Дэниэл Абрахам - Путь Дракона

• Название: Путь Дракона
• Автор: Дэниэл Абрахам
• Жанр: Фэнтези

Лето — пора войны для Вольных Городов.

Капитан Маркус Вестер стремится выбраться из Ванаи до того, как начнутся сражения. Его лучшие дни давно позади, и работа простым охранником каравана выглядит предпочтительней службы в войске какого-то местного князька. Даже на маленькой войне можно расстаться с жизнью. Но капитану нужны люди, которыми он будет руководить, а солдаты Вестера были арестованы и зачислены в ряды армии правителя Ванаи.

Перед Ситрин Бел Саркур стоит задача — вывести из зоны военных действий «сокровища нации». Воспитанная Банком Медеана сирота остается последней надеждой владельцев банка на то, что их активы не попадут в руки захватчиков. Но Ситрин всего лишь маленькая девочка, которая ничего не знает о караванах, войне и опасностях. Все ее знания касаются денег и банковского дела, но хватит ли этого, чтобы пережить следующие месяцы?

Жедер Паллиако, наследник виконта Ривенхалма, больше интересуется философией, чем военным делом. Но это слабая отговорка для солдата и тем более для пешки в военных и политических играх. Но он даже представить себе не может, в кого превратится в конце своей первой военной кампании, в героя или злодея. Маленькие люди добиваются великих свершений, но Жедера вряд ли можно назвать маленьким…

Катящиеся камушки могут вызвать оползень. Небольшая летняя дуэль между аристократами стремительно превращается в нечто опасное для всего королевства. Темные силы старательно раздувают огни, способные охватить целый регион, заставив его ступить на путь дракона — путь войны…

---

Гедер не знал, лжет ли этот человек или нет. Ночь вспоминалась смутно. Он так мало помнил. Было ли это возможным, потеряться в пьянстве, отречься от своей невеликой мудрости и позволить её сжечь? Или сэр Алан Клин, его капитан и командир, лгал ему в лицо? Ни то, ни другое не казалось вероятным, но что то должно было быть истинной. И он не знал, мог ли он всё таки признаться, что не мог удержаться от вина, что ещё раз доказывало, что он был посмешищем этой компании.

— Прошу прощения, сэр, — сказал Гедер. — У меня была путаница в голове. Теперь я всё понял.

— Будь осторожен с этим.

— Это не повторится вновь.

Гедер отсалютовал, и, прежде, чем Клин смог ответить, пошел к своей лошади. Это был серый мерин, лучшее, что могла позволить себе его семья. Он взобрался на лошадь и сильно дёрнул вожжи. Лошадь резко развернулась, удивлённая его жесткостью и Гедер почувствовал укол сожаления из-за вспышки гнева. Это не была ошибка животного. Он пообещал себе дать животному стебель сахарного тростника на привале. Если привал будет. Если эта дважды проклятая компания не будет продолжатся до конца дней и возвращения драконов.

Они вышли на дорогу, армия двигалась неторопливым темпом людей знающих, что походу не будет конца. Тяжелый марш начался, отряды шли по рангу по дороге цвета нефритового дракона. Гедер выпрямился в седле, держа спину прямо и гордо благодаря чистой силе воли и гнева. Он был унижен. Скорее всего будет унижен снова. Но сер Алан Клин сжег его книгу. И с восходом солнца, теплом нагревающего свисающий с плеч плащ, ярко освещающего чудесные осенние листья вокруг него, Гедер понял, что уже дал клятву мести. И он сделал это стоя перед своим новым смертельным врагом.

Это не повторится вновь, сказал он.

И это не повторится.

Ситрин Бел Саркур

Единственное яркое воспоминание Ситрин о родителях было связано с известием о их смерти. До этого были лишь обрывки, даже меньше чем очертания самих людей. Отец у нее ассоциировался с теплым объятием во время дождя и запахом табака. Мать со вкусом меда на хлебе и тонкой изящной рукой синнайской женщины, нежно поглаживающей ногу Ситрин. Она не помнила их лица и тем более звучание голосов, но хранила в памяти их потерю.

Тогда ей было четыре года. Ее детская была выкрашена в бело-сливовый цвет. Сидя у окна, она пила чай вместе с игрушечным чучелом тралгу, сделанным из коричневой мешковины и наполненный сушеными бобами. Она как раз расправляла его уши, когда вошла ее нанне с лицом бледнее обычного и сообщила, что чума унесла хозяина с хозяйкой, и Ситрин нужно готовится к отъезду. Теперь она будет жить где-то еще.

Она толком ничего не понимала. Смерть была для нее чем-то обыденным на тот момент, будь то лента которую нравится или нет носить в волосах, или количество сладкой овсянки, съедаемой по утрам. Ситрин не столько плакала, сколько чувствовала раздражение от перемен в ее планах.

Только позже, в своих новых более темных комнатах над банком, она осознала, что не имеет значения, как громко она кричала или рыдала. Родители никогда не придут к ней, потому что мертвы и им теперь все равно.

— Ты слишком переживаешь, — сказал Безель.

С довольным видом он неуклюже развалился на истоптанных деревянных ступенях. Довольным он выглядел в любом месте. В свое двадцать первое лето он был на четыре года старше Ситрин, его темные вьющиеся волосы и скуластое лицо, казалось, созданы, для улыбки. Будучи широкоплечим, словно работяга, он имел мягкие руки. Его туника, так же как и ее, украшена красно-коричневыми цветами банка. Но на нем она смотрится намного лучше. Ситрин знала, что у него полдюжины возлюбленных, и она им тайно завидовала.

Они сидели на деревянной скамейке выше Арочной площади, взирая на суматоху и неразбериху еженедельной продуктовой ярмарки, сотни тесно наставленных палаток из ярких тканей и тонких кольев вырастали из строений по краю площади, подобно молодым побегам на старом дереве. Главный канал Ванаи с пристанью находился справа от них, в зеленой воде которого суетились узкие лодки и отпорные крюки. Ярмарка гудела голосами торговцев рыбой и мясников, фермеров и травников, распродающих свой последний урожай лета.

Большинство из них были первокровными и черно-хитиновыми тимзинаи, но то тут, то там Ситрин замечала белое тонкое тело чистокровного синнаи, широкую голову и подвижные, как у гончей, уши тралгу, крепкую, вразвалку походку йемму. Ситрин выросла в Ванаи, и видела представителей практически всех рас хотя бы однажды. Как-то ей даже довелось увидеть топляка в канале, и он посмотрел на нее печальными черными глазами.

— Не пойму, как банк может примкнуть к Имперскому Антею, — сказала она.

— Мы не примыкаем к ним, — сказал Безель.

— Мы не примыкаем к принцу. Это — война.

Безель засмеялся. У него был милый смех. В тот момент Ситрин почувствовала гнев, но затем сразу же простила, как только он коснулся ее руки.

— Это просто театр, — сказал он. — Кучка людей встретятся на поле за городом, погрозят друг другу палками и мечами, поубивают сколько требует честь, потом мы откроем ворота антейской армии и позволим им тут несколько лет похозяйничать.

— Но принц…

— Отправят в изгнание. Ну или его пленят, хотя скорее отправят в изгнание. Так постоянно происходит. Баронесса в Гилее выходит замуж за принца в Астерихолде, и король Симеон решает, что Антее нужен противовес в Вольных городах. А потому он находит причину объявить войну Ванаи.

Ситрин нахмурилась. Безель выглядел таким довольным, таким беспечным. Ее страх ему показался наивным. Глупец. Она стояла на своем.

— Я читала о войнах. И учитель истории рассказывает о войнах совсем иначе.

— Может настоящие войны и ведутся иначе, — сказал Безель, пожимая плечами. — Если Антея пойдет на Биранкур или Кешет, я бы не взялся держать пари. Но в данном случае? Это не страшнее весеннего шторма, скажу по секрету.

Женский голос окликнул Безеля по имени. Это была купеческая дочь, одетая в темно-коричневый корсаж и пышную юбку из некрашеного полотна. Безель поднялся со своего места подле Ситрин.

— Моя работа передо мной, — сказал он с блеском в глазах. — Ты должна вернутся в здание пока старушка Кэм не начала волноваться. А если серьезно, доверься Магистру Иманиэлю. Он занимается этим дольше, чем любой из нас, и знает, что вокруг происходит.

Ситрин кивнула и стала наблюдать, поскольку Безель в это время, перепрыгнув через две ступеньки, спустился к темноволосой девушке. Он поклонился ей, а она присела в ответ, что показалась Ситрин весьма наигранным. Формальность была — прелюдий. Вероятно, Безель не думал о том, что Ситрин догадывается об их любовной игре. С неприязнью Ситрин наблюдала, как он взял женщину под руку и повел прочь по тусклым улицам и мостам города. Она дернула себя за рукав, мечтая, не в первый раз, о там, что бы банк Медиан выбрал себе цвета более подходящие Ситрин. Что-то зеленое, например.

Были бы оба родителя первокровками или синаями, возможно бы ее приютила семья. Вместо этого, королева лишила ее отца титула в Биранкуре и даровала кому-то еще. А клан матери в Принсип К'Аннальде не захотел воспитывать полукровку.

Если бы не банк, она возможно бы бродила по улочкам и аллеям Ванаи. Но её отец вложил в банк часть семейного состояния благодаря Магистру Иманиэлю, и как наследница Ситрин находится под опекой банка до тех пор, пока не повзрослеет для того, что бы скрепить кровью договора на свою собственность. Еще около двух лет, и это станет возможным. Ей хотелось бы увидеть свое девятнадцатое солнцестояние, как собственнице, и переехать из небольших апартаментов вблизи Главной площади, где ванайское отделение банка Медиан ведет дела.

Предполагается, конечно, что вторгнувшаяся армия оставит город в надлежащем виде.

Идя через продуктовую ярмарку, она не увидела никаких особых признаков страха на лицах вокруг нее. Так что возможно Безель был прав. Видит Бог, этот мужчина выглядит таким уверенным в себе. И потом, он всегда так поступает.

Позволив себе помечтать, она представила, будто бы Безель увидит ее в ином свете, когда она перестанет быть просто девчонкой под опекой банка. Она остановилась у лотка женщины — первокровки, торгующей парфюмерией, маслами и разноцветными украшениями для волос. Висевшее на грубой деревянной стойке зеркало приглашало клиентов полюбоваться собой. На мгновение Ситрин глянула на себя, приподняв подбородок, будто девушка у которой есть семья.

— Ах, ты бедняжка, — сказала женщина. — Ты больна, не так ли? Нужно что-то для твоих губ?

Ситрин покачала головой, отступая назад. Женщина схватила ее за рукав.

— Не убегай. Я не боюсь. Половина моих клиентов здесь потому что больны. Дорогая, в наших силах избавить тебя от этой бледности.

— Я и не думала, — сказала Ситрин, обретя дар речи.