А. Марченко - Диктатор

• Название: Диктатор
• Автор: А. Марченко
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0558-8

Роман А. Т. Марченко "Диктатор" посвящен одному из самых сложных и трагических периодов отечественной истории — эпохе 1929-1953 гг. В центре внимания автора крупнейшая историческая личность XX века — И. В. Сталин, государственная и политическая деятельность которого оставила глубокий след не только в жизни нашего народа, но и в судьбе всего человечества.

---

Лариса промолчала.

— Понятно,— все так же тихо сказал Андрей.— Ты тоже подашь мне руку как знакомому и не подашь как мужу?

— Не я виновата в этом.— Голос ее прозвучал искренне и горько.

Андрей взорвался. Как, она еще считает себя чистенькой!

— Как ты смеешь! — В голосе его сквозила ярость.— После всего, что случилось! Может, это я бегал на свидание с чужими женами? Ты хочешь, чтобы я все брал на веру? Да я и так все брал на веру, пока сама жизнь не ткнула меня носом в эту свинцовую мерзость! — Он едва не задыхался от возмущения.— И откуда мне знать,— он проговорил это медленно, спотыкаясь на каждом слове и со страхом думая о том, что переступает грань, за которой не будет ему прощения, и что разрушает наметившееся было примирение,— откуда мне знать, что это мой ребенок, а не его, этого красавчика командарма?

Лариса даже не взглянула на Андрея, лишь вздрогнула всем телом, и Андрей увидел, как оголенные руки ее покрылись мурашками озноба, а щеки залил яркий болезненный румянец.

— Уходи,— после долгого молчания спокойно сказала Лариса.— Уходи. И забудь, что я существую на свете. Ничего у нас с тобой не было. Ничего. А если и было, то сгорело…

Ему снова захотелось броситься перед ней на колени и не уходить, пока она не встанет с постели и не пойдет вместе с ним, но, увидев ее глаза, в которых прежде так истово и празднично светилась любовь, а сейчас бушевало холодное презрение, он понял, что все действительно кончено.

— Я застрелюсь,— мрачно произнес он.

Лариса молчала, отвернувшись к окну, словно там, за окном, где на бульваре шумела чужая жизнь, и было все то, что оказалось ей дороже и значительнее, чем примирение с мужем.

И Андрей, поняв это, стремительно выбежал из комнаты. Но тут же приоткрыл дверь, крикнул, будто продолжая незаконченный спор с Ларисой:

— А твой Блок — певец безумия и гибели!

И снова скрылся за дверью так поспешно, будто за ним устремилась погоня.

— Боже мой, он ревнует меня даже к Блоку,— прошептала Лариса, и ей вдруг стало смешно.— Совсем ребенок!

Выбежав из общежития на бульвар, Андрей бросился к телефону-автомату и, переждав очередь словоохотливых горожан, позвонил в редакцию, сказав своему шефу, что приболел и не сможет приехать на работу.

— Понятно,— пробурчал шеф, зная по себе, какие хвори придумывают иной раз сотрудники, чтобы смыться из редакции.— Простыл, говоришь? Кто ж это в такую жару простужается? Зарядочкой надо заниматься по утрам с последующим обтиранием холодным полотенчиком. Ну, коль уж простыл, рекомендую хлопнуть пару рюмочек перцовки. В «Елисеевском» есть отменная! Испытано на себе. Да не исчезай надолго, у нас тут работы невпроворот!

Андрей повесил трубку и как неприкаянный побрел по бульвару, заранее решив, что не поедет домой, где в него снова вопьется Берта Борисовна. И так как на следующий день выпадал выходной, то он отправился на Белорусский вокзал, чтобы уехать к отцу.

До Старой Рузы он добрался уже к вечеру. В палисаднике у дома отца буйствовала сирень, но Андрей, объятый невеселыми горькими думами, лишь мельком взглянул на цветы.

Тимофей Евлампиевич сидел в кресле за письменным столом и что-то печатал на машинке. Настольная лампа со стеклянным абажуром бросала на рукописи и книги мягкий зеленоватый свет, и это придавало всей комнате оттенок чего-то сказочного.

Увидев сына, Тимофей Евлампиевич порывисто вскочил на ноги и схватил его в охапку.

— Наконец-то надумали приехать! — ворчливо воскликнул он.— А я уж думал, что совсем позабыли старого схимника! А где же Лариса?

— Она не приехала,— виновато отозвался Андрей.

— Как? Почему? Что случилось? — забросал его вопросами отец.

— Приболела.

— И ты оставил ее одну? — накинулся на сына Тимофей Евлампиевич.

Андрей молчал.

— Все ясно,— хмуро сказал Тимофей Евлампиевич, сердито глядя на Андрея.— Конфликт? Размолвка? Дурацкая ссора? Но в любом случае оставлять больную жену в одиночестве — ты знаешь, как это называется?

— Увы, знаю.

— Сейчас уже поздно, переночуешь у меня, а завтра прямо на рассвете — аллюр три креста — и в столицу! К жене! — приказным тоном говорил отец.— Как я бывал счастлив, видя вас вместе! И не думал, что ты способен на такое…— Он едва не сказал «на такое предательство».

— Не трави душу, отец,— попросил Андрей. Так гибнущие просят о спасении.

— Хорошо, не буду,— пообещал Тимофей Евлампиевич.— Но помни, если ты, не дай Бог, покинешь Ларису — ты мне не сын.

Андрей рванулся к отцу и, как в детстве, обнял его дрожащими руками, прижавшись к нему, будто только он и мог его спасти.

— Если она не вернется, я застрелюсь,— всхлипывая, прошептал он.

— Успокойся, сын. Все поправимо. Все поправимо, кроме смерти. Сейчас все зависит от тебя.

Он не стал расспрашивать сына о причинах его размолвки с Ларисой, зная, что Андрей сам расскажет ему об этом. И не ошибся: Андрей честно рассказал ему о том, что произошло. Не сказал только о беременности Ларисы, боясь новых упреков отца.

— Все зависит только от тебя,— еще решительнее повторил Тимофей Евлампиевич.— И выкинь из головы всю дурь. Я тоже в молодости ревновал, но нельзя же доводить ревность до абсурда. Убежден, что твоя Лариса не способна на подлость. А тебе без нее не жить. Думаю, что и ей без тебя тоже.

Его слова немного успокоили Андрея.

— Сейчас мы с тобой поужинаем, потом я еще немного постучу на машинке, а ты пораньше ложись спать, тебе надо поспеть на первый автобус.

После ужина Тимофей Евлампиевич сел за машинку.

— Можно, я посижу немного с тобой? — спросил Андрей.— Все равно я сейчас не усну.

Тимофей Евлампиевич принялся за работу. И сразу же в комнате появилась рыжая пушистая кошка. Она ловко вскочила на стол и тут же разлеглась прямо на рукописи.

— Ну, проказница,— ласково погладил ее по бархатистой шерсти Тимофей Евлампиевич.— Все-таки бесстыженькая ты, Рыжик. Представляешь, Андрей, вот так она каждый вечер. Заботится обо мне, чтобы я не переутомлялся. А как лягу спать, она сразу же ко мне на кровать. Не может жить в одиночестве.

«Кошка и та не может»,— тоскливо подумал Андрей.

— Над чем ты теперь работаешь, отец? — спросил Андрей, надеясь хоть этим отвлечься от своих тягостных дум о Ларисе.

— Ты же знаешь мои проблемы: диктатура и диктаторы.

— И что, надеешься перевоспитать диктаторов?

— Увы, таких надежд не питаю. Как можно крокодила сделать вегетарианцем?

— Тогда к чему этот твой титанический труд? — поморщился Андрей от сравнения диктатора с крокодилом.

— Если человечество в конце концов будет не восхищаться деяниями диктаторов и не созерцать равнодушно их «подвиги», то, может, придет тот благословенный день, когда на долю диктаторов достанутся только проклятья,— ответил Тимофей Евлампиевич.— И пусть мои труды будут способствовать этому, как капля воды, которой не хватало, чтобы переполнить чашу терпения.

— Слишком красиво говоришь, отец. Твои мечты — это утопия. Сколько будет существовать человечество, столько будут существовать и диктаторы.

— Останемся при своих мнениях,— сказал отец.— Хочешь, прочитаю тебе главу о борьбе Сталина с оппозицией?

— Оппозицию нужно вымести из нашего дома железной метлой,— убежденно сказал Андрей.— Но прежде она должна отречься от своих вражеских взглядов.

— Нельзя требовать отречения от убеждений! — непререкаемо возразил Тимофей Евлампиевич.— Убеждения не возникают и не меняются по приказу! А что требуют сейчас от оппозиции? Требуют: отрекитесь! И не просто отрекитесь, но и заклеймите свои взгляды перед всей страной, перед всем миром: признайте их ошибочными и даже преступными.

— Их взгляды действительно преступны, ибо противоречат генеральной линии нашей партии,— загораясь очередным спором с отцом, сказал Андрей.— Они же стоят поперек дороги, по которой мы идем к коммунизму. И ты призываешь миндальничать с этими подонками?

— Надо вести честную дискуссию, и здесь только одно оружие: факты, аргументы, идеи. А не метла, которой оппозицию выметают из партии. Что касается твоего лексикона, то он слишком совпадает с лексиконом фанатика, призывающего бросать всех еретиков в костер.

— Слишком много чести этим двурушникам, чтобы вести с ними душеспасительные беседы,— со злостью сказал Андрей.-Чего это ради мы должны тратить силы и время на перевоспитание этих гаденышей вместо того, чтобы заниматься строительством социализма? Правильно сказал Киров, что оппозицию нужно отсечь самым решительным, самым беспощадным образом! А ты, отец, по сути дела, говоришь устами этого подлеца Каменева. Тот тоже утверждает, что нельзя требовать от оппозиционеров отказа от их взглядов. Но в таком случае почему оппозиция хочет, чтобы партия отказалась от своей линии? К тому же оппозиционеры меняют свои взгляды как перчатки.— Он радовался тому, что почти слово в слово цитирует сейчас Сталина.— Партия объединилась вокруг нашего вождя, он — символ правоты. Ты разве еще не убедился в этом?