Георгий Егоров - Книга о разведчиках

• Название: Книга о разведчиках
• Автор: Георгий Егоров
• Издательство: Современник
• Жанр: О войне
• Год: 1984

Автор книги — участник Великой Отечественной войны, фронтовой разведчик, участвовавший в Сталинградской и Курской битвах, прошедший через множество боев и фронтов. Содержание ее составил рассказ о боевых буднях войсковой разведки, о людях высокой души и беспримерного мужества.

---

Был у нас сержант или старший сержант Иванов (он прибыл к нам в пополнении, мы его мало знали). Как-то мы с ним не дружили — он был какой-то заносчивый. Так вот пошли мы на задание. Вдруг слышу, Иванов зовет меня. Я поползла. Подползаю. Он у окопа лежит. Спрашиваю: куда ранен? Показывает — в обе ноги. Кое-как перетянула поверх брюк жгутом, говорю: «Наваливайся на меня, на спину. Потащу». Он не хочет, стесняется, что ли. Я на него закричала, правда, шепотом, но сердито. Все равно не хочет. Тогда я ему говорю: «Брошу…» Надо же как-то выбираться оттуда. А наши там, впереди, действуют — скоро начнется стрельба, тогда совсем плохо будет. Хоть и ночь, а «фонари» поразвешают, как днем будет видно… В общем, взвалила его на спину — а в нем килограммов девяносто! Попробуй потащи его. «Как, говорит, потащишь меня?» А у него обе ноги перебиты — какой он мне помощник! Говорю: «Ты знаешь, я буду ползти, а ты считать. Пять раз насчитаешь — отдыхать будем». — «Хорошо, говорит, буду считать». А тут есть одна особенность: раненые при потере крови медленно на все реагируют. И также считает он медленно.

До наших траншей дотащила, а там уж у меня его подхватили. Перевязку-то в основном в полковой санчасти делали. Я, как правило, почти не перевязывала — на «нейтралке»-то зачастую просто невозможно, тем более зимой. Но бывают обстоятельства, что нельзя не перевязать — помрет, пока дотащишь, от потери крови помрет — тогда уж в любое время года, при любых условиях перевязывала…»

А командир роты почему-то все это считал делом обычным. Лариса, правда, тоже считала это обычным своим делом — для этого и просилась на фронт. Но после одного из случаев ротный вдруг сразу по-другому посмотрел на работу санинструктора.

На завершающем этапе Сталинградской битвы, когда все полки дивизии были сведены в один 971-й, разведрота тоже была придана нашему полку и подчинялась непосредственно майору Мещерякову. Преследование противника продолжалось несколько дней без перерыва. И вот где-то за валом Анны Иоанновны Мещеряков разрешил дивизионной разведке отдохнуть ночь — выспаться и обсушиться до утра. Лариса чувствовала себя очень плохо — который день в мокрой обуви и одежде на сильном ветру! Смерила температуру — тридцать девять! Сказала командиру роты об этом. Попросила:

— Вы завтра оставьте меня здесь, я отлежусь, а потом догоню вас.

У нее уже был опыт отлеживаться. От двух контузий отлежалась в окопе. После первой, еще осенью сорок второго под Котлубанью, также вот ротный сказал: «Куда ты пойдешь одна, до медсанбата не дойдешь — немец по одиночным целям бомбы сбрасывает». Несколько дней ее рвало и вообще крутилась по окопу со страшной головной болью и судорогами во всем теле. Но отлежалась — молодой организм победил. Теперь тоже вот он же, ротный, не отпускает от роты.

— Как ты тут одна останешься? Какой-нибудь заблудящий фриц зайдет и прирежет тебя ножом. Нет уж, ты давай потихоньку за нами завтра иди.

И она пошла. Не пошла, а побрела, еле волоча ноги — сил совсем не было. Конечно, командиру роты, пожалуй, следовало бы дать хотя бы одного разведчика для охраны ее в блиндаже или для сопровождения в медсанбат. Но ни он, ни Лариса об этом ни тогда (ни даже тридцать с лишним лет спустя) не подумали — видимо, Лариса до сих пор считает это недозволенной роскошью потому, что во всей роте в те дни вместе с Ларисой, с поваром, писарем и старшиной насчитывалось лишь семнадцать человек!.. И она побрела следом за своей родной ротой — помирать, так уж вместе со всеми…

И вдруг позади нее разорвалась мина — ну, разорвалась и разорвалась, мало ли мин рвется на передовой линии. Немного погодя вторая мина разорвалась уже впереди. Хоть и больная, хоть и еле ноги передвигала, а обратила внимание — стреляют персонально по ней, берут ее в «вилку». Значит, следующая мина — ее. Раздумывать некогда — из последних сил бросилась догонять ребят. И вовремя — третья мина упала точно на то место, где она только что стояла.

А рота вела бой с арьергардом отступающих гитлеровцев. Лариса ползком привычно подобралась к разведчикам.

— Ты все-таки пришла? — спросил командир роты. — Ну и хорошо, что пришла.

— Что хорошего? Там, сзади, видите, как мины швыряет.

Наступление разведчиков сорвалось. Фашисты, хотя у них группа тоже была маленькая, стояли твердо — по всей видимости, они были пьяными, да и отступать, наверное, уже некуда было. Поэтому огонь они вели неимоверной плотности. Разведчики стали отходить в укрытие. Отходили перебежками в одиночку. Гитлеровцы стреляли не очень метко — жертв не было. Командир роты отходил предпоследним, а за ним, замешкавшись, бежала Лариса — бежала изо всех своих оставшихся еще сил. И вдруг ротный упал — упал как-то неловко, не как падают при перебежке. Лариса — к нему.

— Куда ранены?

У него оказалось касательное, но довольно глубокое пулевое ранение в грудь.

Сзади — никого. Кроме гитлеровцев. Причем был день, все видно, как на ладони. В таких условиях Лариса не привыкла таскать раненых. И все-таки тащить надо. Попробовала тянуть за фуфайку — не дается, кричит, что больно, охает. А в метре-полутора от ее ног фонтанчики снежные от автоматной очереди. Стоит тому, наверняка пьяному, фашисту чуть-чуть приподнять ствол автомата и — все.

Тут уж она не вытерпела, закричала ребятам, что командир роты ранен. Подбежал Андрей Ворона и еще кто-то, выхватили капитана из-под обстрела, стащили в балочку.

Вскоре подошел 971-й полк. Командира роты погрузили на сани, с ним села Лариса и повезла его в медсанбат — приказал начальник разведки дивизии майор Безрученко сопровождать ротного.

И вот после того как командир роты на себе убедился, насколько тяжела работа санинструктора, он, вернувшись после лечения, приказал «быть при Ларисе» одному из разведчиков-новичков Мише Рыжову. Ему вменялось в обязанность во время вылазки быть неотлучно около Ларисы и помогать ей выносить раненых.

Миша Рыжов был маленького роста, но увертливый, ловкий и главное удачливый. Ему же при назначении на эту «должность» ротный поручил ходить на кухню (Лариса изо всей роты одна жила в селе на квартире все время, пока дивизия формировалась под Тулой) за обедом для Ларисы — дескать, не пристало ей через все село носить котелки. Эту последнюю обязанность Лариса сняла со своего «ординарца».

Но привилегиями Лариса пользовалась недолго — пока дивизия была на формировании. А вышла дивизия на фронт, все пошло по-старому. Даже больше.

На Брянщине получила рота приказ: перейти линию фронта, углубиться, не обнаруживая себя, до двадцати пяти километров на занятую противником территорию к хутору Московскому, в котором размещался штаб вражеской части, разгромить этот штаб и захватить документы. Капитан Кармышев выстроил роту, объяснил задачу и потом спросил:

— Кто трусит? Выйти два шага вперед.

Конечно, никто не вышел. Лариса только подала голос (она не боялась, что ее обвинят в трусости):

— Мне можно остаться? Я плохо себя чувствую.

— У тебя что, температура?

— Нет, температуры нету.

— Тогда в чем же дело? Сталинград прошла — не боялась, а тут испугалась.

Не могла же она перед всей ротой (да и ему даже одному) сказать, что бывает у женщины время, когда оно болеет без температуры… Обиделась она на ротного, но ничего не возразила, молча пошла вместе со всеми.

И случилось для нее самое худшее, что можно было предполагать — рота задачу не выполнила, была случайно обнаружена, обстреляна из минометов и вынуждена залезть в болото и отсиживаться там — Лариса просидела двое суток (вместе с другими) в вонючем болоте. И вот теперь третье десятилетие ежегодно по нескольку недель лежит в больницах — лечит последствия и этого сиденья в гнилом болоте, и мало ли каких других последствий войны. Но об этом — о том, где она оставила свое здоровье и что принесла после войны домой — потом, чуть позже. А этот раздел главы о Ларисе Синяковой-Перевозчиковой мне хочется закончить словами ее боевого друга Андрея Вороны:

«Мы уважали Ларису и любили ее не только потому, что она в случае ранения обязательно вытащит тебя из-под огня на свою землю, не только потому, что она в храбрости не уступала самым смелым нашим разведчикам, но еще и потому мы ее любили, что она была нашей сестрой, «кровной» нашей сестрой — она добровольно дала раненым разведчикам шесть с половиной литров крови!

Она была нашей совестью».

6

По ночам Лариса тихо плачет в больничную подушку. Просит у дежурной сестры снотворного. Но снотворное не помогает. Днем она ходит по палате, по коридору и мысленно ругает меня (об этом она откровенно пишет мне в письмах), ругает за то, что вынуждена ворошить старое, почти забытое. А нервы этого не выдерживают.

Она уже написала мне (если считать в порядке хронологическом) от Сталинградской битвы до Курской дуги и освобождения Белоруссии, а если считать в порядке становления души, формирования ее как разведчицы, то фактически не написала ничего.