Евгений Юнга - Кирюша из Севастополя

• Название: Кирюша из Севастополя
• Автор: Евгений Юнга
• Издательство: Детгиз
• Жанр: О войне
• Год: 1945

Черноморская повесть — хроника времен Отечественной войны. В книге рассказана подлинная история юного моряка — участника героической обороны Севастополя.

---

Чабан остановился перед приоткрытой дверью.

— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите Кирюшке взойти!

Изнутри откликнулись.

— Дуй, морячок! — напутствовал водолаз. — Я в оперативную, за новостями.

Он свернул в боковой коридорчик, а Кирюша, вдруг оробев, шагнул под высеченные в скале и подпертые тавровыми балками своды помещения командного пункта.

У стола, на котором поверх разостланного плана Севастопольского порта поблескивали телефонные аппараты и оружие, сидел человек, хорошо известный всему малому флоту: грузный, с проседью в волосах, капитан-лейтенант Приходько, командир отряда сейнеров.

— Моторист «СП-202» Приходько явился по вашему вызову! — звонко отрапортовал Кирюша, став напротив своего однофамильца.

Капитан-лейтенант пытливо осмотрел подростка и чуть усмехнулся его воинственному виду. За плечами Кирюши торчал автомат, к поясу была прицеплена граната, а сбоку висел трофейный штык-тесак.

— Сильно сомневаюсь, что тебе сегодня исполняется пятнадцать лет, — полушутя, полусерьезно заключил осмотр командир отряда. — На тринадцать от силы вытягиваешь, а больше ни-ни.

Кирюша покраснел от обиды. Малый рост вечно подводил его и был источником сомнений для других. Никому за пределами порта и в голову не приходило, что щуплый, низенький мальчик в промасленном комбинезоне и форменной фуражке без эмблемы числится на службе в действующем флоте осажденного Севастополя. Да и не только числится…

— А вот глаза у тебя серьезные, севастопольские глаза. И держишься молодцом. Поздравляю тебя с днем рождения. Возьми на память…

Капитан-лейтенант достал из ящика и протянул Кирюше изящно переплетенный томик. На корешке желтело тиснутое золотом название:

ТИЛЬ УЛЕНШПИГЕЛЬ

Кирюша неловко взял книгу, еще не решив, изумляться ему или радоваться, и едва собрался поблагодарить командира, как тот стремительно поднялся и, выйдя из-за стола, крепко обнял маленького моториста.

— Ничего, сынок, ты еще почитаешь и в мирное время, если нынче недосуг, — растроганно сказал он.

— Товарищ капитан-лейтенант! — воскликнул подросток. — Про день рождения как вы узнали? Я и забыл про него.

Командир отряда хитро сощурился.

— Лучше не выпытывай. Военная тайна… Ну, с поздравлениями кончено. Изволь-ка держать ответ: почему о матери забываешь? Сколько раз в июне домой заглядывал?

Кирюша смущенно молчал.

— Слушай внимательно, — продолжал капитан-лейтенант. — Все равно твой сейнер переднюет здесь, так что увольняешься на берег с четырех утра до семи вечера. Но с обязательным условием: навестить мать. Договорились?

Он разрешающе повел рукой в сторону двери.

— Можешь считать себя свободным.

Гибель „СП-202“

Бережно держа книгу, маленький моторист попрощался с командиром и шмыгнул в коридор штольни.

Чудесной прохладой тянуло из квадратной щели выхода, а щеки у Кирюши горели. Маленькому мотористу было стыдно за свою забывчивость, о которой напомнил капитан-лейтенант. До разговора с ним казалось, что он ведет себя должным образом, ибо на войне как-то зазорно, да и некогда заниматься личными делами. Слова командира проникли до сердца и возвратили Кирюше всю силу его привязанности к родному дому.

Он торопливо шел навстречу свежему воздуху, подставляя его невидимым струям разгоряченное лицо, пока в глаза не брызнул, ослепив на мгновение нестерпимо яркий дневной свет.

Уже рассвело. Над маслянистой поверхностью бухты висли ленты испарений, постепенно редея и растворяясь в бледноголубом небе.

Спиралью вилась от штольни к пристани тропинка, протоптанная за месяцы осады.

Он сбежал по ней на пустынный причал, совсем недавно, четверть часа тому назад загроможденный грузом, переполненный людьми, заставленный судами, и поспешил к одинокому сейнеру. Другие лайбы[5] еще до рассвета разбрелись по расщелинам Корабельной стороны, под защиту зданий госпиталя, артиллерийских складов и разбитого транспорта, который загораживал дальний угол бухты.

— Федор Артемович! — на ходу окликнул Кирюша. — Ухожу до семи вечера на берег. Капитан-лейтенант приказал.

Из-за выступа рубки на корме сейнера показался чернявый шкипер.

— Правильно, — одобрил он, сойдя на причал. — Чем тебе весь день без дела томиться, лучше ступай и проведай мамашу. А я за харчами слетаю. До башни вместе. Пошли, пока фрицы хай не устроили. Может, успеем взобраться.

Шкипер торопился не зря.

Едва оба моряка, составляющие вдвоем экипаж сейнера, поднялись на верхнюю площадку лестницы, вдалеке раскатился орудийный выстрел и над ними томительно зазвенел рассеченный снарядом воздух.

Кирюша обернулся и, убедившись, что снаряд разорвался в стороне от Минной пристани, поискал глазами место, откуда стреляли. Взгляд его задержался на обгорелых зданиях между Павловским мыском и артиллерийскими мастерскими, на цехах судостроительного завода и прилегающих к нему вокзальных кварталах, сплошь зияющих пробоинами, на источенном снарядами холодильнике, на остовах мертвых судов у берегов бухты, вернулся к пустынному рейду, пополз по редким купам зелени, увядшей под налетом гари взрывов и пожаров.

Стреляла немецкая батарея из-за слободки на Корабельной стороне.

Снаряды неслись через бухту, вонзались в нее, взметывая багровые в отблесках зари брызги, раздирали на мелкие облачка ленты испарений, разрывались у самого подножья и на склоне горы.

Шкипер встревожился.

— Сюда метят, и довольно точно… Как бы наш «экспресс» не накрыло.

Предчувствие не обмануло его.

Очередной снаряд зарылся в бухту по соседству с причалом, и тотчас палубу «СП-202» окутал пепельно-рыжий дым взрыва. Обломки деревянных надстроек взлетели над пристанью до уровня площадки, где задержались Кирюша и шкипер. Дым быстро рассеялся, стелясь по воде, и они увидели, как медленно, будто нехотя, начал погружаться в пучину у развороченного причала их сейнер.

— Отплавался!..

Огорченный шкипер выругался и ринулся к штабной штольне.

— Не торчи на виду! Уходи наверх и не дожидайся меня! — крикнул он.

Кирюша опешил, растерянный гибелью сейнера, но моментально пришел в себя, когда следующий снаряд упал между пристанью и площадкой лестницы. Град земляных комьев обрушился на площадку. Туча пыли скрыла ее и подростка.

Спустя минуту маленький моторист вынырнул из удушливого полумрака и, карабкаясь к подножью Минной башни, полез вверх, ничего не узнавая вокруг себя и лишь ужасаясь зрелищу, которое открывалось и ширилось перед ним с каждым шагом. Вершина горы выглядела так, словно ее встряхнуло землетрясение. Минная башня была разрушена до основания.

Севастополь лежал в развалинах, освещаемых зарей, словно залитый потоками крови его защитников.

Подарок зенитчиков

Будто гигантский каменный поток всполз на вершину горы, разлился по ней и застыл морем неровных гребней полуснесенных стен. Повсюду проступали рыжие пятна сорванных крыш, торчали балки стропил, изломанная мебель, сверкало измолотое в крупицы стекло. Падая, словно застыли на лету железные столбы уличных часов с пробитыми пустыми окулярами.

Редкие прохожие, бодрствующие спозаранку, пробирались среди развалин из одного подземелья в другое: кто после короткого сна возвращался к станкам заводов, упрятанных в недра земли, кто спешил с винтовкой или автоматом на передний край, кто брел куда-то с узлами и чемоданами, пользуясь еще не истекшим ночным перерывом между бомбежками.

Редкими вздохами прокатывались одиночные выстрелы морских орудий на линии обороны. Разрывов на берегу Южной бухты уже не было слышно. Далекая трескотня автоматов на Северной стороне не нарушала глубокого безмолвия в городе. Тишина обманчиво напоминала о мирном севастопольском утре, когда ее нарушал только призывный гудок судостроительного завода перед началом работы.

Частые, яростно повторяющие одну и ту же ноту выклики зазвучали в ушах Кирюши, едва он выбрался через груды обломков у Минной башни на улицу Ленина и зашагал вниз, к площади у Дома флота.

Это раздался гудок судостроительного завода, но как он был неузнаваем! Теперь, в июне 1942 года, прерывистый гул его оповещал севастопольцев не о начале трудового дня, а о близости воздушного врага. Возвестив в пятом часу утра опасность, он только на исходе вечерних сумерек подавал сигнал отбоя, потому что немецкие бомбардировщики весь день не исчезали с неба над городом. И сколько бы бомб и снарядов ни падало на территорию и цехи завода, гудок не умолкал, пока Севастополь держался: в последний раз он подал сигнал тревоги в то утро, когда немецкие автоматчики уже захватили казармы флотского экипажа на пригорке над заводом.