Артуро Перес-Реверте - Тайный меридиан

• Название: Тайный меридиан
• Автор: Артуро Перес-Реверте
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-94145-139-3

Тайна, погребенная на дне морском два с половиной столетия назад по воле иезуитов, постепенно раскрывается по воле современной женщины, красивой, решительной, умной. Ее окружают мужчины и бескорыстно влюбленный в нее моряк, и алчные враги-соперники. Она же идет своим путем, добиваясь цели во что бы то ни стало. Море, бурная история Испании XVIII века, архивы, кладоискательство, штормы, человеческие страсти, страсти литературных персонажей и многое-многое другое найдет читатель на страницах этого романа.

---

Забавно, что она их курит: морской аукцион, атлас Уррутия, да и он сам. ЗУС: Закон удивительных совпадений.

– Ты знаешь его историю?

Он показал на пачку. Она посмотрела на нее и удивленно подняла на него глаза.

– Какую историю?

– Историю Моряка?

– Этого?

И он ей рассказал, рассказал, что на ленточке бескозырки у моряка со светлой бородой написано название броненосца – «Герой», на котором он заканчивал свою службу, о его юности на борту парусника, изображенного с другой стороны. О том, как мистер Плеер и сыновья купили его вышитые картины и портрет, чтобы начать выпуск сигарет «Моряк». Кой умолк, она курила – сигарета у нее в пальцах постепенно укорачивалась – и смотрела на него.

– Это хорошая история, – сказала она через некоторое время.

Кой пожал плечами.

– Она не моя. Ее рассказывает Домино Витали Джеймсу Бонду в "Операции «Гром». Я ходил на одном танкере, где было много романов Яна Флеминга.

Помнил он также, как на этом танкере, «Палестине», он полтора месяца проторчал заблокированным в порту Рас-Танура, в Саудовской Аравии, в разгар международного кризиса, доски палубы раскалялись под бешеным солнцем, догонявшим зной до шестидесяти градусов, а члены команды лежали по койкам, задыхаясь от духоты и скуки. «Палестина» была судном несчастливым, невезучим, из тех, на которых все враждуют, все всех ненавидят, перекрывают друг другу кислород: стармех, забившись в угол, бормотал себе под нос пьяную околесицу – ключ от бара прятали, и он пил спирт из медчасти, разбавляя его апельсиновым соком, – а первый помощник ни за что на свете не сказал бы капитану ни единого слова, даже если бы танкер через минуту напоролся на риф. В этой плавучей тюрьме у Коя было свободного времени больше чем достаточно, и он читал романы, Флеминга и другие, – в эти бесконечные дни, когда через открытый иллюминатор в каюту шел раскаленный воздух, от которого он только часто дышал открытым ртом, как рыба, вынутая из воды, а если поднимался с койки, на мятой грязной простыне оставался мокрый силуэт его обнаженного потного тела. На расстоянии трех миль от них в греческий танкер попала авиабомба, и дня два из его каюты был виден столб черного дыма, вертикально поднимавшийся в небо, а по ночам – зарево пожара, от которого горизонт становился красным, а темные силуэты стоявших на якоре судов – четко очерченными и очень уязвимыми. Тогда он каждую ночь просыпался от кошмара – ему снилось, что он плавает в море огня.

– Ты много читаешь?

– Читаю. – Кой потрогал свой нос. – Кое-что читаю. Но только про море.

– Есть и другие интересные книги.

– Возможно. Но мне интересно только про море.

Женщина снова посмотрела на него, а он пожал плечами и слегка покачался из стороны в сторону.

Только теперь ему пришло в голову, что ни слова не было сказано ни про типа с седой косицей, ни про то, что она там делала. Даже имени ее он не узнал.

Через три дня в пансионе «Ла Маритима», в своем номере, лежа на спине, Кой созерцал мокрое пятно на потолке. «Kind of Blue». В наушниках его плеера после «So What», где контрабас тихо замирает, вступил корнет Майлса Дэвиса со своим знаменитым соло на двух нотах – вторая на октаву ниже первой, и Кой, словно замерший в невесомости, ждал освободительного разрешения темы, единственного вступления ударных, долгой реверберации тарелок и барабанной дроби, устилающей путь медленной, неотвратимой и поразительной меди корнета.

Кой считал себя музыкально безграмотным, но любил джаз – за дерзость и изобретательность. Он пристрастился к джазу, когда ходил третьим помощником на «Федаллахе», сухогрузе пароходства «Зоелайн», где первым помощником был галисиец по имени Ньейра, который взял с собой пять пленок смитсоновской коллекции классического джаза. Это были записи от Скотта Джоплина и Бикса Бидербеке до Телониуса Монка и Орнетт Коулман, а также Армстронга, Эллингтона, Арта Татума, Билли Холлидея, Чарли Паркера и других. Много ночных часов провел Кой под звездами с чашкой кофе в руке и с джазом, опираясь на поручень и глядя в открытое море.

Стармех, родом из Бильбао, по имени Горостиола, но более известный как Торпедист Тукуман, тоже любил эту музыку, и все трое дружили с джазом и друг с другом шесть лет, проходя одним и тем же квадрантом, а потом все вместе перешли на «Тештиго», судно-близнец той же компании «Зоелайн» и с тем же легким грузом, фруктами и зерном, ходили между Испанией, Карибами, Северной Европой и югом Соединенных Штатов. Это было самое счастливое время в его жизни.

Сквозь музыку в наушниках пробивались звуки радио, доносившиеся из патио, где всегда сушилось белье и где допоздна занималась дочка хозяйки пансиона. Она была девушкой угрюмой и совсем не обаятельной, Кой улыбался ей из вежливости, не получая в ответ ни улыбки, ни взгляда. Когда-то – в 1844 году, как утверждала табличка на двери, выходившей на улицу Арк-дель-Театре, – здесь размещались бани, теперь это был дешевый пансион для моряков. Он располагался между старым портом и китайским кварталом, и, разумеете", мамаша, грубоватая дама с выкрашенными в красный цвет волосами, предупреждала дочку с самых юных лет о той опасности, которую представляли для нежного создания постоянные их клиенты, люди неотесанные и бессовестные, коллекционировавшие женщин в каждом порту и сходившие на берег только ради спиртного, наркотиков и более или менее невинных девиц.

Из окна, перекрывая джаз в наушниках, доносился голос Ноэля Сото, который пел «Ночь самбы в испанском порту», и Кой прибавил громкость. Он был в одних трусах, на животе у него лежала раскрытая, обложкой кверху, книга «Капитан войны и моря» Патрика О'Брайена. Но мысли его находились очень далеко от морских странствий капитана Обри и доктора Мэтьюрина. Пятно на потолке напоминало контурную карту какого-то берега, с мысами и бухтами, и Кой мысленно прокладывал курс между двумя точками, сильнее всего выступавшими в желтоватом море потолка. И, естественно, думал о ней.

Когда они вышли из «Боадас», шел дождь. Мелкий, хотя довольно противный, дождь, словно лак, покрыл мостовые и тротуары, в которых отражались отблески огней, и прочерчивал пунктирные линии в снопах света проезжавших автомобилей.

Она, видимо, не боялась, что ее замшевый жакет намокнет, и они шли вниз по аллее, проходившей посередине улицы, между газетными и цветочными киосками, которые уже начинали закрываться. Клоун-мим, стоически выдерживавший изморось, пробивавшую борозды в густом слое белой пудры, и такой печальный, что повергал в тоску прохожих на двадцать метров вокруг себя, посмотрел на них, когда спутница Коя наклонилась, чтобы положить монетку в стоявший перед мимом цилиндр. Она шла так же, как прежде – чуть впереди и поглядывая на тротуар слева от себя, словно предоставляя Кою выбор – идти ли рядом с ней или тихо скрыться. Он украдкой поглядывал на ее профиль между двумя прядями волос, колыхавшихся при ходьбе; и ее темно-синие глаза иногда посматривали на него, будто за взглядом должно было последовать раздумье или улыбка.

В «Шиллинге» народу было немного. Он снова взял голубой джин с тоником, она решила пить только тоник. Официантка Эва, из Бразилии, подала бокалы, разглядывая ее с вызовом, а потом, приподняв бровь, пристально уставилась на Коя, постукивая при этом по стойке длинными ногтями, теми самыми ногтями, покрытыми зеленым лаком, которые три ночи назад совершенно сознательно вонзила в его голую спину. Но Кой только провел рукой по влажным волосам и продолжал улыбаться своей неизменной, тихой и очень спокойной улыбкой, так что официантка в конце концов только прошептала «ублюдок» и тоже улыбнулась, и даже не взяла денег за джин. Потом Кой со своей спутницей сели за столик перед большим зеркалом, в котором отражались бутылки, расставленные на противоположной стене.

Их разговор по-прежнему перемежался долгими паузами. Она была неразговорчива и к этому времени рассказала только, что работает в музее, и лишь минут через пять он понял, что она имела в виду Морской музей в Мадриде. Он пришел к выводу, что она изучала историю, а кто-то, возможно ее отец, был кадровым военным. Кой не знал, связано ли это как-то с ее обликом хорошо воспитанной девушки. Разглядел он и ее сдержанную твердость, и внутреннюю, тайную, уверенность, которая его пугала.

Лишь гораздо позже, когда они уже шли под аркадами площади Реаль, до Коя дошло, что тип с седой косицей так и не возник в их разговоре. Она сказала только, что атлас Уррутии действительно очень ценная вещь, хотя и не уникальная, но Кою так и не стало ясно, приобрела она его для музея или для себя. Да, интересный атлас, уклончиво сказала она, когда он намекнул на сцену между нею и мужчиной с хвостиком, что произошла на улице Консел-де-Сент, да-да, в приобретении таких вещей всегда кто-то заинтересован. Коллекционеры, добавила она, помолчав. Всякие такие люди. Потом слегка наклонила голову и спросила, как ему живется в Барселоне, и было совершенно ясно, что она хочет сменить тему. Кой рассказал о пансионе «Маритима», о своих прогулках в порту, о солнечных утрах на террасе «Универсаля» напротив здания комендатуры военно-морского округа, где, заплатив за кружку пива, можно сидеть три-четыре часа с книгой и плеером.