Эльмира Нетесова - Колымское эхо

• Название: Колымское эхо
• Автор: Эльмира Нетесова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7042-0779-0

Вы держите в руках юбилейную 50-ю книгу, напи­санную и изданную мною.

О ее содержании говорит само название «Колым­ское эхо». Это прошлое Колымы, с её ужасами, дики­ми фактами, ставшими историей этого края. Ко­нечно, некоторые моменты шокируют своею жес­токостью. Но... Это было. И от прошлого, а знать его нужно, никуда не деться. Знать эту сторону жизни надо, чтобы не повторять прошлых ошибок в будущем.

Пусть оно будет светлым у каждой судьбы.…

---

—        А что умел? — встряла Варька.

—         Сказать трудно, что не умел. Он был и цинкографом, и печатником. Его рукам и башке цены не было. В кромешной темноте работал как днем. А уж выпить мог за пятерых мужиков один и не шатался. Но и с этим завязал, пере­сел на наркоту. Тоже несколько лет «на игле сидел». Зато никто ничего не замечал. А тут попух и решил бросить. Все лето мучился. Сам себя ломал. Никто не верил, что выживет. Ведь никто не помог, а и чем поддержишь. Тут уж как судьба, сжалится или бросит,— вздохнул Игорь и, качая головой, привстал на локте:

—         Поверишь, три недели не жравши, не пив­ши, с той лужайки еле встал. Он и на человека не был похож. Шкура обвисла морщиной до са­мых мудей. На морде одни глаза и уши, а еще зубы. На задних лапах не держится, всего кру­тит. Кажется, ему на дело сходить было проще. Мы не верили, что устоит. Уж слишком страшен, до безобразия и обморока. А у него ситуевина хуже некуда. Или подыхай, или завязывай с нар­котой. Конечно, такое не у каждого получится,— восторгался Игорь.

—         Он раз восемь вставал и все падал на мослы. Снова вставал. Хотели ему помочь. Так близко к себе не подпустил. Сел он жопой на пужайку, вокруг оглядывается, себе не верит, что живой. Ну да сколько ни сиди — вставать надо.

—        Да и терять такого, небось, жаль,— не вы­держал Иванов.

—         Кого жаль? Я в него всю обойму всадил бы не оглянувшись. Жалеть такого, все равно, что самому на шило голой жопой сесть. От него уже в следующий момент не знаешь чего ждать. Вот такой был крендель. Так-то посидел, полежал на траве, а ночью домой приволокся. Причем сам, без помощи и поддержки. Хотя дружбанов и корешей полгорода. Любой для себя за честь бы счел: а ну самого Аслана домой привести. Но никому такого подарка не уступил. И с тех пор, вот отморозок, не пьет и не колется. А вот на Колыме часто бывает. Навещает могилы сво­их. Даже памятник приволок им оттуда, с Кавка­за. Сам установил. Порою, целыми днями на той могиле просиживал. Дождь или снег, не уходил ни на минуту. Вот тебе и бывший вор. Каждого прохожего просит помянуть его родите­лей. Мы близкую родню не зовем, помня обиды. Этот после Колымы приглашает, хотя сам не пьет. И цветы не забывает привозить с собой. Долго они потом стоят, напоминая о человеке. А главное, слово свое он держит. Мне кажется, не случись в его жизни Колымы, другою была бы его доля. Многое она ему подпортила и поморо­зила. Но сумел выкарабкаться и встать. Другого такого человека я не видел. Особый мужик, таким надо выживать и жить им нужно дольше.

—        И что скажешь, теперь всех воров на ру­ках носить надо.

—         Эх, Варька! Повидала бы Аслана, поняла бы меня. Эти редко кому встречаются. Хоть и вор в прошлом, а владеть собою умеет. Мне много не дано из того, что он может. И не только в во­ровстве. Видела бы, как он машину водит, как разбирается в электрике. Другому не дано. Были б живы родители, хороший парень из него полу­чился. Я это к чему лопотал. Сталин тоже был вором. А отними жестокость, может совсем хо­роший мужик получился, и не проклинали бы за Колыму. Ведь сколько путнего сделал для лю­дей, да только все забыто. А жаль. Память нельзя сеять нигде.

—         Ну да, за мать его благодарить должна,— вскипела Варя.

—         Она по оговору попала. А вот старост и полицаев правильно наказывал. Никого из них не щадил. И о фронтовиках заботился, о детях. Если бы такой плохой был, чего ж все ревели, когда он умер? В Москву на его похороны вся страна ехала. Последние копейки на эту дорогу отдавали. Думали, конец света наступил, коли Сталина не стало. Даже здесь, на Колыме, на простыни написали: «Да здравствует Сталин!». В землянках углем на стенах писали. А ведь это те, кто отбыли на Колыме немалые сроки, мо­жет навсегда здесь остались, но с его именем.

—        Дураки! Что еще скажешь,— пожала пле­чами Варя.

—         Они с его именем в бой шли и погибали. Победу одержали. Найдите мне еще одного, чтоб люди головы за него ложили. Не сыщете. А вот за Сталина дорогу проложили, целую трассу. И она до сих пор людям служит, единственной дорогой на Север, в каждый поселок и до сих пор за это спасибо говорят.

—         Мне эта дорога, не будь мамкиной моги­лы, сто лет не понадобилась бы!

—         На Севере много людей живет, ты не един­ственная. Сталин так и остался частью нашей жизни и истории. Все остальные — временщи­ки. Никто добром не помнится. А с ним немца победили, страну из руин и голода подняли.

—         Не агитируйте меня за Колыму. Я ею сыта по горло и ничего доброго о ней не скажу. Всю жизнь мне изувечила и не только мне. Хватит нам злить. У вас своя судьба. А у меня в ней все отнято. Мне б не восторгаться, проклинать ее за все. Может, она создана для сильных, или очень подлых людей, короче, для воров. Я ува­жаю нормальных, с кем не страшно жить рядом и нараспашку открыть душу, не прячась в своем доме под одеялом от стукачей и фискалов.

—        Варя, от этих ты и сегодня не денешься никуда. Поменялась выставка, а суть осталась прежней.

—        Почему же ты ушел из органов, если так? Почему тебя выгнали? — изумился Иванов не­поддельно.

—         Слишком высокое место занимал. По­слушным был. И теперь не могу согласиться с вашими убеждениями. Вот ты возьми хотя бы Султана. Прекрасный сторож, но зверь он и есть зверь. Волк, одним словом. И случись что, он перед стаей свою голову за твою подставит. Сколько ни корми его, придет время, все равно сбежит к своим. Иного быть не может. Хотя я не говорю, что он плохой. У него свой инстинкт, его не переделать. Так и у других. Каждый живет своим умом.

—        Ну, а как же твой Аслан? Почему этот пе­ределался?

—        У него дети появились, две дочки. Он не хотел, чтоб стали воровками. Понимал, что их ждет. Он себя мог не жалеть. А детей убережет от своей доли. Он рос сиротой. Колыма родите­лей отняла. У его дочек и отец, и мать имеются. Эти если и будут знать о Колыме, так только с его рассказов. Их сердца не коснется холод. И эти сюда не приедут. Их сердца не обмороже­ны, судьбы в порядке и в жизни никогда не на­ступит полярная ночь. Их есть кому уберечь и удержать...

Игорь пошел на кухню, захотелось человеку пить. А тут, как снег на голову, внезапный стук в дверь, мужик присел от неожиданности. Пока­зываться перед кем-то в нижнем белье, конеч­но, не хотелось, и Бондарев прикрылся зана­веской от дверей, перебегать с кухни в комнату было уже поздно. В дом вошла старуха и вместо приветствия спросила:

—        А то ли верно брешут, что ты враз двоих мужиков зацепила. Во, боевая! Тут хоть бы по­ловинку урвать и то радость! А ну, показывай обоих! Что за залетные у тебя пригрелись? Ка­ким ветром их надуло? Не то я одна тужу в своей избе. Тут же, сразу двое! Да говорят все ненашенские, столичные!—уперлась взгля­дом в Иванова.

—        Баба, этот много моложе тебя. Ему даже шесть десятков не исполнилось.

—         Во глумная! Мужика не этим меряют, иль забыла? Пусть покажет на что гожий, тогда и я скажу, сколько ему лет,— рассмеялась бабка и, заглянув в рот Евменычу, скривилась:

—         Мать родная, ни одного своего зуба, все вставные! Даже спит в очках. Это для чего? Ни­чего родного нет. Вот это мужик. А морда тол­стая. Видно, жрет много,— оглянулась на Варю и увидела за ее спиной Бондарева.

—        А этот шкелет на что по хате голиком хо­дит. Глянь, грудь как у моего петуха, только без перьев. А снизу все цело? Ну да ладно, теперь разглядим, выходи наружу, выбирать будем!

—         Говорю, не ломайся, не то сама достану. Я тут таких видела, тебе и во сне не снилось. Вылазь с занавесок. В гольном виде даже удоб­нее смотреть, всего ощупаем и осмотрим.

—         Нельзя? А почему? Ты при исполнении служебных обязанностей? А кто про это знает? Мы ж служебное не тронем, только твое, родное. Ну, покажись! — выволокла Бондарева из кухни. Тот, сверкнув тощими ягодицами, хотел нырнуть под одеяло. Но бабка зажала его меж колен:

—         Не спеши, касатик, не убегай. Я ж голого мужика лет двадцать не видела. Вся душа из­нылась. А ну, постой, дай глянуть, може и на человека не похожий! Куда бежишь, козлик мой спугнутый. Я же без фулиганству, только гля­нуть. Тут от сугроба до сугроба одни волки, мужиков забыли какие есть. Дай наглядеться,— но Бондарев уже влез в постель. И оттуда не без страха следил за бабкой.