Джордж Мартин - Воины

• Название: Воины
• Автор: Джордж Мартин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-59579-2

«Истории о воинах люди рассказывали с тех самых пор, как они вообще начали рассказывать истории. С тех пор, как Гомер воспел гнев Ахилла, а древние шумеры поведали нам о Гильгамеше, воины, солдаты и герои всегда пленяли наше воображение. Они являются частью любой культуры, любой литературной традиции, любого жанра. <...> Авторы рассказов и повестей, вошедших в этот сборник, — известные писатели, создатели бестселлеров и лауреаты многих наград, печатающиеся во многих издательствах и пишущие в разных жанрах. Всех их мы попросили об одном: написать рассказ про воина. Некоторые выбрали тот жанр, в котором написаны самые известные их работы. Другие решили попробовать что-нибудь новенькое. На этих страницах вы встретите воинов всех видов, размеров и цветов, воинов всех эпох человеческой истории, вчерашних, сегодняшних, завтрашних, и воинов из миров, которых никогда не существовало. Некоторые из этих историй печальные, некоторые — смешные, многие — захватывающие».

Джордж Мартин

В сборнике впервые на русском языке публикуется рассказ из цикла «Песнь Льда и Пламени»!

---

Римляне пришли за мной. Когда меня вели вдоль ряда пленников, я слышал, как они бормочут «Предатель!» и сплевывают в траву.

В шатре я огляделся — но увидел только знакомые лица римлян, занятых утренними сборами. Так значит, то, о чем шептались пленники, — правда! Во время этой долгой ночи, наполненной пьяным хохотом, Линону каким-то образом удалось сбежать...

Один из римлян стянул с меня тонкую накидку и развязал мне руки. Я внезапно испытал жуткое предчувствие, что теперь я займу место Линона!

Но вместо этого передо мной бросили пару сапог для верховой езды, солдатскую тунику и бронзовый панцирь — ту же форму, которую носили они все. Мне вручили седельную сумку и показали, что в ней находится: веревка, бич, мех с водой, приличный запас еды и серебряный кинжал — тот самый кинжал, который дал мне Матон, с образом Мелькарта на рукояти. Поверх всего этого положили копье.

Я обернулся к Фабию, который возлежал за утренней трапезой. Он смотрел на меня с улыбкой: моя растерянность его забавляла. Он указал на предметы, разложенные передо мной:

— Это для твоего поручения!

Я тупо смотрел на него.

— Кролик сбежал, мальчик. Разве ты не слышал? Пора тебе отплатить добром за мою щедрость!

— Не понимаю...

Фабий хмыкнул.

— Temptatio почти окончено. До моря остался всего день пути. Там нас уже ждет корабль, чтобы загрузить на него пленников и отвезти их туда, где нынче дают лучшую цену. В Антиохию, Александрию, Массилию — кто знает? Но один из моих пленников сбежал. Далеко уйти он не мог, он же в цепях. На востоке река, на юге пустыня, я думаю, что он отправился на запад, надеясь спрятаться в предгорьях. Мои люди, скорее всего, сумеют разыскать его за несколько часов, но у меня есть мысль получше. Его разыщешь ты!

― Я?!

— Ты уже неплохо научился ездить верхом, поймать его будет нетрудно — у него же руки связаны за спиной. Если с ним будет слишком много возни, убей его — ты можешь, я знаю, я видел тебя в бою, — но тогда принеси его голову в качестве доказательства.

Я подумал о страданиях Линона, о том, что другие называют меня предателем... Но тут я сообразил, что могу сбежать сам. Однако Фабий увидел, как мое лицо озарилось надеждой, и покачал головой.

— Об этом даже и не думай, мальчик! Да, конечно, ты можешь взять коня, еду и отправиться обратно на юг. Если ты выживешь в этой пустыне. Если тебе не встретится другой римский отряд. Не думай, будто эта одежда поможет тебе притвориться одним из нас — ты ведь не говоришь на латыни. И даже если на этот раз тебе удастся уйти, рано или поздно я тебя найду. Вы не последние беглые карфагеняне, которых надо отыскать. Мы с моими людьми не успокоимся, пока не обшарим каждую щель, не заглянем под каждый камень. С каждым разом ловить их становится все легче: они слабеют, изнемогают от голода, теряют боевой дух. Они все меньше и меньше походят на мужей, готовых сражаться, и все больше и больше — на рабов, готовых смириться со своей судьбой. У Рима длинные руки, Гансон, и его мщение не ведает пределов.

Тебе не уйти от него. Тебе не уйти от меня! И к тому же ты еще не выслушал мое предложение. Вернешься сюда в течение трех дней и приведешь кролика — или принесешь на копье голову кролика, мне все равно, — и, когда мы доберемся до побережья, я сделаю тебя свободным человеком, римским гражданином! Ты молод, Гансон. Ты отважен. Латынь ты выучишь быстро. Да, на тебя будут косо смотреть из-за твоего выговора, но все равно: свобода, сильное молодое тело, немного жестокости — с этим в Риме можно далеко пойти. Подумай о том, что с тобой будет в противном случае, и выбирай сам!

Я посмотрел на блестящие сапоги, на копье, бич, моток веревки, кинжал с Мелькартом, или Геркулесом, как называл его Фабий. Я подумал о Линоне — Линоне, который явился к нам чужаком, Линоне, который предал женщин... Ведь если я его не поймаю, его потом все равно схватят и ему придется пройти temptatio в третий раз! В конце концов, чем я ему обязан?

— А что, если ты лжешь? — сказал я. — Почему я должен тебе верить? Ты солгал Линону: ты сказал ему, что он будет твоим орлом, так? А вместо этого ты сделал его кроликом!

Фабий вынул из ножен меч — тот самый меч, которым он обезглавил Матона. Он вонзил острие в свое предплечье и провел поперек него красную полосу. И протянул мне руку.

— Когда римлянин клянется на крови, он не лжет! Клянусь отцом-Юпитером и великим Марсом, что выполню свое обещание!

Я посмотрел на царапину, на кровь, что сочилась из раны. Я посмотрел в глаза Фабию. В них не было ни насмешки, ни обмана, только извращенное чувство чести. Я понял, что он говорит правду.

V

Я помню, какие лица были у пленников, когда я вышел из шатра, с каким изумлением они смотрели на мою одежду. Я помню их насмешки и язвительные замечания, которыми они провожали меня, когда я выезжал из лагеря, и удары бичей, которыми римляне заставляли их замолчать. Я помню, как повернулся к ним спиной и посмотрел на север, в ущелье, за которым осколком лазури сверкало далекое море.

Мне не потребовалось трех дней, чтобы найти Линона. Даже и двух не потребовалось. Его нетрудно было найти по следам, которые он оставил. По длине шага и по тому, как примята была трава, было ясно, что поначалу он бежал очень быстро, редко останавливаясь, чтобы отдохнуть. Но потом его шаг сделался короче, поступь тяжелее, и я увидел, как быстро он выбился из сил.

Я двигался по его следам шагом, не будучи уверен, что смогу выслать лошадь в галоп. Солнце начало опускаться за горы на западе. В сумерках идти по следу стало труднее. Но я ехал дальше, будучи уверен, что цель близко.

Я поднялся на гребень невысокого холма и окинул взглядом темную лощину за ним. Он, должно быть, увидел меня первым: краем глаза я увидел прихрамывающую фигурку и услышал звяканье цепи: он пытался спрятаться за низкорослым деревцем.

Я осторожно приблизился к нему, опасаясь, что он, возможно, каким-то образом сумел освободить руки, что у него еще остались силы, чтобы бороться. Но когда я увидел, как он, дрожа, прижимается к дереву, нагой, с руками, по-прежнему связанными за спиной, уткнувшись лицом в ствол, как будто это поможет ему спрятаться, я понял, что бороться не придется.

Тишину нарушал лишь шорох сухой травы под копытами коня. По мере того как я приближался, Линона трясло все сильнее, и в тот момент мне показалось, что он и есть кролик, как назвал его Фабий: трусливый кролик, парализованный ужасом.

«Он не такой, как я, — думал я. — Я ничем ему не обязан!» Повинуясь внезапному порыву, я вскинул копье, держа его под мышкой, как это делали римляне. Я кольнул его в плечо. Он вздрогнул в ответ — и меня охватило странное возбуждение, головокружительное ощущение собственной власти.

— Посмотри на меня! — велел я. Мой голос звучал так резко и требовательно, что я сам удивился. Я научился этому у Фабия. Этот голос сам по себе был источником власти, и реакция Линона — то, как он съежился и развернулся — показала, что я овладел этим искусством с первой же попытки. «Должно быть, Фабий с первого взгляда разглядел во мне зачатки властности!» — подумал я. Не случайно он сделал меня своим орлом, выделил меня среди прочих, как рудокоп отделяет золото от песка...

Это был момент, как на любой другой охоте, когда я готов был убить добычу. На меня нахлынули воспоминания. Я вспомнил, как я в первый раз пошел на охоту и убил оленя. Это дядя Гебал научил меня выслеживать добычу — и я вспомнил, как умер Гебал, как он камнем ушел на дно реки. Я вспомнил Матона, вспомнил, как его голова, хранившая столько мудрости, рухнула в пыль и покатилась по камням, точно кочан капусты. Я стиснул зубы и подавил эти мысли. И снова ткнул Линона копьем.

Линон прекратил дрожать. Он оторвался от дерева и встал передо мной, опустив голову.

— Ну что ж, давай, — прошептал он. Голос у него был хриплый и надорванный. — Пусть на этот раз выиграет Фабий.

Я сунул руку в седельную сумку и принялся разматывать веревку.

— Нет! — вскричал Линон, отшатнувшись. — Живым ты меня к нему не отведешь! Тебе придется убить меня, Гансон. Ты ведь так и хотел, верно? В ту ночь, когда я предал женщин, ты сказал, что убьешь меня, когда представится возможность. Убей же меня! Разве Фабий не сказал тебе, что ты можешь принести мою голову?

Его глаза сверкали в сгущающейся тьме. Это не были глаза загнанного зверя, это были глаза человека. Охватившее меня упоение собственной властью внезапно схлынуло, и я понял, что не смогу его убить. Я принялся сворачивать веревку, завязывая петлю. Потом остановился.

— А откуда ты знаешь, что сказал мне Фабий? Что я могу принести твою голову в доказательство?

Покрытые шрамами плечи Линона, до того вызывающе расправленные, снова поникли. Он привалился к дереву.

— Но ведь таковы правила его игры.

— Но откуда ты знаешь, какие распоряжения он отдал мне? Ведь в прошлый раз ты был его кроликом...