Газета Завтра Газета - Газета Завтра 433 (11 2002)

• Название: Газета Завтра 433 (11 2002)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

Во время этих поездок мы говорили с Баклановым немного, урывками, оказавшись рядом в самолете или после утомительных инспекционных посещений заводов и следовавших затем приемов и ужинов. Во время этих бесед мне хотелось побольше узнать о его представлениях, об эпизодах его жизни, о характере космических и военных проектов, в которые он был погружен. И меня поражала одна удивительная, тогда до конца не осознаваемая мною особенность его сознания. Это была какая-то метафизическая печаль. Вместо прометеевского дерзновения, которым я хотел наделить будущего героя романа, вместо пафосного авангардизма, каким, мне казалось, должен быть наделен человек такого масштаба и таких возможностей, Бакланов постоянно чем-то томился. В нем была недосказанность, было, если так можно выразиться, мировоззренческое томление. Быть может, он, космист, понимавший бесконечность звездного мира, необъятность гулявших по Вселенной энергий, сознавал малость человеческого знания, краткость человеческой жизни, немощность отдельно взятого человека, помещенного в корпускулу земной жизни, по сравнению с таинственным и необъятным космосом. Быть может, его томила несоизмеримость поставленных перед человечеством задач и краткостью человеческого века, обреченности человека на исчезновение, на смерть, которую невозможно одолеть ни с помощью ракет-гигантов, ни с помощью коллективного страстного действа, социального или научного. Ко всему этому примешивалось ощущение трагического финала, к которому приближалось советское общество. Ему, политику, были ведомы мучительные процессы разложения и распада, которые развивались в центрах государственного управления. Он, напрямую общаясь с Горбачевым, с Яковлевым, с Шеварднадзе, являясь одним из первых лидеров государства, видел и чувствовал тот губительный заговор, который реализовывался шаг за шагом в самых сокровенных узлах советской власти. Невозможность противодействовать этому заговору, острое и трагическое ощущение опасности, которая нависла над Родиной, над его ракетами, заводами, порождали в нем эту глубинную печаль.

Это была первая половина 91-го года, последнего года существования СССР. Мы говорили с Баклановым на политические темы, он был откровенен со мной, пускал меня в "заповедники" своих политических представлений и замыслов. Когда мы возвращались из очередной поездки и он на своей машине "подбрасывал" меня к дому, я слышал его отрывочные телефонные переговоры с Пуго, Болдиным, Крючковым, Язовым. По характеру тех реплик, что звучали в автомобильном салоне, я ощущал приближение рокового, трагического рубежа. Не зная о существовании ГКЧП, страстно желал его, как и многие близкие мне по мироощущению люди, торопил его. Побуждал слишком, на мой взгляд, медлительных партийных и военных лидеров встать на защиту величайшего государства мира. "Слово к народу", к написанию которого был причастен, я обсуждал с Олегом Дмитриевичем Баклановым.

Помню нашу поездку на ядерный полигон на Новую Землю, где Бакланов, а также начальник Генерального штаба, главнокомандующий флотом, специалисты по ядерному оружию осматривали "северный полигон", исследовали его готовность для возобновления подземных ядерных испытаний. Помню наш полет на вертолете над зеленым, сочным морем с остатками сахарных льдов. Из иллюминатора мы вдруг увидели плывущую в море белую медведицу и двух медвежат, которые плыли вместе с ней. Бакланов попросил летчика сделать круг, и вертолет несколько раз обошел этих плывущих, прекрасных зверей. Мы гуляли с Олегом Дмитриевичем по краю гранитного фиорда. У наших ног плескалось море. На волнах качалась белая выскобленная волнами доска. То приближалась к берегу, то ее относило вдаль. Она казалась остатком какого-то корабля, который потерпел крушение. На этой доске, как на скрижали, были написаны мольбы и заветы исчезнувшего экипажа. Теперь я понимаю, что экипажем были все мы, в том числе и я, и Бакланов. Эти мольбы и заветы до сих пор раздаются и срываются с наших уст.

Во время ГКЧП, трех страшных дней, я не мог повидаться с Олегом Дмитриевичем, хотя страстно хотел это сделать. Несколько раз звонил его помощнику, прося о встрече. Хотелось узнать истинную подоплеку событий. Хотелось, если бы это было возможным, протянуть ему руку помощи, оказаться в эти грозные дни рядом с ним. Помощник каждый раз отвечал, что это невозможно: то Бакланов находился на закрытых совещаниях, то покидал Москву и улетал на юг в Форос. Ни 19, ни 20, ни 21 мне так и не удалось с ним повидаться. Потом наступило ужасное 22-е, эти бесконечные трансляции неистовавших депутатских сборищ. Крики радости при известиях об аресте очередного члена ГКЧП. Известие об убийстве Пуго. Ликование, когда возвестили, что захвачен Крючков. Среди этого рева и восторга я вдруг услышал, что арестован Олег Бакланов. Мне было больно, ужасно. И вдруг в моем редакционном кабинете раздался звонок баклановского помощника: "Ты хотел повидаться с Олегом Дмитриевичем? Приезжай." "Разве он не арестован?" "Нет, находится в своем кабинете." Я отложил все дела и двинулся по покоренной, захваченной демократами Москве. Меня узнавали на улицах, мне грозили, некоторые пытались плевать в меня. Но я двигался в ЦК, в эту опустевшую цитадель, оставленную ее защитниками, оставленную ее многочисленным гарнизоном. Охрана на входе проверила мои документы, не задержала, и я поднялся в знакомый кабинет. Он был все такой же простой, просторный, с длинным дубовым столом. По нему, как затравленный зверь, невыбритый, с расстегнутым воротом рубашки, без обычных посетителей — без генералов, героев Космоса, разведчиков и инженеров — ходил Олег Бакланов. Работал аппарат, который резал, изжовывал, превращал в труху какие-то документы. При встрече мы обнялись. Я задал ему всего несколько вопросов, связанных с происшедшим. Было видно, что катастрофа необратима. На прощание мы поцеловались, и он сказал мне: "Подумайте, может, вам лучше в это время лечь на дно." Через несколько часов он был арестован и доставлен в "Матросскую тишину". Но этот арест, вместо того, чтобы повергнуть меня в депрессию, сломать, заставить отступить, напротив, пробудил во мне ответный протест, импульс мощного сопротивления. Я оставался один на свободе. Все мои друзья оказались в казематах, в темницах. Все недавние союзники, которые исповедывали мой "советский символ веры", куда-то исчезли. Наша небольшая редакция, редакция газеты "День", осталась один на один со свирепствующей , злой, беспощадной демократической армадой , которая требовала для нас казни и истребления.

В эти дни в "Литературной газете" появился донос, который напрямую связывал газету "День" и его главного редактора с ГКЧП, с членами ГКЧП и с Олегом Баклановым. Была напечатана фотография, на которой мы с Олегом Дмитриевичем сидим за дубовым кабинетным столом во время нашего первого знакомства. Эта фотография, по мнению доносчиков, должна была служить вещественным доказательством включенности газеты "День" в "гэкачепистский заговор". Была рассчитана на то, что мы дрогнем, в условиях истерии рассечем наши связи, отречемся от нашей дружбы. Когда мы увидели эту статью, мы пригласили того молодого фотографа, что сделал серию наших с Баклановым снимков. Он открыл свой архив, и мы в нашей газете воспроизвели десяток фотографий из той серии, тем самым подтвердив нашу преданность и верность другу. Таков был наш вклад в начинавшееся патриотическое сопротивление.

С тех пор прошло много лет, совершилась масса ужасных, гибельных событий. Во время всех этих лет наша газета была верна Бакланову, дружила с ним. "День" устроил в кинотеатре "Ударник" праздничный вечер, когда все члены ГКЧП вышли на свободу, и мы обняли их на торжественно озаренной трибуне.

Теперь я понимаю, что предатели Советского Союза, американская разведка, американские технологи, уничтожая СССР, стремились уничтожить не партию, не профсоюзы, не институт Героев Социалистического Труда, — они стремились уничтожить великий технократический вектор нашего развития, наш внеземной космический прорыв, нашу русскую цивилизацию, которая была основана на вере во вселенское счастье и бессмертие. Удар был нанесен по "Бурану", по ракетам Королёва и Уткина, по ядерному флоту адмирала Горшкова, по Вернадскому, по удивительным советским технологиям. Он был нанесен по Олегу Бакланову.

Сегодня, когда Олегу Дмитриевичу исполняется 70 лет, наша газета кланяется ему. Обнимает сердечно. Видит в нем замечательного советского и русского патриота. Продолжая нашу священную войну за свободу и независимость Родины, мы говорим: "Многая лета тебе, Олег Дмитриевич! Мы и поныне с тобой — до конца!"

НАРКОВОЙНА

Денис Тукмаков