Геогрий Чернявский - Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917

• Название: Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917
• Автор: Геогрий Чернявский
• Жанр: История

Книга открывается рассказом о происхождении Л.Д. Троцкого, описывает юношеские метания Льва Бронштейна, его увлечение народничеством и переход к марксизму, детально показывает путь к центристской позиции, озаренной идеей мировой перманентной революции. Далее авторы уделяют значительное внимание тайному возвращению Троцкого в Россию, его активному участию в революции 1905 – 1907 гг., подробно анализируют особую линию Троцкого в мировом социал-демократическом движении и его ожесточенные столкновения с В.И. Лениным. Последние главы посвящены краткому пребыванию Троцкого в США, прерванному Февральской революцией, возвращению на родину для участия в бурных политических событиях и его сближению с большевиками.

Выразительные эпизоды приоткрывают завесу недосказанности над первым и вторым браками Троцкого, его интимными связями. Зримые детали помогают воссоздать жизнь революционеров в тюрьмах, ссылках, в том числе – дерзкие побеги, на нелегальном положении и в эмиграции.

Прилагается альбом архивных фотографий.

---

Однажды в сад заглянула родная сестра братьев Соколовских Александра. Возможно, этот визит был вызван любопытством: братья немало рассказывали ей о Льве Бронштейне, отзываясь о нем как о человеке, который сможет ей объяснить все на свете в силу своей несгибаемой логики. «Никто его не собьет!» – твердили братья, буквально влюбленные во Льва, тем более что вместе с Григорием Соколовским Лев в это время задумал написать драму, в центре которой должен был стоять конфликт между народниками и марксистами (работа была начата, но не завершена, а черновики пьесы пропали после ареста авторов). Под впечатлением рассказов Саша ожидала увидеть кого-то, напоминающего бородатого профессора, а встретила элегантно одетого юношу с аккуратными, коротко подстриженными, но все же непослушными черными волосами, орлиным носом и яркими голубыми глазами.

При виде старшей по возрасту (Александра была почти семью годами старше Льва, она родилась в 1872 г.), уверенной в себе и в то же время нежной, стройной и очаровательной девушки молодой человек внутренне дрогнул, однако не стушевался. Они обменялись нелицеприятными репликами. «Вы полагаете, что вы марксистка? – спросил Бронштейн. – Я не могу представить себе, как юная девушка, полная жизни, может придерживаться этого сухого, узкого, непрактичного взгляда». Александра, однако, в долгу не осталась: «А я не могу представить себе, как человек, который полагает, что он логичен, может соглашаться с этой массой неопределенных идеалистических эмоций» [90] .

Семья Соколовских сравнительно незадолго до рассматриваемых событий перебралась в Николаев из города Верхнеднепровска Екатеринославской губернии. Саша была старшей дочерью в семье, у нее было три брата и две сестры. Все они в разное время стали революционерами. Несколько лет Александра училась в Одессе, где в повивальной школе при Павловском родильном приюте приобрела профессию акушерки. В портовом городе она встретилась с молодыми людьми, которые то ли в это время, то ли ранее были студентами в Женеве, где познакомились с членами основанной там в 1883 г. первой русской марксистской организации Г.В. Плехановым [91] и В.И. Засулич [92] . Знакомые убедили Сашу в том, что марксистское учение – это единственно правильная социальная теория, дающая научные ответы на все возможные вопросы общественного развития, что народничество препятствует социальному прогрессу России. В результате Саша оказалась принципиальным идеологическим противником Льва, причем таким противником, которого одолеть было значительно тяжелее, чем, допустим, Зива.

Саша была девушкой начитанной, целеустремленной, серьезной. Это вполне устраивало Льва. Но, к огромному его сожалению, она разделяла марксистские взгляды, которые, по его тогдашнему мнению, были черствыми, далекими от реальной жизни. По всей видимости, у Бронштейна возникло и чувство ревности, скорее всего небезосновательное, к тем одесским знакомым, с которыми в течение нескольких лет встречалась не только по вечерам, но, скорее всего, и в постели юная акушерка. Между Львом и Александрой, которая смотрела на него сверху вниз и из-за разницы в возрасте, и из-за политических расхождений, начались непрерывные и бурные столкновения. При этом Александра стала бывать у Льва Бронштейна довольно часто, но во время каждой встречи они стремились как можно больнее уязвить друг друга.

Однажды Саша предложила Льву прочитать книгу хорошо известного русского марксиста Плеханова. Лев раскрыл книгу и увидел острую атаку автора на одного из почитаемых теоретиков народничества. Плехановский труд был тут же презрительно брошен на пол. В ответ Лев решил устроить розыгрыш. Когда в избушке Швиговского устроили встречу Нового, 1897 года, была приглашена и Саша, которой один из братьев сообщил новость: «Бронштейн стал марксистом!» Когда же наступил Новый год, Лев поднялся с тостом: «Проклянем всех марксистов, всех тех, кто хочет внести сухость и тяжесть во все жизненные отношения!» Потрясенная Александра, заплакав, выбежала из комнаты со словами: «Я не желаю иметь с ним ничего общего!» [93]

Взгляды Бронштейна и его товарищей в целом оставались крайне неопределенными: «В маленькой квартире Швиговского… читались зимой вслух «Русские ведомости»… велись радикальные беседы и горячие дискуссии по поводу марксизма, народничества, субъективизма и пр. материй, о которых я в те времена имел крайне смутное представление, преимущественно из вторых рук» [94] . В 1896 и начале 1897 г. он все еще считал себя противником Маркса, которого, правда, знал только в изложении Н.К. Михайловского [95] . Из воспоминаний Троцкого невозможно установить, когда именно и как произошло принципиальное изменение в его жизни: переход от народничества к марксизму. В мемуарах фиксируется внимание не на идеологической переориентации, а на создании рабочей организации. По всей видимости, одно происходило параллельно с другим, причем какое-то время Бронштейн все еще полагал, что можно создать рабочую организацию, не будучи социал-демократом; затем, что можно быть социал-демократом, не будучи марксистом [96] , но вскоре, видимо к весне 1897 г., пришел к выводу, что скучные, как ему ранее представлялось, марксистские схемы отражают реалии общественного развития, что именно они являются ключом к коренной перестройке общества. По мнению Истмена, даже в то время, когда Бронштейн причислял себя к народникам, защищал «индивидуализм», образ «критической личности», «божественное право» крестьянина не только на землю, но и на руководство русской революцией, он не брал на себя труд пойти к этим самым крестьянам, разделить с ними труд и участь, а общался в основном с интеллигентами и в меньшей степени с промышленными рабочими. «Его практическая интуиция шла впереди его интеллектуальной философии. Он был народником в теории и моральных эмоциях, которыми были проникнуты его речи, но в целом он был человеком действия и уже фактически находился там, где были расположены основные силы» общественного развития [97] .

Вместе с Ильей и Григорием Соколовскими, Зивом и Александрой, с которой теперь уже происходило сближение и на почве совместной деятельности, и в силу все нараставших взаимных нежных чувств, Лев начал поиски «сознательных рабочих», которые готовы были бы войти в намечаемую организацию. Происходило все это достаточно наивно, почти по-детски: «Мы знали, что связи с рабочими требуют большой конспирации. Это слово мы произносили серьезно, с уважением, почти мистически. Мы не сомневались, что в конце концов перейдем от чаепитий к конспирации, но никто определенно не говорил, когда и как это произойдет. Чаще всего в оправдание оттяжек мы говорили друг другу: надо подготовиться» [98] .

Вскоре молодые люди познакомились с Иваном Андреевичем Мухиным, электротехником, бывшим религиозным сектантом, который, отказавшись от религиозных воззрений, теперь использовал их для антиправительственной агитации. Вот как Троцкий описывал одну из первых встреч с Мухиным и его товарищами: «Мы сидели в трактире, группой человек в пять-шесть. Музыкальная машина бешено грохотала над нами и прикрывала нашу беседу от посторонних. Мухин, худощавый, бородка клинышком, щурит лукаво умный левый глаз, глядит дружелюбно, но опасливо на мое безусое и безбородое лицо, и обстоятельно, с лукавыми остановочками, разъясняет мне: Евангелие для меня в этом деле, как крючок. Я с религии начинаю, а перевожу на жизнь… Я даже вспотел от восторга, слушая Ивана Андреевича. Вот это настоящее, а мы мудрили, да гадали, да дожидались» [99] .

Так или иначе, при помощи Мухина и небольшой группы его товарищей Бронштейн, Соколовские, Зив и еще несколько юных интеллигентов ранней весной 1897 г. начали организовывать рабочие кружки, фактически почти не связанные между собой, но получившие претенциозное наименование Южно-Русского рабочего союза [100] . В названии Союза сказалось влияние предшественника – Южно-российского союза рабочих, первой российской рабочей организации, образованной по инициативе Евгения Осиповича Заславского в Одессе в 1875 г. и поддерживавшей связи с несколькими городами, в том числе с Николаевом (союз был разгромлен властями в 1877 г., его члены осуждены на каторгу и ссылку). В 1924 г. в анкете на вопрос «С какого года работаете в рабочем движении?» Троцким был дан ответ: «С 1897» [101] .

Встречи происходили, как правило, в трактирах. Из Одессы был привезен рукописный заношенный экземпляр «Манифеста Коммунистической партии» Маркса и Энгельса с многочисленными пропусками и искажениями [102] . В руководстве новоявленного союза Лев Бронштейн получил свою первую подпольную кличку Львов – подлинная фамилия была известна только его товарищам по саду Швиговского. Бронштейну, Соколовской и нескольким другим «жильцам» и посетителям сада удалось установить, вначале через Мухина, а затем непосредственно, связи с несколькими другими рабочими – Романом Коротковым, Виктором Немченко, Тарасом Нестеренко, Ефимовым, Бабенко, солдатом Григорием Лейкиным. Через них стали образовываться пропагандистские кружки, собиравшиеся в трактирах и на квартирах, где их участники обменивались брошюрами и прокламациями, говорили о необходимости сбросить царя, создать республику, обеспечить свободу слова, прессы и собраний, обсуждали необходимость забастовок как средства борьбы. Особые споры вызывал крестьянский вопрос, в частности возникали разногласия по поводу того, как относиться к крестьянским бунтам – поддерживать их или же оставаться индифферентными. Было написано некое подобие программы, которую намного позже кто-то показал Плеханову. Патриарх российского марксизма рассмеялся: «Это, должно быть, дети» [103] . Через много лет Троцкий напишет: «Влияние союза росло быстрее, чем формирование вполне сознательных революционеров. Наиболее активные рабочие говорили нам: насчет царя и революции пока поосторожнее. После такого предупреждения мы делали шаг назад, на экономические позиции, а потом сдвигались на более революционную линию. Тактические наши воззрения, повторяю, были очень смутны» [104] .