Петр Лебеденко - Навстречу ветрам

• Название: Навстречу ветрам
• Автор: Петр Лебеденко
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1973

В романе показаны дороги трех друзей детства и тех людей, с которыми их связала жизнь. Автор повествует о судьбах этих юношей, ставших накануне войны летчиками. Немало страниц романа посвящено их военным будням.

Роман раскрывает разные человеческие характеры, в нем живут люди со своим пониманием долга, своими взглядами и убеждениями.

---

Но синус представлялся широким лучом прожектора, убегавшим в море, или пальцами Лизиных рук, запутавшимися в светлых кудрях Игната.

«Бледнолицый всегда был счастливчиком, — вздохнув, подумал Андрей. — И Лиза для него больше, чем просто друг… И «плечом к плечу, храня великую силу дружбы…» — это девиз дружбы, но не любви… Хотя они и вдвоем могут идти вперед плечом к плечу… Милая Лизка… Эх, и подлец же я… Завидую…»

Ты спишь? — тихо спросил Андрей, глянув вниз.

Нет, — Игнат тоже закурил и сел. — Не спится, Андрей. И знаешь, о чем я думаю? Что будет, если кого-нибудь из нас забракуют по здоровью? Провожали нас с шумом, называли летчиками и вдруг… Как будем смотреть на Лизу?..

Что же тут такого! — искренне удивился Андрей. — Что мы, рождены быть летчиками, что ли? Ну, вернемся, объясним, в чем дело, снова мастерок в руки — и пошла работа. Да и здоровые мы с тобой, как черти, не забракуют нас!

Ого, братишка, не пыжься! — сказал вдруг лежавший на противоположной полке здоровенный плечистый парень в тельняшке. — Не таких орлов браковали, понял?

Это был Василий Нечмирев, помощник кока пассажирского теплохода, получивший вместе с Андреем и Игнатом путевку в летную школу. На вокзале его провожали человек двадцать матросов, и Вася Нечмирев, бывший слегка навеселе, сказал на прощание такую речь:

Братишки! Моряки не любят сидеть на причале. Летчики — тоже! Понятно? Нынче — здесь, а завтра — там. Короче: мы будем встречаться с вами и на Дальнем Востоке, и в Улан-Удэ, на Сахалине и в Гамбурге, на Земле Франца-Иосифа и в Ливерпуле. Так, братишки?

Далеко полетел, Вася, — засмеялся кто-то из моряков. — А вообще — попутного тебе ветра! Парень ты славный.

Так вот, бракуют и не таких, как мы с тобой, — повторил Нечмирев, обращаясь к Андрею. — Ты знаешь, что таксе медкомиссия? Знаешь?

Немножко слышал, — ответил Андрей.

Немножко слышал?! — Вася окинул его ироническим взглядом. — Слушай, братишка, что такое медкомиссия, когда из человека думают мастерить летчика. Двадцать кабинетов, сорок докторов, и каждый из них только и думает, чтобы поставить в твоей карточке: «К летной службе не годен». Почему? Да потому, что принять в училище надо сто человек, а приехало восемьсот. Понял? Начнут тебя вертеть туда-сюда на разных каруселях, пульсик твой щупать, а то еще и пальнут из винтовки над ухом: как, мол, воспринимаете сию музычку…

Вася помолчал, словно наслаждаясь эффектом, потом покровительственно улыбнулся и сказал:

А вообще в дрейф не ложитесь. Авось, выдержите.

А ты сам не боишься? — спросил Андрей, облокачиваясь на руку и внимательно рассматривая Нечмирева.

Я? — Вася удивился. — Я? А ну, братишка, посмотри вот на это! — Он засучил рукав тельняшки, согнул руку в локте и показал перекатывающийся бицепс. — Одним ударом я сбиваю с ног буйвола! Ты понял? В десятибалльный шторм Вася Нечмирев на мокрой и скользкой палубе танцует румбу. Ты понял? Вася Нечмирев боится! Ха!..

Ой! — вдруг вскрикнул Андрей и испуганными глазами посмотрел на моряка. — Что это у тебя? Подожди, не двигайся!

Он соскочил со своей полки, подошел к Нечмиреву и склонился над его лицом. Потом прикоснулся рукой к его губам и вдруг вытащил изо рта Васи ржавый гвоздь величиной с палец. Продолжая с тревогой смотреть на Нечмирева, Андрей спросил:

Как он попал тебе в рот? Ведь ты мог его проглотить и тогда…

Вася, ничего не понимая, облизал сухим языком губы и посмотрел на гвоздь.

Ты… Я… — проговорил он. — Это не мой гвоздь…

Стой, стой! — снова вскрикнул Андрей. — Не глотай слюну. Кажется, еще один. Игнат, чего же ты лежишь? Дай платок, я вытру руку.

Игнат спрыгнул с полки и подал Андрею платок. Тот на глазах у оторопевшего Васи вытер руку, разжал его вздрагивающие губы и опять вытащил изо рта гвоздь. Вася судорожно глотнул слюну, и ему показалось, что в горле у него больно кольнуло. Он хотел сплюнуть, но Андрей сделал предупреждающий жест и тут же извлек почти из-под самого языка кусок проволоки.

Лежи! Молчи! — говорил Андрей, со страхом глядя на Васю. — У тебя не рот, а утильсклад. Вот еще что-то. Терпи, братишка, это тебе не румбу танцевать на мокрой палубе… Ну-ка, попробуй глотнуть. Если будет больно, скажи.

Лоб у Васи покрылся испариной. Он теперь ясно чувствовал, что в горле у него застрял какой-то острый металлический предмет. Боясь проглотить его, Вася раскрыл рот и тяжело дышал. Он напряжения на глазах у него выступили слезы. Он все время умоляюще смотрел на Андрея. Андрей не отрывал скорбного взгляда от Васи. Игнат уткнулся в подушку, давясь от смеха. Наконец он не выдержал и закричал:

Довольно его мучить, Андр Юшка Степ-ын Ой! Моряк хоть и бесстрашный человек, но скоро умрет от страха!

Тогда Андрей положил на ладонь оба гвоздя и проволоку и сказал:

Гляди, человече.

Раскрыв рот, он бросил в него все, что было на ладони, и показал Васе пустую руку.

Вася ахнул и вытер лоб.

Этот железный хлам я глотаю, как бывалый моряк устриц, — сказал Андрей. — И у меня не потеет от страха лоб. Это потому, что в горле у меня ничего не задерживается. Гляди, моряк.

С этими словами он приложил руку к животу, потом показал ее Васе. На ладони лежали два гвоздя и проволока.

Моряк даже вскрикнул от восторга. Широко улыбнувшись, он проговорил:

Слушай, братишка, ты настоящий парень. Здорово это у тебя получается, слышишь? Показал бы ты свои проделки нашим морякам! Потеха! А вообще, будем друзьями, идет?

Если будешь меньше врать, тогда идет, — смеясь, ответил Андрей. — Насчет медкомиссии наврал?

Наверно, наврал. Я ведь и сам точно не знаю. Разное болтают…

3

Кабинеты, кабинеты, кабинеты… Хирург, невропатолог, терапевт, окулист, какое-то мудреное слово — «оториноларинголог»… Вдоль коридора — длинные скамьи, диваны, стулья. Над угловой дверью горят синие слова: «Рентген включен». На стенах поминутно вспыхивают и гаснут сигналы: «Тишина! Тишина! Соблюдайте абсолютную тишину!»

Но в этих сигналах не было никакой необходимости. Говорили шепотом, словно в одном из этих кабинетов лежал покойник. Только изредка хлопала дверь, и вышедший от врача вспотевший парень коротко бросал:

Забраковали!

Трудно было представить более страшное слово. Оно, как меч, сражало одним ударом, и после этого удара уже не было никакой надежды подняться. Это был приговор, суровый и беспощадный.

Забраковали!

Высокий, с широченными плечами, парень сделал два шага, прислонился спиной к стене и, ни на кого не обращая внимания, смахнул ладонью слезу. К нему сразу же устремились человек семь, ожидавших вызова к хирургу, и засыпали вопросами:

Почему забраковали?

Что он сказал?

Ревматизм?

Парень приподнял одну ногу и показал ступню:

Плоскостопие… Малая, видишь ли, выемка между пяткой и вот этой костью. Говорит, что нельзя прыгать с парашютом…

И сразу же все, кто стоял рядом, начали обследовать свои ступни. О несчастливце забыли мгновенно. Казалось, что в организме, в строении тела нет ничего важнее, чем ступня. Человек, имеющий приличную выемку на ступне, был совершенством. Ему, только ему разрешалось смело смотреть в свое будущее, смеяться, радоваться. Ступня — самое главное. Остальное — чепуха.

Но вот по коридору медленно, опустив голову, прошел черноволосый грузин, и по тому, с каким трудом он передвигал ноги и старался ни на кого не глядеть, все поняли: забракован!

Что сказали?

Почему?

Плохое сердце? Плохое зрение? Плохой слух? Ступня?

По правде говоря, в этих вопросах было больше любопытства, чем сочувствия. Обычно чуткие к чужой беде, здесь многие становились эгоистами.

Грузин остановился, присел на диван, помолчал, потом вдруг крикнул:

А, черт! Крутил-крутил на кресле, вправо-влево, вправо-влево, много-много раз. И говорит: «Встать!» Я встал. Почему, скажи, не встать? А голова — как после цинандали: туда-сюда, туда-сюда. Опять крутил. Опять вставал. И шатался. Тогда говорит: «Вестибулярный аппарат слабый. К летной службе не годен».

Он снова выругался и пошел одеваться.

Теперь всем казалось, что именно этот самый вестибулярный аппарат и есть то главное, от чего зависит жизнь человека. Если у тебя крепкая голова, значит, станешь настоящим летчиком. Ты сможешь сделать сто мертвых петель подряд и при этом спокойно улыбаться, будто сидишь не в кабине самолета, а на детских качелях. Да, конечно, вестибулярный аппарат — это самое главное!

Когда грузин ушел, большинство сидевших в коридоре позакрывали глаза и стали быстро вращать головами — слева направо, справа налево. То там, то здесь слышался шепот: «Двадцать три, двадцать четыре… сорок, сорок один… Открыть глаза. Встать!..» Это была тренировка.

4

Последний кабинет… Последний врач… Если здесь не произойдет «осечка», Андрей Степной будет летчиком. Врач, выслушав сердце, сказал: