Лео Перуц - Парикмахер Тюрлюпэн

• Название: Парикмахер Тюрлюпэн
• Автор: Лео Перуц
• Жанр: Проза

---

Тюрлюпэн тяжело вздохнул. Слезы выступили у него на глаза и больно заныло в сердце. И между тем как он стоял в нерешительности, в борьбе с самим собою, внезапно образ маленькой Николь развеялся, и вместо нее вырос у него перед глазами черный катафалк с гробом герцога де Лавана. Вокруг гроба двигались как тени темные фигуры священников и магистрантов. На алтаре поблескивало в сиянии свечей серебряное распятие. И вдруг Тюрлюпэну стало ясно, что этот сиятельный усопший был его отцом. Впервые в жизни был он потрясен смыслом этого слова. Неожиданный страх нашел на него при мысли, что он был на похоронах своего отца как посторонний, как чужой, не испытывая скорби. И теперь, только в это мгновение почувствовал он мрачную торжественность этого часа. Ему почудилось, будто четыре дворянина, пошатываясь, несут перед ним на плечах гроб герцога де Лавана. Четыре пажа, одетые в черное и лиловое, шагают рядом с ними. А сам он следует в погребальном шествии, занимая место, подобающее ему по ранту, за знаменем дома Ла-Тремуй, со скорбью в сердце, но с высоко поднятой головою, как наследник титула, а вокруг него бурно возносятся к нему звуки "In resurrectionis gloria".

* * *

Маленькая Николь, стоявшая перед дверью цирюльни и поджидавшая его, увидела, как он медленно приближался, положив руку на эфес воображаемой шпаги, шествуя по улице Двенадцати Апостолов вослед за невидимым гробом.

- Господин Тюрлюпэн! - окликнула она его. - Наконец-то вы идете! Поторопитесь, бегите, вас уже дожидаются.

И от знакомых звуков этого голоса первородный сын герцога де Лавана превратился в парикмахера Тюрлюпэна, проворно и усердно побежавшего к своим бритвам, мазям и щипцам для завивки волос.

Глава VII

Он нагнулся, чтобы не удариться носом о деревянную голову в парике, которая покачивалась под дождем и ветром перед входом и лавку в знак того, что в этой цирюльне также покупают и подновляют поношенные парики. Тюрлюпэн умел из двух старых париков сделать один новый.

- Рад вас видеть, господин Тюрлюпэн! - приветствовал его господин Пижо, красильщик, заведение которого помещалось в соседнем доме. - Вы, видно, поразвлечься не прочь. Гуляете, расхаживаете, беседуете, болтаете а парик-то мой что же? А?

Господин Пижо сидел на большом медном барабане, предназначенном для просушки волос. Его короткие толстые ноги не доходили до пола. Свой лысый череп он прикрыл полотенцем госпожи Сабо. Оно придавало ему, в сочетании с руками, посиневшими от краски, и сиденьем, которое он выбрал себе, причудливо-экзотический вид, словно он только что прибыл в Париж с Африканского побережья.

Комната была полна людей. Господин Фруассе, писец, состоявший на службе у одного советника парламента, нетерпеливо и в раздражении ходил взад и вперед. В углу сидел тихо, с сосредоточенным видом, господин Гаспар, приказчик суконщика из Пшеничной улицы. У ног его потягивалась кошка Жамина. 6 угасшем свете пасмурного осеннего дня видны были красные пятна на его блеклых щеках. Возле печки, верхом на скамье, широко и грузно сидел хозяин кабачка Апостолов. Левую ногу он опустил до колена в наполненное нагретым песком ведро - врач прописал ему лечить больную ногу сухими ваннами. Чтобы скоротать время, он играл с викарием церкви св. Поликарпа в похожую на шашки игру, которую называл токадильей.

Госпожа Сабо сидела за станком и сплетала в тонкие косы темно-каштановые волосы. Поверх ее плеча господин Ле-Гуш, обедневший дворянин из Пикардии, прятавшийся от своих кредиторов в чердачном помещении соседнего дома, наблюдал за игрою ее проворных рук. Дома у него не было ни свечи, ни теплой печи. Здесь, в цирюльне вдовы Сабо, он находил и то и другое.

- Вот он, - сказал Тюрлюпэн господину Пижо и показал на соломенного цвета парик, висевший на стене.-У меня готовы темя, верхняя часть, большой локон, боковой локон и передний край. Недостает еще чуба и маленьких локонов.

- Да ведь тут прибавлено конского волоса, - воскликнул господин Пижо, разглядывая парик.

- Не говорите о конском волосе, сударь,-сказала вдова Сабо, дав на мгновение отдых своим рукам, - это меня огорчает. Мы никогда не применяем конского волоса, он жесток и не имеет блеска.

- Ого, - воскликнул господин Ле-Гуш, - вы ошибаетесь, моя красавица, полагая, что волосы у лошадей всегда бывают жестки. В лошадях, смею думать, я знаю толк. Видели бы вы двух моих пегих в яблоках рысаков, у которых грива была мягкая, как козья шерсть.

- Козья шерсть нам тоже не годится, - сказала вдова. - Для париков пригодны только человеческие волосы. Самые лучшие волосы поставляет Нормандия, потому что женщины там постоянно носят чепчики. Чем меньше доступа к волосам давать воздуху, тем больше они вьются.

- Четыре да три семь, - произнес хозяин кабачка.-Достопочтенный отец, погодите-ка, у меня еще один ход.

Красильщик тем временем напялил парик на голову и поднял крик:

- Он не сидит на голове. Слетит от первого же порыва ветра! Меня хотят сделать посмешищем всего квартала.

- Помилуйте, сударь, парик прекрасно сидит, - испуганно возразил Тюрлюпэн. - Я снял с вас мерку от виска до виска и от темени до затылка. Не забудьте, что парику нужно время, чтобы приспособиться к голове. К тому же он еще не готов.

- Проклятие! - ругнулся кабатчик. - У меня крестец болит от сидения и от того, что я не выспался. Вчера вечером я навестил одну молодую особу. Ее муж застиг нас врасплох, и мне пришлось спрятаться на чердаке. Я провел ночь среди вязанок дров и в обществе кота.

- Вы слишком любите женщин, - сказала вдова. - Это вредно при вашей подагре.

Лицо у кабатчика сложилось в гримасу боли и удовлетворения.

- И так весь день маешься, - ответил он, - а тут еще ногу ломит. Хочется же разок получить удовольствие.

- Это речи греховные, - остановил его викарий, - следите лучше за своими фигурами. Постыдились бы вы!

Тюрлюпэну удалось наконец успокоить господина Пижо. Легко вздохнув, он обратился к господину Гаспару:

- Сударь, я к вашим услугам. Чем могу служить?

Господин Гаспар встал. Кошка, которую он спугнул, подошла к кабатчику. Но тот не любил котов и, вспомнив о своем ночном компаньоне, поднял свою здоровую ногу, чтобы угостить Жамину пинком.

Кошка убежала, а кабатчик принялся плакаться:

- Иисусе, нога моя! Десять тысяч чертей ополчились на мою ногу. Сил больше нет никаких. Вот уж четыре дня хожу я каждое утро в церковь и молю Бога о ясной, сухой погоде, потому что от сырости боль особенно остра. И все молитвы ни к чему. Дождь льет каждый день.

- Друг мой, - сказал викарий снисходительно и кротко, - если бы Господь исполнял все наши просьбы, то-то начался бы кавардак во Французском королевстве.

- Для вас, сударь, - донесся к ним голос Тюрлюпэна, - у меня есть мазь. От нее кожа становится гладкой и мягкой, а стоит она только три су.

Кабатчик и викарий увлеклись игрою. Господин Фруассе расхаживал по комнате с мрачным и злобным лицом. Дворянин из Пикардии поглаживал розовую, полную руку хозяйки и говорил:

- Сегодня, мадам, я завтракал у своего старого друга, господина де Шавиньи. Он большой ученый и занимается исключительно изучением природы. В то же время у него превосходная кухня. Между прочими кушаньями было там рагу по-охотничьи. Знаете ли вы это блюдо?

- Рагу по-охотничьи! - воскликнула восторженно вдова и предалась блаженным воспоминаниям. - Для этого требуется: кусок телятины, тонкий ломтик ветчины, крыло куропатки. Затем яйцо для соуса, масло, чтобы поджарить нарезанное мясо, лук, уксус, горчица и немного бургундского вина.

- Луку не нужно, сударыня, - возразил господин Ле-Гуш.

- Нет, и луку нужно. Пол-унции. Четверть лота. Немного больше щепотки.

- Ветчина! Телятина! Куропатка! - ожесточенно крикнул писец парламентского советника. - Да, эти люди умеют жить. Сидят в своих дворцах и обжираются, а наш брат... Знаете ли вы, что мне сегодня дали к завтраку? Кусок хлеба и сиропа к нему,

- Сироп очень хорошо очищает кровь,- сказала вдова.

- Какое заблуждение! - воскликнул кабатчик. - Можно считать доказанным, что от сиропа заводятся глисты.

- А вам, господин Фруассе, - сказал дворянин, - подавай каждый день к завтраку молочный суп, а затем бисквит, а затем кусок паштета из дичи, да чтобы в нем было трюфелей побольше, да чтобы он не был очень мал.

- Никто не знает, каким ценным, избранным даром Господним является хлеб наш насущный, - заметил викарий, - он дешев, мы едим его каждый день и поэтому не умеем ценить по достоинству. У меня на родине, в моей деревне, нет крестьян, есть только батраки. Круглый год они не видят хлеба, питаются кореньями козлеца, репейника, чертополоха и брюквою, которую едят в сыром виде. И при этом они здоровы и крепки, тащат тяжести с гор, откуда до деревни пять часов ходьбы, и только в восьмидесятилетнем возрасте отправляются в дом для нищих, в Жан-де-Морьен.

- И вы полагаете, досточтимый отец, - раздался вдруг взволнованный голос господина Гаспара, - вы полагаете, что Господь судил этим людям жить на положении вьючных животных и умирать в доме для нищих? О, что за порядок в мире, праведное небо! Разве вы не понимаете, что люди рождаются на свет с равным правом на счастье?