Петр Киле - Сокровища женщин Истории любви и творений

• Название: Сокровища женщин Истории любви и творений
• Автор: Петр Киле
• Жанр: История

Истории любви замечательных людей, знаменитых поэтов, художников и их творений, собранные в этом сборнике, как становится ясно, имеют одну основу, можно сказать, первопричину и источник, это женская красота во всех ее проявлениях, разумеется, что влечет, порождает любовь и вдохновение, порывы к творчеству и жизнетворчеству и что впервые здесь осознано как сокровища женщин.

Это как россыпь жемчужин или цветов на весеннем лугу, или жемчужин поэзии и искусства, что и составляет внешнюю и внутреннюю среду обитания человеческого сообщества в череде столетий и тысячелетий. Перед нами сокровенная, как бы утаенная история развития человека, с его влечением к любви и красоте, от классической древности и эпохи Возрождения до нашего времени, с прояснением впервые историй любви Шекспира и Лермонтова, не менее удивительных, чем у Данте и Петрарки.

---

Москва. Квартира М. Ф. Андреевой и М. Горького на Воздвиженке. Мария Федоровна в маленьком кабинете рядом с гостиной.

Мария Федоровна

Пишу сестре и словно бы с детьми

Переговариваюсь, как бывало,

С утра, в часы досуга, до уроков,

Счастливая, не ведая о счастье

Простых забот и лучезарных дней,

Что ныне кажется всего лишь грезой

Девичества и юности моей.

И вдруг движенье за окном и крики,

И возглас радостный: «Студентов бьют!»

Ужасно. Вот тебе Татьянин день.

Входит Липа.

Липа

Ты репетируешь? Слова уж очень

Знакомы… Из какой же это пьесы?

Мария Федоровна

Ах, не играю я. Здесь жизнь моя.

Студенческая сходка. Это в праздник.

Нет, пей, гуляй, но рассуждать не смей.

Казаков насылают на студентов -

Нагайками пройтись по головам…

И аресты, и высылки в Сибирь

Всех тех, кто выразил протест хоть как-то

За честь свою, теснимый лошадьми.

Липа

Да, помню, как забегала в слезах

Красавица-актриса хлопотать…

Мария Федоровна

Впервые горе мне стеснило грудь,

Да так: я обезумела, пожалуй,

И обратилась в хлопотах своих -

К кому же? Да, зачинщику расправы.

«О генерал! Повинна юность в чем?

Какое преступленье совершила?»

Болеть душой за будущее наше -

Забота беспокойная и счастье,

И тем нежданней бедствия, что власть

Безумно множит, как родитель-изверг,

Нагайкой добиваясь послушанья.

С каким злорадством выслушал меня

Виновник беспорядков, усмиритель

В одном лице; он думал, победил,

Навеки водворил в первопрестольной

Порядок благостный, угодный Богу,

То бишь царю; он взял его к себе, -

А дядя поплатился за кого,

Ему и невдомек? Найти опору

В ничтожестве со страшными глазами?

Липа

Как заливалась ты слезами, помню…

(Разносится звонок, она уходит.)

Мария Федоровна

Одна ли я? В Москве была ль семья,

Где слез не пролили, хотя бы втайне?

На сцене я еще держалась, верно,

Да публика внимала, затаив

Дыхание; но нервы никуда;

Приду к себе, и слезы в три ручья.

Казалось, сил уж нет, но невозможно

Спектакль отменить; пора на сцену,

И снова я Ирина, юность, грезы

И взрослость, и усталость до тоски,

Так жизнь пройдет. Зачем? И почему?

Что давит жизнь, цветущую, как май,

Среди трущоб и в роскоши дворцов?

Мне удалось отбросить то, что давит,

По крайней мере, я свободна, да,

Среди рабов труда и роскоши,

Единой цепью скованных от века.

В гостиной – Серов, выходит Горький; Липа возвращается.

Липа

Пришел Серов, и Горький занял позу…

Ах, ничего, поплачь, а то в глазах,

Как в небе чистом выше облаков,

Нависших низко, молнии сверкают, -

Гроза сухая – мне страшнее слез.

Мария Федоровна

Поплачу – станет легче, как бывало?

О, не теперь, уж слишком много горя!

Но есть отчаянная радость в нем.

Благословенная свобода! Это -

Как небо и земля в весенний день,

С могучим ледоходом на реке,

И все в движении под вешним небом -

Дома, дворцы, чертоги богачей

И темные окраины рабочих,

Где труд вселенский, как преддверье Ада,

Хотя в церквах им обещают Рай.

Да есть ли Правда на земле, иль в небе?

Нет, ныне я не плачу. Не дождутся.

Глупа была. Прошло всего два года.

Два года? Но каких! Вся жизнь в России

Переменилась, к худу иль к добру?

Как гнет растет, но и свобода тоже.

Брожение выходит через край.

Как море в бурю, грозная стихия,

Из недр ее и вышел мир земной,

Неведомое новое пред нами…

Липа

Мир светлый, чистый, как в глазах детей,

И верится легко нам после мук?

Мария Федоровна

Как хорошо: не нужно все таиться

От той, что облегчает мне заботы

О доме; добрая душа, ты с нами;

А сестры мало что и знают, кроме

Моих концертов в пользу всех гонимых.

Липа

Ну, этим ныне все увлечены.

Мария Федоровна

Да, да, но только здесь уж не игра,

Запахло всюду порохом и кровью.

Ну, словом, коль меня засадят или

Сошлют куда, ты сестрам расскажи…

Тут нет вины Алеши, я сама -

Еще до встречи с ним, еще до сцены

Вступила я на путь, каким Россия

Давно идет, еще от декабристов,

К свободе, к новой жизни, к высшей правде.

(Из трагедии «Утро дней»)

Антон Чехов и Ольга Книппер. История любви.

Эта история любви известного писателя и молодой актрисы в письмах, лишь малая толика из того, что ими написана, точнее пережита, как пропета, что естественно предстает, как на сцене с видами Москвы, Кавказа, Крыма и других мест. Антон Павлович Чехов и Ольга Леонардовна Книппер постоянно видят друга друга издали, вступая в диалог на расстоянии, лишь изредка встречаются и тут же расстаются, чтобы в разлуке продолжать песнь любви – в полном соответствии с их призванием писателя и актрисы для всех – сейчас и в вечности.

В письме от 21 сентября 1898 года из Ялты Чехов писал Л. С. Мизиновой, Лике, с которой встречался и переписывался почти десять лет, а она за это время из учительницы поддалась было в актрисы, связавшись с писателем (Потапенко), родив от него дочь, что будет вольно или невольно обыграно в «Чайке»: «У Немировича и Станиславского очень интересный театр. Прекрасные актрисочки. Если бы я остался еще немного, то потерял бы голову. Чем старше я становлюсь, тем чаще и полнее бьется во мне пульс жизни. Намотайте себе это на ус. Но не бойтесь».

В сентябре 1898 года на репетициях спектаклей МХТ «Чайка» и «Царь Федор Иоаннович» Чехов обратил особенное внимание на молодую актрису из учениц Немировича-Данченко – в последней пьесе в роли Ирины, о чем обмолвился с необыкновенной для него откровенностью в письме к А. С. Суворину: «Перед отъездом, кстати сказать, я был на репетиции «Федора Иоанновича». Меня приятно тронула интеллигентность тона, и со сцены повеяло настоящим искусством, хотя играли и не великие таланты. Ирина, по-моему, великолепна. Голос, благородство, задушевность – так хорошо, что даже в горле чешется, – упоминаются и другие. – Но лучше всех Ирина. Если бы я остался в Москве, то влюбился бы в эту Ирину».

Роль Ирины исполняла Ольга Леонардовна Книппер. Она же репетировала в «Чайке» Аркадину. Летом 1899 года Чехов вступает в переписку с актрисой Книппер, как некогда с Ликой, которую Ольга Леонардовна, бывая у Чеховых, видела и, ясно, прослышала как о прототипе Нины Заречной. В то время сестра Чехова Мария Павловна, стало быть, все его окружение, считала, что ее брат оказался в роли Треплева в отношении Лики, то есть он был влюблен и любил ее, а она не ответила на его чувство, но из их переписки выходит все наоборот.

Здесь загадка, почему Чехов, увлекаясь красавицей поначалу, а затем принимая участие в ее жизни, сохранил дистанцию между ними, не выходя никогда за пределы самого непринужденного юмора? И это как в переписке, так и в жизни. Эту форму обращения Чехов сохраняет и в переписке с Книппер. Но она окажется более удачливой, чем Лика как в жизни, так и на сцене, хотя задатков стать большой актрисой у нее явно не было, и красоты не было… А что же было? В письмах Ольга Леонардовна без затей предстает такой, какой была – и смолоду, с 29 лет, и позже.

Мелихово. 16 июня 1899 года.

ЧЕХОВ. Что же это значит? Где Вы? Вы так упорно не шлете о себе вестей, что мы совершенно теряемся в догадках и уже начинаем думать, что Вы забыли нас и вышли на Кавказе замуж. Если в самом деле Вы вышли, то за кого? Не решили ли Вы оставить сцену?

Автор забыт – о, как это ужасно, как жестоко, как вероломно!

… В Ялту поеду не раньше начала июля. С Вашего позволения, крепко жму Вам руку и желаю всего хорошего.

Мцхет. 22 июня 1899 года.

КНИППЕР. Пожалуйста не думайте, что я пишу только ответ на Ваше письмо, – давно бы написала, но все время была в таком отвратительном настроении, что ни строки не могла бы написать. Только второй день, как начинаю приходить в себя, начинаю чувствовать и немножечко понимать природу. Сегодня встала в 6 час. и отправилась бродить по горам и первый раз взяла с собой «Дядю Ваню», но только больше сидела с книгой и наслаждалась дивным утром и восхитительным видом на ближние и далекие горы…