Фридрих Кристиан цу Шаумбург-Липпе - Был ли Гитлер диктатором?

• Название: Был ли Гитлер диктатором?
• Автор: Фридрих Кристиан цу Шаумбург-Липпе
• Издательство: Kritik: Die Stimme des Volkes, Folge Nr. 86; Nordwind-Verlag
• Жанр: Публицистика
• Год: 1994

Выросший в немецкой провинции принц Фридрих Кристиан цу Шаумбург-Липпе (1906–1983), наследник княжеского дома, правившего ранее маленьким вассальным княжеством на территории Германской империи, был достаточно авторитетным человеком, чтобы рассказать нам о Гитлере и его деятельности во главе Третьего рейха. Личный друг фюрера еще до прихода того к власти, принц в первые годы правления Гитлера часто бывал его собеседником. Принц вступил в НСДАП при посредстве Рудольфа Гесса, был членом СА, а затем стал помощником доктора Йозефа Геббельса в Министерстве пропаганды.

Как объясняет сам принц, он начал писать эту книгу в 1976 году, чтобы: «Определить, насколько отвратительную и подлую ложь против нас, немцев, распускают в течение десятилетий, и указать на то, кто это делает и почему это происходит… Тот, кто осознанно действует вопреки вечному порядку этого мира, может быть только предателем, мерзавцем! Он вредит всем другим. Никакая философия, религия, математика никогда не могут стать сильнее вечной этической закономерности природы!»

Об авторе. Принц Фридрих Кристиан цу Шаумбург-Липпе (Friedrich Christian Prinz zu Schaumburg-Lippe, родился 5 января 1906 года в Бюккебурге; умер 20 сентября 1983 года в Вассербург-ам-Инн) был немецким аристократом, высокопоставленным национал-социалистическим функционером и автором национал-социалистических произведений.

Перед приходом нацистов к власти он служил возникающему национал-социалистическому движению в качестве одного из самых видных имперских ораторов. С 1933 года был адъютантом Йозефа Геббельса и вследствие этого — одним из его ближайших сотрудников в Имперском министерстве народного просвещения и пропаганды. После окончания Второй мировой войны он стал широко известен как «ревизионист истории».

Фридрих Кристиан Вильгельм Александр Принц цу Шаумбург-Липпе появился на свет в 1906 году как четвертый и самый младший сын князя Георга цу Шаумбург-Липпе (1846–1911) и Марии Анны фон Заксен-Альтенбург (1864–1918) в главном городе княжества Бюккебурге и получил свое имя в честь графа Фридриха Кристиана.

Рано осиротев, он вырос под опекой старшего брата Адольфа, последнего правящего князя, вместе со своей сестрой во дворце в Харрле. Он изучал юриспруденцию в Бонне, где у принцев фон Шаумбург был фамильный дворец. Затем продолжил учебу в Кёльне. Будучи объективно состоятельным, он все же глубоко чувствовал упадок власти и имущественного благосостояния его семьи.

В 1928 году, вскоре после женитьбы, 22-летний принц, ничем еще не занимавшийся и получавший деньги на жизнь от своего брата, сблизился с Гитлером, но тот отговорил принца от вступления в НСДАП. Наконец, Фридрих Кристиан в сентябре 1929 года был принят в партию и тем самым стал, наряду со своим двоюродным братом Йосиасом цу Вальдек унд Пюрмонтом и вступившим позже, но более популярным принцем Августом Вильгельмом Прусским (1887–1949), одним из первых членов партии из круга высшего немецкого дворянства. Фридрих Кристиан сначала был сотрудником Роберта Лея, гауляйтера Кёльна — Кобленца. Вместе с Леем он основывал ежедневную прессу штурмовых отрядов; затем в 1930 году — общество с ограниченной ответственностью для выпуска национал-социалистических ежедневных газет. С 1931 по 1933 год был внештатным организатором фирмы «Дитрих унд Ко» в Кёльне, издательства ротационной печати. Далее принц служил для партии как один из ее первых имперских ораторов и стал также активным членом СА.

Непосредственно после основания Министерства пропаганды 1 апреля 1933 года он стал адъютантом Геббельса и имел, таким образом, постоянный доступ к одному из самых могущественных политиков Германской империи. 1 ноября 1934 года он стал референтом в международном отделе министерства. Далее принц атаковал в своих публикациях немецкое дворянство, которое сначала слишком мало поддерживало национал-социализм и вместо этого скатывалось к реакции и монархизму.

Геббельс 13 февраля 1937 года отметил в своем дневнике о своем близком сотруднике: «Эти принцы привыкли ничего не делать и только маршировать на парадах». Однако с 1943 года принц служил на фронте в мотопехоте.

Во время господства национал-социалистов Фридрих Кристиан быстро делал карьеру и стал, таким образом, не только советником в Министерстве пропаганды, но и штандартенфюрером СА в полку «Фельдхеррнхалле», руководителем отдела в штабе гауляйтера зарубежной организации НСДАП, и получил за свои многолетние заслуги перед партией от самого Гитлера золотой почетный знак НСДАП.

После окончания войны принц был интернирован с 1945 по 1948 годы. В Советской оккупационной зоне его произведения были запрещены. Несмотря на обвинения в якобы выдаче нескольких чиновников своего министерства, принц в 1950 году успешно прошел процедуру денацификации.

И после конца национал-социализма принц оставался плодовитым публицистом и публиковал различные книги, в том числе в ультраправых издательствах «Druffel» и «Arndt». Он никогда не дистанцировался от национал-социалистической идеологии и защищал ее до самой смерти. Его произведения и сегодня еще популярны в ультраправых и неонацистских кругах.

«Я спрашиваю себя, какой правитель пользовался когда-нибудь таким уважением, почитанием, любовью и обожествлением, как этот человек в коричневой рубашке».

Луи Бертран, французский журналист на Имперском съезде партии в 1937 году в Нюрнберге

---

Никто из всех этих многочисленных дипломатов иностранных держав, с которыми я был знаком в Берлине в течение более десяти лет, не считал гитлеровский режим "преступным". Они критиковали то, что они считали недостатками, это было одновременно их полным правом и их долгом. Но они все, без исключения, восхищались народной общностью немцев как самым большим успехом Гитлера. Они все соглашались, что Гитлер спас не только Германию, но и, сверх того, всю Европу от коммунизма. И многие из них восхищались Гитлером как в высшей степени гениальным человеком, существование которого было большим счастьем — и не только для Германии.

В особенности я вспоминаю английского дипломата сэра Айвона Киркпатрика. С ним и его семьей мы дружили. Он даже однажды пришел на собрание НСДАП, которое происходило в самой "красной" части Берлина и на котором я был единственным оратором. Когда он поздравлял меня после этого, он заметил, что очень жаль, что так мало иностранцев, которые с любопытством приезжают в Германию, видят своими глазами такое собрание. Собственно, только на этом собрании он действительно узнал, что в Германии совершается прежде всего социалистическая революция, которая для всех народов — естественно, в соответствии с их особенным качествами — могла бы представлять огромную ценность.

По случаю танцевального праздника, который он давал в своей квартире для друзей, он отвел меня в сторону, чтобы сказать мне, чтобы я на следующий день — за один день до отъезда доктора Геббельса в Египет — передал моему министру от имени Киркпатрика, что тот в Египте должен подумать о том, что один из самых гениальных политиков уже потерпел страшную неудачу, когда он после войны в Египте вступил в Россию! Я передал эти слова доктору Геббельсу — он не ответил, но тот очень необычный взгляд, с которым он рассматривал меня, я не забуду никогда.

Киркпатрик тогда наверняка желал нам добра. После войны он стал Верховным комиссаром королевы Англии в оккупированной британцами части рейха. Когда Киркпатрик служил в Берлине, английским послом был Невил Хендерсон. В отличие от меня Гитлер считал его другом.

Невил Хендерсон

Однажды на званом вечере в доме начальника штаба СА Лутце мимо нас пробежала такса хозяина, и Хендерсон сказал: "Смотрите, дорогой принц, у этого животного типично немецкие качества — большая пасть и длинный хвост". Я ответил: "Бульдог, насколько я знаю, типичная для Англии собака — она кусает снизу, ваше превосходительство".

Я упоминаю эти оба коротких эпизода только потому, что я пережил их сам и потому что они показали мне, насколько по-разному, по сути, думали те англичане, которые оба принадлежали в те времена к штату английского посольства и оба играли после этого большую роль.

Я особенно охотно общался во Французском посольстве с послом Франсуа Понсе. Гитлер очень ценил его как "совершенно особенно умного и тактичного человека". На основании многих частных отзывов у меня сложилось впечатление, что Франсуа Понсе был большим германофилом, чем это устраивало господина фон Риббентропа. Риббентроп ставил на Хендерсона. Как доказала история, нужно было делать как раз наоборот. Но я едва ли мог вмешаться, тем более что Альфред Розенберг в 1929/30 годах добился моего исключения из партии — причем подпись Гитлера была подделана, — так как я вместе с бароном Лерснером предложил Гитлеру проверить его позицию по отношению к Франции и стремиться к союзу с французами. Гитлер согласился с этим, и Розенберг сообщил Гитлеру, что барон Лерснер не вполне ариец. Неслыханный поступок Розенберга был раскрыт лишь в 1936 году, когда Гитлер заявил, что никогда не знал ничего о моем исключении, иначе он, конечно, не приглашал бы меня все эти годы снова и снова к себе.

Я упоминаю об этом только между прочим, ибо этот факт демонстрирует, насколько велики были опасности для Гитлера и его борьбы внутри партийного руководства и что называть его диктатором — это безумие. Если бы он был диктатором, то у него, вероятно, все удалось, тем более что у него никогда не было намерения оставаться до смерти во главе государства. Я слышал, как он часто говорил: "Как только я закончу строительство фундамента империи, я удалюсь от дел и посвящу себя только развитию нашей идеологии". И это тоже свидетельствует о том, что он никогда не хотел войны.

Часть 9. Вечная этическая закономерность природы

"Почему вы говорите обо всем этом только сегодня?" — спросит, вероятно, кто-то. Во-первых, потому что было много людей, обладавших и обладающих куда большим объемом материала для доказательства, кроме того, занимавших намного более важные посты, чем я, у которых, правда, не было этой моей неповторимой личной связи с Гитлером. Единственный, кто лично превосходно изобразил Гитлера, к сожалению, не жил в Берлине. Он — большой художник, который, однако, никогда не действовал в сфере политики. Это доктор Ганс Северус Циглер, главный интендант Тюрингских театров. Его книга правдива — это наивысшая похвала, которую сегодня можно сделать книге.

Некоторые из когда-то высоких функционеров партии или государства старались провозгласить правду. Было несколько хороших книг. Но тот факт, что кто-то должен был иметь дело с Гитлером только по служебным делам, мешает. Национал-социализм никогда не существовал бы без Гитлера. Так как существовал Гитлер, должен был быть и национал-социализм, и потом, когда они существовали оба, после долгой, жесткой борьбы возникла, наконец, общность немецкого народа. Собственно, об этом времени может написать только тот, кто может написать о Гитлере — а именно, о Гитлере как человеке. У меня было большое счастье видеть его только в те времена, когда он еще был совсем настоящим, свободным от всех принуждений, которые приходили снаружи, когда стало выгодно ссылаться на революцию.

Я знал революционного политика Гитлера, который был еще очень во многом идентичен с человеком Гитлером. И моим вторым счастьем было то, что я мог чувствовать себя независимым по отношению к нему — я не зависел ни от жалования, ни от чина, ни тем более от какого-то общества. Он знал это, даже говорил со мной об этом. Поэтому я решаюсь сказать: я знал Гитлера. И поэтому я чувствовал себя обязанным написать эту книгу. Так как такое знание, на мой взгляд, является также обязанностью передать его народу и прежде всего будущему поколению. У нашего народа есть право на каждое слово правды, которое, наконец, поможет ему снова вернуть здоровую уверенность в себе. И я думаю, каждое немецкое правительство должно согласиться со мной, если я скажу: только правда может помочь нам, внутри нас — и снаружи!

"Вера в первородный грех создала настоящий первородный грех. Христианство так долго проповедовало злобность человеческой природы, до тех пор, пока та действительно не разозлилась".

Рихард Куденхове-Каллерги, "Герой и святой"

Германская империя еще существует — но она сможет снова жить только с правдой, потому что правда как раз в момент самой большой беды показывает всю свою настоящую силу.

Очень многое вызывает тревогу о будущем нашей Германии. Но самая большая тревога — это упадок нашего народа, ибо он, к сожалению, принимает страшные формы с самых разных точек зрения. Настоящей причиной этого является тот факт, что гордый народ лишили уверенности в себе. Этот народ еще может жить, но не может бороться. То, что этим фактом пользуются противники этого, следует автоматически.

Где честь больше ничего не стоит, там больше не может быть и доверия. Где больше нет доверия, там больше нельзя найти также никаких друзей и товарищей. Там человек медленно, но верно превращается в хищника. Государство может "обращаться" с преступниками или наказывать их, результат все равно будет одним: число преступников страшно возрастает, даже если они становятся менее заметными. Так было во все времена — у нескольких великих народов в мировой истории — всегда один и тот же процесс развития, который после жизни в наслаждении и расточительстве оканчивался в ужасном самоуничтожении. В начале этого развития во всех случаях стояло уничтожение уверенности в себе. Ведь тот, кто больше не может доверять себе сам, тот больше не доверяет также никому другому, а тот, кто никому больше не доверяет, вместе с тем уже и сам потерян.

Мы еще могли бы спасти наш народ, если мы все, без оглядки на партии, вероисповедания, классы и сословия, увидели в себе лишь немцев, которые все вместе начинают новую жизнь, возвратившись сначала к абсолютной правде перед самими собой, а потом и перед другими. Мы просим наши правительства помочь нам в этом. Прошлое должно оставаться прошлым — но на самом деле! В безусловной, неограниченной правде. Правда — это предпосылка для чести. Правда плюс честь дают в итоге верность — и они три вместе дают в итоге самый важный из всех идеалов: верную любовь. Так этого хочет вечная этическая закономерность природы — и она не требует нашего согласия.