первоначальный текст поэмы, "Слова о полку Игореве". Был это (что являлось очевидным даже для такого неофита как я) довольно плоскостной и одномерный перевод, трактующий многослойную и метафорическую поэму исключительно как воинское повествование о неудавшемся походе Новгород-Северского князя Игоря против половцев. Даваемая академиком трактовка слов и событий была неуклюжа и приблизительна, и не столько проясняла имевшиеся в поэме "темные места", сколько добавляла к ним новой неясности. Так, например, в посвященном Игореву побегу из плена эпизоде есть строки: "Коли Игорь соколомъ полете, тогда Влуръ влъкомъ потече, труся собою студеную росу, претръгоста бо своя бръзая комоня", - которые практически во всех сегодняшних изданиях переводятся следующим образом: "Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, стряхивая собою холодную росу, ибо утомили (в других вариантах перевода - "притомили", "надорвали") они своих борзых коней".

Таким образом, получается, что метафора скорости ("соколом полетел", "волком побежал") вводится автором поэмы именно тогда, когда реальная скорость беглецов резко замедлилась, ибо, загнав своих коней, они остались вообще без каких бы то ни было средств передвижения, кроме, как говорится, "своих двоих".

Абсурд, нелепица?

Если трактовать глагол "претръгоста" как "утомили" или же "надорвали", то - да. Но вот только зачем его так трактовать, если это - довольно ясное (даже для учащихся средних классов - я сам проверял это во время практики в школьной библиотеке!) русское слово, в котором отчетливо прочитывается приставка "пре-", корень "-тръг-" и характерное для глаголов двойственного числа окончание "-ста"? Не считая некоторого преобразования в своей флексийной части, слово это ещё и до сего времени понимается практически так же, как и в XII веке: "пре-тръг-о-ста", то есть - "пере-торг-ов-али", что вряд ли нуждается в каком-нибудь объяснении.

Таким образом суть данного эпизода оказывается весьма проста: достигнув ближайшего населенного пункта, беглецы обменяли своих взмыленных коней на новых, доплатив соответствующую разницу барышникам, и уже на свежих скакунах полетели дальше. Вот в чем причина появления метафоры о соколе и волке, а также ключ к пониманию того, почему хан Гзак так легко дал Кончаку уговорить себя отказаться от погони. Потому что - она была заведомо бесполезной!

Половецкая степь, которую, благодаря эпитету "дикая", мы представляем себе чуть ли не абсолютной пустыней, на самом деле таковой почти никогда не была, и многие исследователи отмечают, что уже с VIII - IX вв. в верховьях Северского Донца и его притоков существовало более двенадцати каменных крепостей: "Салтовская, Чугуевская, Змиевская, Дмитровская (на р. Короче), Подлысенковская (на р. Осколе), Волчанская, Коробовская, Кабановская, Мохначская, Гомольшанская, Нежегольская (на р. Нежеголь), Кодковская и Гумнинийская". И хотя ко времени Игорева похода в летописях упоминается уже гораздо меньшее число городов (Донец, Чугуев, Змиев, Шарукань, Сугров и некоторые другие), это вовсе не означает, что бежавший из плена князь ехал со своим проводником по безлюдной местности. Как пишет в четырехтомной "Истории казаков" А. А. Гордеев, "в то время, когда в черноморских степях господствовали половцы, по течению рек Дона, Северского Донца и их притокам жило разбросанное русское население, носившее название "бродников". Население это обслуживало РЕЧНЫЕ ПЕРЕПРАВЫ, жило в пределах степной полосы и служило связью северных русских княжеств с Тмутараканью и морскими путями". Кажется, должно быть понятно, что, находясь на стыке культур двух народов, такие поселения не могли не стать пунктами взаимного обмена между ними различными услугами и товарами. Здесь, в этих "буферных зонах", обитали бежавшие от своих князей смерды и отбившиеся от племени половцы, здесь жили поджидающие выгодного "контракта" русские и половецкие наемники, работали кузнецы и оружейники, нанимались проводники для походов в Степь и переводчики для визитов на Русь, проводились регулярные торги и ярмарки. В Брянской области, например, по дороге на упоминаемый в русских летописях город Трубчевск одно из сел ещё и доныне носит древнее название Переторги, в основе которого лежит тот же самый глагол, который мы видим и в "Слове о полку Игореве" - "претъргоста", т. е. "переторговали..."