Петр Толочко - Русские летописи и летописцы X–XIII вв.

• Название: Русские летописи и летописцы X–XIII вв.
• Автор: Петр Толочко
• Издательство: Алетейя
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-89329-557-9

В книге известного украинского археолога и историка П. П. Толочко рассказывается об исторической письменности Руси X–XIII вв. Это, по существу, первое специальное монографическое исследование, посвященное не одной какой-либо летописи или своду, а всему сохранившемуся до нашего времени наследию древнерусских хронистов. Автор имеет в этой области многочисленных предшественников, однако изучение русского летописания еще далеко не завершено. Оно содержит настолько большую и разнообразную историческую информацию, что долго еще будет источником творческих вдохновений и новых открытий. Основное внимание в книге уделено хронологии общерусского и поземельного летописаний, их взаимоотношению и взаимосвязям, содержанию и идеологической направленности отдельных сказаний, повестей и сводов, определению их авторства.

Книга предназначена для специалистов-летописеведов, преподавателей истории, аспирантов и студентов гуманитарных вузов, а также для всех, кто интересуется отечественной историей.

---

После подробного описания пути «изъ Грекъ» летописец «проводит» по нему апостола Андрея, который от Новгорода «иде въ Варяги», а затем следует в Рим. Теми же ориентирами завершает летописец и рассказ о пути: «Из того озера внидеть устье в море Варяжьское. И по тому морю ити до Рима».[134]

Кроме недатированного введения, составителю «Повести временных лет», согласно историографической традиции, принадлежат летописные статьи от 1093(95) г. до 1110 г. Его авторское и редакторское участие отчетливо прослеживается также в целом ряде статей, повествующих о событиях X–XI вв. Разумеется, в таком случае он пользовался текстами, сохранившимися в княжеском и церковных архивах. Д. С. Лихачев полагал, что в руках автора «Повести временных лет» были тексты договоров русских с греками, а также переводные греческие источники.[135] Согласно А. А. Шахматову, обнаружившему в первой Новгородской летописи отрывки, как ему казалось, более древней летописи, чем «Повесть временных лет», рассказ о четвертой мести Ольги появился, по-видимому, только из-под пера летописца конца XI — нач. XII в. К числу бесспорно относящихся к творчеству автора «Повести временных лет», что хорошо показал Д. С. Лихачев, является статья 1091 г., рассказывающая об обретении и перенесении мощей Феодосия Печерского.[136]

Ниже мы неоднократно будем обращаться к проблеме оригинальности текстов «Повести временных лет», поскольку вопрос этот тесно связан с определением того, кто был ее автором. Несмотря на устоявшуюся историографическую традицию, согласно которой «Повесть временных лет» связывается с именем летописца Нестора, исследователей не оставляют и сомнения в непреложной истинности такого вывода. В литературе неоднократно высказывалась мысль, что ее автором следует считать игумена Михайловского Выдубицкого монастыря Сильвестра.[137]

Противоречивые выводы об авторстве «Повести временных лет» обусловлены разноголосицей свидетельств летописных сводов. В Хлебниковском списке Ипатьевского свода в заглавии «Повести временных лет» говорится, что летопись написана монахом Печерского монастыря Нестором. Летописца Нестора знает и Киево-Печерский патерик. Его несколько раз упоминает монах Поликарп как автора «Летописца»: «Иже написа летописец». Три списка с именем Нестора, как уверял В. Н. Татищев, были в его руках, когда он писал «Историю Российскую». Это уже названный Хлебниковский, а также Раскольничий и Галицинский. В последнем сохранилось имя не только Нестора, но и Сильвестра. В Лаврентьевской летописи имени Нестора нет, но зато в окончании статьи 1110 г. говорится, что эта летопись написана Сильвестром. «Игуменъ Сильвестръ святаго Михаила написах книгы си Лѣтописець».[138] Сильвестр, как автор начального летописания, упоминается в некоторых сводах XV ст. северо-восточной традиции. Вообще летописание Северо-Восточной Руси, которое явилось продолжением переяславского, знало только Сильвестра, в то время как летописная традиция Киево-Печерского монастыря считала автором «Повести временных лет» Нестора.

Историки со времен В. Н. Татищева трудную проблему выбора решали так: Нестор был автором «Повести временных лет», а Сильвестр ее продолжателем и редактором. Именно к такому выводу склонялся Н. И. Костомаров, полагавший, что «Сильвестру могут принадлежать только ближайшие к его времени известия и распределение по числам других с некоторыми дополнениями. Делом Сильвестра есть сводка отдельных сказаний. Этот Сильвестр внес в свой труд Несторовую летопись Киево-Печерского монастыря, которая составляла только незначительную часть всей летописи».[139]

Если бы приписка с именем Сильвестра находилась в статье 1116 г., высказанное выше предположение не требовало бы каких-либо дополнительных обоснований. Нестор закончил летопись 1110-м годом, а Сильвестр продолжил ее до 1116-го. Но приписка почему-то находится в статье 1110 г. и это порождает ряд сомнений, которые не находят удовлетворительного объяснения. Если Сильвестр был не чужд летописанию, трудно предположить, чтобы он, переписав в 1116 г. летопись Печерского монастыря, доведенную до 1110 г., не продолжил ее своими текстами. Если же, как полагал С. А. Бугославский, Сильвестр не был летописцем, а только простым переписчиком, тогда вообще отпадает вопрос об его редакции «Повести временных лет». Еще более усугубляет ситуацию с авторским вмешательством Сильвестра в труд предшественника и то обстоятельство, что приписка эта сделана не по окончании списывания летописи, а спустя какое-то время после: «А мнѣ в то время игуменящю у святаго Михаила въ 6624».[140] В 1118 г. Сильвестр был уже переяславльским епископом и, видимо, только в Переяславле ему пришла мысль связать свое имя с переписанной в стенах Выдубицкого монастыря (наверное, под его присмотром) летописью. Нет и малейшего сомнения в том, что с момента завершения переписывания и до 1118 г. «Повесть временных лет» не была дополнена записями за 1111–1118 гг. Для хрониста это вещь невероятная. Сильвестр напоминает в этом плане монаха Лаврентия, который переписал (с сотоварищи) в 1377 г. оказавшуюся в его руках летопись («книгы ветшаны»), заканчивавшуюся записью 1305 г., и не дополнил ее ни одной своей статьей.

Сказанное выше не позволяет считать Сильвестра соавтором «Повести временных лет», а тем более единственным ее создателем, как это предложил в свое время А. Г. Кузьмин.[141] Скорее всего, он вообще не имел прямого отношения к летописному творчеству и вряд ли продуктивно пытаться определять его авторское участие в составлении или редактировании «Повести временных лет» только на основании наличествующих в ней симпатий к «дому Всеволода».

Ситуация с авторством Нестора выглядит значительно лучше. Ведь о нем имеются и дополнительные данные: ему принадлежат «Житие Феодосия» и «Чтение о Борисе и Глебе». Однако именно это обстоятельство послужило источником новых сомнений по поводу авторства Нестора «Повести временных лет».

Исследователи, пытавшиеся оспорить участие автора житийных сказаний монаха Печерского монастыря Нестора в составлении русской летописи, аргументируют это совершенно разной стилистической манерой изложения, наличием разночтений в «Повести временных лет» (статьи 1051, 1065, 1074 и 1091 гг.) и «Житии», а также тем, что его участие в летописании засвидетельствовано только в Патерике.[142] Что касается приемов творчества, то они диктовались жанром произведений. «Житие» писалось по одним канонам, а летопись по другим. Не знай литературоведы, что «История Пугачева» написана А. С. Пушкиным, наверное, сбились бы с ног в поисках ее автора. Более существенным кажется вопрос о разночтениях. А. Г. Кузьмин насчитал десять таких расхождений между «Житием Феодосия» и летописью. Конечно, это серьезно, но, если бы он попытался выполнить ту же работу на творчестве кого-либо из летописеведов, таких разночтений было бы гораздо больше.{5}

Нет сомнения, что «Житие Феодосия» писалось как литературное произведение и это не обязывало его автора к протокольно-точным записям и формулировкам. К тому же у нас не может быть уверенности в том, что все эти разночтения не появились в результате позднейшей редакции летописи. Ведь знаем же, что «Повесть временных лет», независимо от того, кто был ее автором, не сохранила свою первозданную оригинальность.

Существенным расхождением между «Житием Феодосия» и летописной статьей 1051 г., которое ставит под сомнение их принадлежность одному автору, является сообщение о времени его прихода в монастырь. В статье он утверждает, что пришел в 17 лет к Феодосию, а в «Житии» — что это было при игумене Стефане. «Приатъ же быхъ въ нь (монастырь. — П. Т.) преподобнымъ игуменомъ Стефаномъ, и кого же отъ того постриженъ быхъ, и мнишескиа одѣжда сподобленъ, пакы иже на диаконский санъ возведенъ сый от него».[143]

Здесь необходимо внести ясность в два историографических стереотипа, кочующих из работы в работу. Во-первых, вопреки утверждению историков автор летописной статьи 1051 г. не говорит о своем пострижении в монастырь преподобным Феодосием. Приход в монастырь и пострижение в нем события не единовременные. Об этом свидетельствует сам Нестор в «Житии Феодосия». Согласно ему, человек, пришедший в монастырь, какое-то время привыкал к монастырским порядкам и ходил в своих одеждах. Затем его одевали в монашеское платье и испытывали трудными церковными службами. Только после всех этих испытаний осуществлялся обряд пострижения в монастырь и облачения в монашескую мантию.[144] Во-вторых, автор «Жития Феодосия» нигде не утверждает, что он не видел Феодосия, он только говорит, что его принял и постриг в монастырь Стефан.

Не исключено, что в этом пространном житийном сообщении содержится ключ к разгадке расхождения между летописью и «Житием». В монастырь Нестор пришел еще при Феодосие, возможно уже перед самой его кончиной, но был препоручен Стефану, который и произвел над ним через какое-то время обряд пострижения. Еще позже, когда Стефан был игуменом, он высвятил Нестора на диакона. Разумеется, у нас нет полной уверенности, что так все и было на самом деле, но думаем, что так могло быть. Если бы преподобный Феодосий сам описал свой приход в Печерский монастырь и пострижение в нем, то он бы отметил, что принял его Антоний, а обряд пострижения совершил Никон. И если бы это сообщение оказалось разорванным в составе двух разных текстов, наверное, последующие историографы столкнулись бы с аналогичными затруднениями в определении их авторства.