Генри Мортон - Лондон. Прогулки по столице мира

• Название: Лондон. Прогулки по столице мира
• Автор: Генри Мортон
• Издательство: Эксмо; Мидгард
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-30746-3

О Лондоне написано множество книг, каждая из которых открывает читателям свой собственный Лондон. Среди всех, кто писал об этом городе, Генри В. Мортон — едва ли не самый обстоятельный и, вне сомнения, самый поэтичный автор. По выражению британского обозревателя К. Филдса, «в кем сочетались зоркость журналиста, восторженность поэта и горячая любовь к своей стране, ее прошлому и настоящему». «Лондон» Мортона — книга, от которой невозможно оторваться, пока не дочитаешь до конца.

---

Столь печальное положение дел заинтересовало Колкахауна, и он, изучив методы действий речных шаек, написал трактат, который произвел такое впечатление на купцов Вест-Индской компании, что они попросили Колкахауна применить теорию на практике. Он организовал полицейский отряд, призвал на службу старых моряков и лодочников, которые знали все отмели на Темзе и всю подноготную ее обитателей. Новоиспеченным полицейским выделили быстроходные длинновесельные лодки, вооружили абордажными саблями и мушкетонами, и всего за год они покончили с речным разбоем.

Современный полицейский, который несет службу на реке, оснащен по последнему слову техники. Его патрульный катер является самым быстроходным судном на Темзе и оборудован радиотелефонным устройством двусторонней связи. На крыше кокпита установлен поисковый прожектор, ярким светом которого можно без труда заставить остановиться подозрительную баржу или лихтер. Кроме того, имеется сигнальная ракетница, носилки и аптечка.

Полиция Темзы наблюдала воздушные налеты с реки. Ряды горящих пакгаузов производили гнетущее впечатление. Ночами полицейские тушили пожары и ловили полыхающие баржи, которые иногда уносило приливом к морю, и спасали людей, прижатых пламенем к берегам реки.

Я решил переправиться на другую сторону и осмотреть Лаймхаус, который не видел со времен войны. На пристани мне повстречался молодой человек с моторной лодкой. Он согласился перевезти меня, и вскоре мы уже мчались к Уоппингу. На том месте, где сейчас расположен причал Таннел-Пиэр, некогда находился Док Казней, там вешали пиратов.

После казни их тела снимали с виселицы, подвешивали в железной клетке над рекой и убирали только тогда, когда клетку трижды заливало приливом.

Здесь принял ужасную смерть капитан Кидд, после того как его безуспешно пытались повесить на некачественной веревке. Редакторы «Ньюгейтского календаря» добавили к своему отчету о его смерти следующую душещипательную сноску: «В столь трагических случаях, коих немало выпало на долю несчастного страдальца, винить и карать следует шерифа. Именно в его обязанности входит приводить в исполнение приговор суда, и нет никакого оправдания тому, что не нашлось достаточно крепкой веревки».

Мы вошли в Шэдвелл-Бэйзин, и я увидел узкий и всегда манящий вход в Риджентс-Кэнал, затем река вынесла нас к Лаймхаус-Рич, и вскоре я очутился на пристани.

Шагая в направлении дамбы, я сразу отметил про себя, что Лаймхаусу тоже досталось. Бомбами уничтожены сотни жуткого вида домишек; энергичные местные власти, а возможно, и Совет Лондонского графства, возвели несколько новых многоквартирных домов, в которых, судя по всему, свободных квартир уже не осталось.

На углу улицы мне повстречались два сурового вида морских волка. Я попытался затеять разговор: мол, здесь все изменилось со времени моего последнего приезда, но меня очень радует появление новых красивых домов. Один из моряков бросил на меня взгляд, исполненный глубочайшего презрения, а другой вынул трубку изо рта, сердито сплюнул и высказался в том духе, что власти могли бы просто подлатать старые добрые дома, при каждом из которых был сад, где играли дети.

— А теперь одни лестницы, — добавил он сердито, — повсюду эти чертовы лестницы!

Я пытался вставить словечко в защиту новых домов, но моряк заявил, что, может, они кому и сгодятся, вот только скоро всех загонят в эти коробки с ванными и маленькими окошками.

— Детишкам, понимаешь, негде поиграть, — вставил второй.

Я не отступал, но и мои собеседники не собирались сдаваться.

— Совсем не то, начальник, совсем не то, — твердили они.

И я пошел своей дорогой, размышляя о том, что подобные преобразования, вероятно, столкнутся в Лаймхаусе с серьезным сопротивлением. Я миновал целый квартал неприглядных домов, построенных в начале девятнадцатого века, этих самых уродливых образчиков архитектурного стиля эпохи Регентства. За входной дверью такого дома открывается лестничный марш и прямо-таки хогартовская перспектива кухонь, увешанных высыхающей после стирки одеждой. На пороге одного из домов стояла миловидная женщина.

— Должно быть, вы с нетерпением ждете, когда снесут это старое жилье и вам дадут квартиру в новом доме? — обратился я к ней.

Она смерила меня подозрительным взглядом.

— Нет, нет, я не из городского совета, — успокоил я ее.

— Жду квартиру? — повторила она мои слова. — Думаю, нет. И чтобы снесли этот дом? А чем он плох? Если хотите знать, здесь и без того слишком много чего снесли.

И с великолепной иронией кокни она кивнула в сторону оставшихся после налетов развалин.

Я пошел в направлении Пеннифилдс. Когда-то эта улица вызывала во мне любопытство, я был знаком с несколькими жившими на ней китайцами. Все они отличались восточной вежливостью; если бы им пришлось ударить вас ножом, то прежде, чем это сделать, они бы обязательно извинились. В ту пору на нижних этажах домов Пеннифилдс разыгрывались сцены из китайской жизни. Но на верхних этажах все было иначе. Поднявшись в полной темноте по голой скрипучей лестнице, ты, к своему удивлению, попадал в хорошо освещенную, обставленную приличной мебелью и жарко протопленную комнату, уставленную всевозможными безделушками. Там, словно изображая из себя одалиску, восседала на диване неряшливого вида женщина-кокни. Она поедала шоколад и курила сигарету. Многие китайцы женились на англичанках. Я слышал, что некоторые из них тратили на жен все свои деньги.

Продолжая прогулку, я убедился, что Пеннифилдс значительно изменилась. Мне встретились всего два китайца, да и те выглядели как перелетные птицы.

— Что случилось с китайским кварталом? — спросил я женщину, попавшуюся мне на пути.

— Все уехали в Ливерпуль, — ответила она.

Еще эта женщина рассказала, что прожила здесь сорок лет, но никогда раньше не видела Лаймхаус в таком плачевном состоянии. Сколько она себя помнит, это всегда был вполне пристойный, где-то даже привлекательный район. Когда она была совсем маленькой, везде жили капитаны или люди, так или иначе связанные с доками. Потом пришли китайцы. И вот теперь все разбежались.

Я повернул на Ист-Индиа-Док-роуд, где сел на автобус в центр Лондона, и мысленно спросил себя, что же такое Лондон? Мои представления о нем заметно отличаются от того, каким его видят жители Бермондси, Уоппинга, Степни и Поплара. Существуют сотни Лондонов, и все они в равной степени реальны для тех, кто в них живет.

8

На самом деле Лондон — всего лишь множество исчезнувших с поверхности земли деревень. Под лавиной кирпичей и бетона все еще можно различить очертания деревенских улиц. Хороший тому пример — Мэрилебон-Хай-стрит. Челси также сохраняет в себе множество характерных для деревни примет, которые с известной долей вероятности можно обнаружить и в Хаммерсмите, и, конечно, в Чизвике. В конце концов, прошло не так уж много времени с тех пор, как сотни мест, ныне охваченных маршрутами лондонских омнибусов, были связаны с городом зелеными аллеями, по которым горожане восемнадцатого столетия совершали приятные загородные прогулки.

Лишь в девятнадцатом веке начался великий строительный бум, превративший Лондон в огромную, хаотическую, растекающуюся массу улиц и зданий. Этот бум продолжается до сих пор. Маршруты красных омнибусов проникают все дальше в сельскую местность. Метро время от времени выбрасывает новые щупальца, отдаленные деревни постепенно становятся пригородами.

Во время войны те люди, в обязанности которых входила эвакуация мирного населения, столкнулись с проявлением деревенского образа мыслей, свойственного столь значительному количеству лондонцев. Некоторые чиновники были неприятно удивлены силой привязанности людей к определенному месту и тем обстоятельством, что тысячи горожан связывали свое представление о Лондоне лишь с несколькими хорошо знакомыми им улицами и магазинами, кинотеатром и пабом. Камбервелл не похож на Хайгейт, а Ламбет на Хокстон, но эти районы схожи своим сельским консерватизмом, предубежденностью и неприязнью ко всему инородному.

Как только заканчивались бомбардировки, люди стремительно возвращались в свой «старый добрый Лондон», без всякого сожаления покидая гораздо более приятные места. Это доказывает, сколь притягательны даже беднейшие районы Лондона и как прочно они привязывают к себе тех, кто с ними близко знаком.

Всякий раз, когда размышляю об этих сельских горожанах, я вспоминаю Элси — маленькую пожилую женщину, не то уборщицу, не то прислугу. До войны меня часто приводил в восторг ее неистребимо мрачный взгляд на жизнь. Она была не то чтобы пессимисткой — скорее, язвительным философом, каких, на мой взгляд, не так уж мало среди кокни. Ее крошечный мирок ограничивался парой улиц неподалеку от Кингс-роуд в Челси, и она была в курсе всего, что в нем происходило.