Георгий Соколов - Малая земля

• Название: Малая земля
• Автор: Георгий Соколов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

Сборник очерков и рассказов «Малая земля» посвящен героям легендарного десанта на Мысхако под Новороссийском в 1943 году. Автор — Георгий Владимирович Соколов — участник этого десанта. Его книга — не только личные впечатления, но и результат многолетних поисков оставшихся в живых десантников, чьи воспоминания помогли ему написать новые документальные новеллы о героических подвигах моряков и солдат.

---

Он тяжело вздохнул и опять закрыл глаза. Валя не стала тревожить его вопросами, а молча смотрела на него. Неожиданно для нее по его телу прошла дрожь, он стиснул зубы, сдвинул темные брови.

«Неужели?» — всполошилась она, не зная, что делать.

Она отвернула голову, чтобы не видеть, как молча, без стона, борется с болью лейтенант.

В это время из галереи раздался басовитый голос:

— Сюда, что ли?

Она обернулась и чуть не обмерла от испуга. В палате стоял высокий, почти до самого потолка, полковник, с черной бородой, мохнатыми бровями, сросшимися на переносице, с палкой в руке. В невысокой палате и при слабом освещении он казался неестественно громадным. Голос у Вали пропал, она только вскочила с табуретки и замерла, втянув голову в плечи.

Полковник подошел к топчану, посмотрел на Журбу и повернулся к Вале, спросил:

— Он без сознания?

— Н-не знаю, — с запинкой ответила она, все еще не в силах преодолеть свое оцепенение. Ей даже показалось, что это в палату пожаловал сам демон за душой лейтенанта. Она, конечно, неверующая, но все же…

Журба открыл глаза и глубоко вздохнул.

— Товарищ полковник, — тихо произнес он, — видите, как…

— Вижу, вижу, земляк, — сказал полковник. — Пришел вот проведать тебя перед… — он споткнулся и смущенно кашлянул.

— Перед смертью, — договорил Журба. — Нечего скрывать, я все знаю. Спасибо, что пришли.

— Ну, раз знаешь, дай поцелую тебя.

Полковник встал на одно колено, левой рукой обнял его за плечо и поцеловал сначала в лоб, потом в губы. Встав, сказал:

— А о семье твоей побеспокоюсь. Как коммунист коммунисту говорю. Сына помогу воспитать. Будет агрономом, как ты хотел. Конец войны не за горами.

Он гулко кашлянул, свел брови и почему-то сердито посмотрел на Валю. Она потупилась, взволнованная сценой прощания командира бригады со своим офицером. Ей не хотелось, чтобы полковник говорил Журбе слова утешения. Это будет звучать фальшиво, да и Журба воспримет такие слова с досадой. Но полковник не сказал таких слов. Он встал по стойке «смирно», отдал честь лежащему офицеру, а потом произнес:

— Прости, что не могу дольше побыть около тебя. На передовой неспокойно. Я должен быть на НП. Прощай.

Круто повернулся и зашагал к выходу. Уже в дверях окликнул Валю:

— Иди-ка сюда, сестрица.

Когда она подошла, сказал:

— Вот что, сестричка. Твое начальство спит, я не стал тревожить. Скажешь начальнику госпиталя, чтобы меня известили о смерти Журбы. Пришлю автоматчиков салют сделать на могиле. А тебе наказ: будь с ним ласкова. Он славно воевал, был командиром взвода автоматчиков. В последнем бою двадцать фашистов лично спровадил на тот свет, а может, и больше — никто точного подсчета не вел. А до войны он был председателем передового на Кубани колхоза в станице Старо-Украинской. В тридцатом году организовал его и бессменно председательствовал. Его кулаки убивали… Поняла, что за человек умирает на твоих глазах?

Валя молчала. Он положил руку ей на голову, потрепал волосы.

— Да сама нюни не распускай. Не вводи человека в тоску. Ему и без того тошно. Знаю, и тебе тяжко смотреть на него. Но перетерпи. Смотри, как умирает настоящий коммунист.

Он ушел, а Валя вернулась и села на табуретку. Журба лежал недвижимо, закрыв глаза. Грудь его тяжело вздымалась.

Журба думал. Ему вспомнилось, как полмесяца назад в роту автоматчиков приходили командир бригады полковник Горпищенко и его заместитель по политчасти подполковник Молчанов. Подполковник был на голову ниже Горпищенко, стройный, красивый. Он спросил Журбу:

— Верно ли, что вы были председателем колхоза на Кубани?

Журба подтвердил. Горпищенко оживился.

— Земляк, значит. А я казак с Пашковской станицы.;

И уже деловито заявил:

— Нечего тебе тут делать в роте автоматчиков. Возраст для автоматчиков великоват, да и председателю колхоза должность командира взвода неподходящая. Пойдешь в распоряжение моего заместителя по тылу. Сюда пришлю офицера помоложе. Договорились?

Журба замялся.

— Неудобно как-то. Тут я вроде на месте.

— Не хочешь? — удивился полковник.

— Откровенно говоря, нет.

— Почему же?

— Из идейных соображений, — улыбнулся Журба.

— Как понимать твои соображения?

— Фашистов бить сподручнее. Да и, признаться, сдружился я с автоматчиками. Вместе высаживались, вместе били гитлеровцев, выручали друг друга. Одна семья, можно сказать. А сами знаете, покидать семью всегда тяжко.

— Это верно, — задумчиво произнес полковник. — Ну что ж…

— А покинуть семью все же придется, — вмешался подполковник Молчанов. — Из штаба армии затребовали сведения о специалистах сельского хозяйства и о шахтерах. Надо думать, отзывать будут. Оно и понятно. Народному хозяйству нужны специалисты. Так что, товарищ Журба, готовьтесь к отъезду в свой колхоз. В какой станице он находится?

— В Старо-Украинской.

— Кажется, недавно ее освободили?

Журба подтвердил.

— Послали письмо туда?

— Нет еще, недосуг было.

— Нехорошо, — укорил подполковник. — Надо написать.

— Обязательно напишу, — заверил Журба.

Но написать так и не успел. Начались апрельские бои, когда вражеские атаки не прекращались ни днем, ни ночью, и автоматчикам было не до писем.

Сейчас Журба думал о разговоре с командиром бригады и его заместителем по политчасти и немного жалел, что не согласился на перевод на тыловую должность. Там-то наверняка жизнь сохранил бы. Хотя, кто его знает? Тут, на Малой земле, нет тыла, тут всем достается, среди работников тыла потерь не меньше, чем на передовой. Да и не надо жалеть о том, чего не сделал, нет горше слова «мог бы». А как бы обернулось дело во время той атаки немцев, когда они прорвали оборону и вышли к штабу батальона? Хорошо, что его взводу удалось просочиться в тыл к немцам и устроить там переполох. Тут он может похвастать, что проявил смекалку и воинское мастерство. Немцы так переполошились, что начали поспешно отступать на свою линию обороны. Автоматчики накосили добрую сотню трупов. Он сам подстрелил двадцать одного гитлеровца. Можно сказать, «очко», по выражению любителей картежной игры. А потом получился перебор. Подстрелил двадцать второго, и тут мина шаркнула его по ногам. А если бы на его месте был другой командир взвода, молодой, не обстрелянный как следует, боевого опыта не имеющий? Пожалуй, не смог бы проделать такой маневр. А что тогда? Тогда гитлеровцы пустили бы в образовавшийся проход свой резерв, и худо пришлось бы малоземельцам.

Нет, жалеть о случившемся он не будет! Жалко, конечно, расставаться с жизнью, но все же гитлеровцам дорого пришлось заплатить за нее. Свой долг он выполнил, как подобает коммунисту. Перед смертью не ради красного словца произносится это.

— Валя, — позвал Журба, — дайте пить.

— Воды или компоту?

Он оживился.

— Компот? Есть компот? Только чтобы без сахару, кисленький. У нас на Кубани взваром называется.

Валя пошла на кухню и принесла кружку компота. Он был такой, какой хотел Журба, кисловатый, из сушеных Фруктов. Напившись, он откинулся на подушку и сказал:

— Придешь с поля усталый, разгоряченный, а как выпьешь кружку холодненького взвара с погреба, так и Усталость куда девается.

И вдруг тревожно поднял голову.

— Валя, найди чернила и бумагу. Можно даже карандаш. Надо же успеть написать письмо в колхоз. Все недосуг было, а я ведь председатель, меня никто не освобождал от председательской должности. Надо советы кое-какие дать. Ты мне поможешь?

— Помогу, — сказала Валя и пошла в канцелярию госпиталя.

Вскоре она вернулась с тетрадкой и школьной чернильницей-непроливашкой. Журба увидел чернильницу и попросил Валю дать подержать ее в руках.

— Ах ты, непроливашечка, — вздохнул он. — Была у меня такая, когда был школьником. Отец купил. Да учиться долго не пришлось, выгнали меня из школы. Подбил поповского породистого петуха. Поп не простил мне. А непроливашку сохранил. Позже, когда стал коммунистом, я чернилами из этой непроливашки писал протокол об организации колхоза в станице. А потом дожила непроливашка и до того времени, когда пришла пора идти в школу Саше. И сейчас, наверное, стоит на комоде… — И добавил тихо: — Если хату не спалили.

Вернув Вале чернильницу, он сказал:

— Запиши сначала вроде конспекта. Во-первых, передай станичникам мой нижайший поклон и поприветствуй их с освобождением. Во-вторых, напиши, что сейчас весна и надо засеять как можно больше, что Советской Армии нужен хлеб. В-третьих, пусть позади третьего амбара раскопают яму. Там в цементированном бункере двести пудов семенной пшеницы заховано. Ты записываешь?

— Записываю, — торопливо ответила Валя.

— Потом пусть раскопают в саду у бабки Лукьянчихи еще одну яму. Там тоже зерно заховано. Бабка о том не знает. С кукурузой яма на полевом стане первой бригады, позади конюшни.