Семен Юшкевич - Король

• Название: Король
• Автор: Семен Юшкевич
• Жанр: Драматургия
• Год: 2011

С. Юшкевич в «Короле», нарисовав социально обобщенный портрет рабочего коллектива, правдиво отразил массовые выступления революционного пролетариата против капиталистов.

«Король» не случайно был опубликован под одной обложкой с горьковскими «Врагами» в XIV сб. «Знания» за 1906 г. – обеим пьесам была присуща несомненная идейно-жанровая и тематическая близость. В образе «короля» – фабриканта Гросмана Юшкевич с большой резкостью разоблачил цинизм, внутреннюю опустошенность, безнравственность капиталистического мира, царящую в нем власть золота. Фигуре Гросмана противостоит лагерь рабочих, вступающих в непримиримый классовый конфликт с могущественным хозяином. Однако в трактовке революционных возможностей пролетариата Юшкевич исходил из меньшевистских позиций, что сказалось в финале драмы, лишенном исторической перспективы, проникнутом пессимистическими настроениями.

Верность реалистическим художественным принципам проявилась в «Короле» не только в социально точной «расстановке» противоборствующих сил эпохи, но и в том, что именно конфликт между этими силами составил сюжетный стержень пьесы, определил нарастание драматического действия. В этом отношении «Король» примыкал к жанру публицистически заостренной общественно-политической драмы, образцом которой были горьковские «Враги». Запрещенная к постановке на сцене сразу же после публикации, драма Юшкевича находилась под запретом до 1908 г.

---

Этель (робко). Выбрось ее уже из головы. Сегодня Яков опять приходил.

Гросман. Не хочу слушать об этом. Пусть идут к черту все Яковы!..

Герман (скромно). Надо было ей выбросить что-нибудь. Меньше собакой – меньше лая.

Этель. Но у меня нет столько денег. Пусть бы Давид дал мне сто рублей и сказал: эти деньги отдай сестре. Подумайте, Герман, сколько мне нужно ежедневно расходовать.

Гросман. У нее никогда нет денег, Герман. Дайте ей тысячу рублей, и через минуту она скажет: у меня нет денег.

Этель. Когда я получала от тебя тысячи?

Герман. Я не о Мане говорю. Я хотел только сказать, что теперь их не следует раздражать. Они и так голову потеряли.

Гросман. А я говорю вам, Герман, что плюю на рабочих, и на революцию, и на все. Я никогда и ничего не боюсь. Если бы они даже с ума сошли от первого до последнего – они ничего не получат. Не раздражайте меня. Этель. Дай ему хоть слово сказать. Вероятно, он знает, что говорит.

Гросман. Ты молчи. Не твое дело. Не вмешивайся…

Герман. Вы знаете, мадам Гросман, мою преданность вам. Вы меня вытащили из нищеты. И если бы вы сказали мне: Герман, бросься в огонь, я закрыл бы глаза и бросился в огонь. Верьте же моим словам. После той проклятой большой забастовки рабочие превратились в зверей. Во всем городе вы не найдете одного порядочного рабочего. Волнения и слухи и все, что происходит в эти проклятые месяцы, действует на них как огонь на порох. Они все ходят с глазами, налитыми кровью, и с сжатыми кулаками.

Этель (в страхе). Слышишь, что он рассказывает?

Гросман (сухо). Пусть рассказывает… Мы уедем…

Герман. Это другое дело. Еще неделю тому назад я думал, что все в наших руках, а теперь я уже не верю. Волнение велико. Никто не знает хорошо, чего хочет, и все кипят как в котле. Делается страшно!..

Гросман. Если нужно будет – я уеду. Пусть все погибнет, а я не сдамся. Вы, может быть, думаете, что я боюсь, если согласен уехать? Ошибаетесь. У меня свой план, я же смеюсь над ними. Все это пустяки, вздор…

Герман. Дай бог, дай бог!..

Гросман. У вас, Герман, маленькая голова, и вы не понимаете, что происходит. Надо подняться высоко и сверху посмотреть вниз. Тогда вам все откроется. Есть что-то постарше нас с вами, Герман. Это наша власть. Эту власть хотят отнять у нас, но мы не отдадим ее. Она должна существовать. Поднимитесь, Герман, еще выше. Вот она, власть! В золоте и с мечом. Поклонимся ей!..

Герман. Это не для моей головы.

Гросман. Потому вы и трусите, что не понимаете. Нужно, Герман, дать развиваться силе и задушить ее… Мы обезоружим их и впряжем всех в нашу колесницу. Я, Герман, сам работал, знаю их силы, знаю, чего они хотят, но знаю теперь, кто мы.

Герман. Я не могу с вами спорить. Мое дело сказать, что все мы стоим теперь на пороховом погребе, что может произойти взрыв, от которого ничего целым не останется.

Гросман (взволнован). Нет такого взрыва, которого не могли бы сдержать крепкие стены. Посмотрите, Герман, кругом себя. Ведь то, что совершается кругом нас, не есть только мое дело. Вопрос стоит так: власть для одних или власть для всех. Я стою тут на стороже и говорю: нет!.. Я говорю всем, имеющим власть: нет, ни одной уступки. Я говорю всему миру: нет, нет и нет!.. Оставим это. Все равно вы не поймете. Что вы хотели сказать?

Этель. Мне страшно. Я бы спряталась в самом глухом месте. Когда мы были бедны, нам было хорошо. Мы жили спокойно…

Гросман. Молчи.

Герман. Я сам все испробовал. На днях я призвал к себе Степана. Он пользуется влиянием среди своих. Степан, начал я, что же ты делаешь? Ты русский человек? Как тебе не стыдно водиться с евреями? У тебя крест, у них что? Кто делает смуту, как не евреи? Кто бунтует, если не евреи? Ничего не помогло!

Гросман. Вы хорошо сделали, что так говорили о евреях. Это должно подействовать.

Этель. Зачем трогать евреев?

Гросман. Какое тебе дело? Много добра ты видела от евреев?

Этель. Я знаю одно: евреев не нужно трогать…

Герман. Чем же ответил Степан? Пришел вечером и разбил камнями окна в моей квартире.

Этель. Вот видишь, Давид. Уступи им хоть что-нибудь… Станет спокойнее. Разве ты имеешь дело с людьми? Это ведь дикие звери…

Гросман. Пусть звери… Не твое дело. Я говорю – нет. Так и будет.

Герман. Хорошо. Можно подождать еще несколько дней. Только… Только…

Гросман. Что только?

Герман. Мне тяжело причинить вам горе…

Гросман. Какое горе? Что вы тянете?

Этель (испуганно). Боже мой, что еще?

Герман. Я предан вам и должен всю правду открыть. Я бы даже открыл ее, если бы был посторонним – просто из сожаления к юноше.

Гросман. Черт вас возьми, Герман. Вы тянете из меня жилы.

Герман (нерешительно). Вы… знаете, кто против вас?

Гросман. Как… Кто?

Этель. Боже мой!..

Герман. В деле ведь замешан ваш сын, господин Александр. Вот правда, которую я узнал.

Гросман (с криком). Это!..

Этель (всплеснула руками). Сашенька!..

Герман. И то, что господин Александр в забастовке…

Гросман (обрывает его). Мой Саша? Неправда! Против меня!.. Не верю!..

Этель. Ты таки не верь, Давид, не верь…

Герман. Мои люди мне сказали.

Гросман. Мой сын? Ложь!.. Этель, где он? Позови его сейчас же сюда. Притащи его. Неправда, Герман. Голову даю. Что, Этель, хороших детей ты родила?

Этель, сгорбившись, выходит.

Поклянитесь, Герман, что это правда?

Герман. Клянусь…

Гросман. Так у меня нет больше сына. (Кричит.) Этель, Этель, скорее! Терпение мое истощилось!..

Этель (вбегает). Его нет дома. (Дрожит.) Давидочка…

Гросман. Так послать за ним. Отыскать его. (Себе.) Тише, Гросман, тише. Не падай духом…

Герман. Господин Гросман, что с вами?

Этель. Давидочка, мой дорогой Давид!.. Тебя прошу! Вот стану на колени перед тобой. Только ты успокойся, только ты. Не смотри на детей – только ты!..

Гросман. Уйди! Тише, Гросман, тише… Ты знал своего сына? Этель, в первый раз мы сойдемся с ним лицом к лицу. Мы рассмотрим друг друга. Тише, Гросман, тише… Что ты сделал, чтобы знать своего сына? Кто у тебя в доме?

Герман. Господин Гросман, господин Гросман?!..

Гросман. Ступайте, Герман. Работайте. Я не сдаюсь. (Сердито.) Не раздражайте же меня своими ответами. Ступайте!..

Этель. Идите, идите. Вы видите, что с ним. Ах, Герман, печали вы принесли в наш дом, острый нож вы вонзили в мое сердце…

Герман (бормочет). Я должен был донести. (Выходит.)

Гросман большими шагами ходит но комнате.

Этель (умоляюще). Давид, Давидочка!..

Гросман. А, что?

Этель. О чем ты думаешь? Не надо думать, не надо! Прогони свой гнев… Как нам хорошо было, когда мы были бедны. Вот мы богаты. Стали ли мы счастливее? Нет одних забот, но выросли другие, худшие. Огромные комнаты, кругом роскошь, а я кружусь в них, как заброшенная кошка. Женя несчастна!.. Не сердись на Сашу.

Гросман (рассеянно). Я хожу и думаю о том, как с ним встречусь. Нам ведь нужно взглянуть друг на друга. Этель, кажется, в деньгах лежит что-то страшное. А? Черт сидит в деньгах. Что? Ты знаешь Сашу? Мне некогда было думать о нем. Кто такой Саша? Какой он, высокий или низенький? Выросли ли у него усы? Какой у него голос, громкий или тихий?

Этель. Наш Саша красив… Он добр… Больше я ничего не знаю.

Гросман (задумчиво). Почему же мы ничего не знаем?

Этель. Присядь, Давид. Я буду говорить, и ты успокоишься. Никогда мы не разговариваем просто, как муж с женой. Когда мы жили, Давид? Кажется… никогда!..

Гросман. Ты говоришь, что Женя несчастна? Почему она несчастна? Пустяки! О чем я говорю? Ну, а кто такое Маша?

Этель. Люблю ее… но… ничего не знаю.

Гросман. А Петя?

Этель (бормочет). Петя, Петя… Люблю, дрожу…

Гросман (вспыхивает). Так все они собаки? Все мои! Что такое дети? Что такое мои? А если мои?..

Этель. Вот кровь опять тебе бросилась в голову. Вот ты опять теряешь рассудок. Что дети? Только ты, только ты!.. Тебя прошу…

Гросман (встает и идет в кабинет. Этель следует за ним. Сильно). Нет-нет! Кто я? Я Гросман! Гросман останется Гросманом… Мои дети! Скажите! Мои дети!..

Петя (входит с собакой, садится у стола). Байрон, сюда! (Вынимает портсигар и закуривает. Позвонил.)

Входит горничная.

(Вдруг.) Вон!

Горничная испуганно убегает.

(Он насвистывает, подходит к буфету, достает шоколад и ест. Опять звонит.)

Снова является горничная.

Вон! (Расхохотался. Кормит собаку шоколадом.)

Вайц (входит). Я вас ищу во всех комнатах. Пора заниматься.

Петя (кормит собаку). Не хочу!..

Вайц. Вы не можете не хотеть. Мне тяжело получать здесь даром деньги.

Петя. Если вам платят, то это все равно.