Лео Перуц - Ночью под каменным мостом

• Название: Ночью под каменным мостом
• Автор: Лео Перуц
• Жанр: Проза

---

В то время император Рудольф II как раз был озабочен расширением своих коллекций и по всем уголкам страны изыскивал средства для покупки произведений искусства и всяческих редкостей, так что финансовая камера двора весьма затруднялась покрывать его долги. Меньше всего он занимался в те годы собственно государственными делами. Он любил искусство и, можно сказать, жил только ради него. Как человеку глубоко религиозному сюжет картины мог казаться ему сколь угодно оскорбительным, но, с другой стороны, его поразило и даже показалось почти невероятным то обстоятельство, что среди его богемцев, которые до сих пор мало чего сделали в живописи, в безвестном уголке Нового Града есть художник, ничуть не уступающий в мастерстве итальянским и нидерландским живописцам.

В те дни император еще не пребывал в постоянном страхе перед своим братом Матиасом и другими враждебными ему персонами и не опасался покушений на свою жизнь, а потому время от времени выходил за пределы Старого Града. И вот однажды утром он решил совершить очередную такую вылазку. На этот раз он предпочел выдавать, себя за писаря, то есть надел стоптанные башмаки и поношенный камзол, прицепил к поясу чернильницу с парой перьев и украсил грудь медальоном с изображением святой Екатерины, считавшейся покровительницей писарей. В таком-то вот виде он и вышел через боковую калитку парка "Олений ров" и вместе с камердинером Червенкой спустился по узким безлюдным улочкам, петлявшим вдоль реки до трактира "У контрабаса", на задах которого располагалась мастерская, где обитал портняжка со своим братом-живописцем .

Стоял ненастный февральский день, и с неба сыпалась холодная снежная крупа пополам с дождем. Император отпустил озябшего Червенку, поправил свою шейную цепь, являвшуюся немаловажной частью маскарадного костюма, и осторожно ступил на размокший чернозем убогого садика, заросшего какими-то никчемными кустами, среди оголенных ветвей которых кошка охотилась на воробьев. Оттуда он вошел в мастерскую.

В довольно просторном помещении находилось трое мужчин. Портной устроился в креслице и, то и дело поправляя очки, грел ноги над латунным тазиком, в котором тлела кучка углей из печи. Он держал на коленях ветхий плащ того странного фасона, что когда-то назывался "балахон", и осматривал прохудившуюся подкладку. Посредине мастерской, на двух составленных вместе стульях, восседал бородатый гигант, по виду грузчик с пристани. Он позировал синьору Брабанцио. Вид у него, нужно сказать, был прямо-таки разнесчастный из-за того, что он не знал, куда девать свои мощные узловатые и волосатые ручищи. Он до того устал, что казался отрешенным и словно погрузившимся в молитву. Художник строго наказал ему не шевелиться, к тому же гигант боялся неловким движением разрушить или повредить что-нибудь в мастерской. Но именно это по-детски беспомощное и немного измученное выражение бородатого лица было тем, чего и хотел добиться на картине синьор живописец. Он очерчивал красным пастельным карандашом контуры вспотевшего от напряжения лица, рассматривал его в разных ракурсах, заходил то справа, то слева, отступал подальше, вновь приближался и добавлял новые штрихи к портрету, который в основном казался уже готовым.

Рудольф II, римский император, прикрыл за собою дверь и вежливо снял шляпу. В застенчивой и скованной манере, присущей ему, когда он имел дело с незнакомыми людьми, он попытался изобразить поклон, с которым к нему обращался тайный советник Хегельмюллер, предлагая на высочайшее рассмотрение пачку счетов или каких-либо других бумаг. Но у него не вышло ничего, кроме легкого наклона головы и судорожного рывка левым плечом. Потом он извинился, оправдывая свое вторжение желанием немного погреться, так как он сильно простужен, а холодный ветер никогда еще не способствовал выздоровлению. В подтверждение своих слов он немного покашлял в ладонь.

-- Садитесь, пане, если вам угодно, со мной у огонька! -- пригласил его портной. -- Говорите, у вас грудь закладывает? А у меня так сплошные хлопоты с желудком. Ломоть хлеба с салом и кусочек жареной колбасы еще проходят, но стоит лишь выпить глоток пива, как мне обеспечены все муки святых страстотерпцев.

-- Да зачем тебе пиво? -- вмешался художник. -- Ты ведь и есть тот самый портняжка, что пьян от одного ломтика сыра!

-- Уже можно вставать, пане живописец? -- спросил натурщик.

-- Зато у него, -- объяснил починщик одежды, указывая шилом на своего брата, -- явно дырка в голове. Вот дурень так дурень! Его глупости -- это наш крест.

Он еще раз пригласил нечаянного гостя присесть рядом с ним, и только потом заметил, что позирующий гигант занимает оба из имевшихся в мастерской стульев.

-- Вставай-ка, ты, печка! Ты, дымовая труба! -- крикнул он грузчику. -Другим людям ведь тоже надо где-то сидеть!

Озадаченный столь странным обращением и одновременно обрадованный тем,что ему больше не придется сидеть без движения, грузчик тяжело поднялся и подвинул один из стульев мнимому писарю.

Художник тем временем закончил набросок. Некоторое время он критически рассматривал его, сопоставляя с натурой, а потом покачал головой и огорченно поджал губы, давая понять, что сделанное еще не вполне удовлетворяло его. Затем он протянул лист бородатому гиганту, и тот осторожно и с видимым предвкушением чуда взял его двумя пальцами.

На листке бумаги грузчик увидел лицо, которое было ему чем-то знакомо и вполне могло сойти за его собственное. И платок, повязанный на шее, он тоже узнал. Но вот своего нового воскресного кафтана он там не нашел, сколько ни искал.

Он был явно разочарован. На лице его отразились обманутое ожидание и досада.

-- Что же это такое? -- спросил он. -- Зачем же я, пане, надевал мой воскресный кафтан?!

-- Я бы это тоже хотел знать, -- возразил художник. -- И вообще, зачем это вы укоротили себе бороду? Такая, как вчера, шла вам гораздо больше. Ну ладно, ступайте, у меня для вас больше нет времени!

И он шаг за шагом вытеснил великана из мастерской. Расстроенный грузчик пытался робко сопротивляться в надежде на то, что художник внимет его мольбам и изобразит на картинке хотя бы кусочек его воскресного кафтана.

Император склонился над тазиком с углями и стал греть себе руки. Через минуту-другую он обратился к портному:

-- Желудочная болезнь, говорите? И врачи вам ничего не могут присоветовать? Послушайте, может быть, это у вас оттого, что вы когда-то молились за проклятого Богом грешника?

-- Я? Да за кого же я мог молиться? -- удивился портной и поправил очки.

-- Известно, что святого Григория, -- объяснил император, -- однажды обуяло великое сострадание и он помолился о спасении души императора Траяна. Он, знаете ли, видел портрет Траяна на мраморном саркофаге, и тот часто являлся ему во сне. Так вот, молитва была услышана, но сам он получил за то язву желудка, от которой страдал всю оставшуюся жизнь.

-- Ну, знаете, у вас, кажется, тоже на чердаке не все в порядке! -предположил портной, указывая концом большой иглы на лоб императора.

Император промолчал. Его взгляд задержался на маленькой, исполненной акварельными красками картине, прикрепленной к стене. На ней был изображен садик, через который император только что прошел, даже не удостоив его взглядом. На рисунке не было ничего, кроме тернового кустика, облетевшего деревца с тонкими сучьями, талого снега, мутной лужицы да кусочка забора, но за всем этим стояло волшебство, невыразимое словами: там было зимнее оцепенение и вместе с тем предчувствие весны, там была нищета и невзрачность и вместе с тем свойственное только нищете и невзрачности очарование.

Это было произведение большого мастера; император сразу же уловил это и вознамерился приобрести картину, чтобы поместить ее в своей кунсткамере рядом с полотнами других мастеров. Мысленно он уже видел, как она висит возле его любимого пейзажа Лукаса ван Валькенбарха. Но тут же ему вспомнилось, что покупку придется отложить, потому что, отправляясь с Червенкой в город, он не запасся деньгами. Это было досадно. "Ничего, ничего, -- решил он. -- Завтра с утра пошлю сюда Червенку. Дам ему три-четыре гульдена -- авось и хватит. Этот Червенка -- самый что ни на есть настоящий пройдоха, уж он-то умеет добыть редкую вещь за малые деньги и скорее удавится, чем переплатит".

Но тут же у него возник другой план, по которому он мог бы заполучить не только понравившуюся картину, но и все остальные работы этого мастера.

-- Какая прекрасная вещь, и как смотрится! -- заметил он, указывая на картину.

-- Что, вот эта? С грязной лужей? -- изумился портной и опять поправил очки.

-- Вам бы надо, -- обратился император к художнику, -- снести ее во дворец, чтобы там, наверху, знали, на что вы способны в живописи.

-- Благодарю покорно! -- усмехнулся художник, который тем временем заострял пастельный карандаш и точил цветные мелки. -- Дали бы хоть гульден -- я продал бы ее.