Дональд Уэстлейк - Людишки

• Название: Людишки
• Автор: Дональд Уэстлейк
• Издательство: ООО «Фирма „Издательство ACT“»
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-02320-7

Господу Богу все надоело. И пуще всего — людишки. Приходится признать, что эксперимент вышел неудачно, и спустить все на тормозах: Простите, объявить конец света. И послать на землю доверенного ангела — с тем, чтоб отобрал он группу людей, коим предстоит ввергнуть мир в пучину апокалипсиса. Сказано — сделано. Да только команда подобралась еще та: бразильская певица, китайский революционер, русский герой и проститутка неясного происхождения — еще не самые экстравагантные в ней персонажи.

И вообще, с апокалипсисом начинается проблема. Помимо света, есть еще одна сила, и у нее совсем другие планы…

---

— Воровство? И кто же называет меня вором?

— Узнаете в суде, Кван. Ваша фамилия Кван, если я не ошибаюсь?

— Моя фамилия — Ли, — ответил юноша. — А имя — Кван.

— Ага. — Мужчина нахмурился и уткнулся в бумаги. — А у меня записано наоборот.

— Ли Кван. Все правильно.

Мужчина понимающе улыбнулся.

— Я понял! У вас и вправду все наоборот! Это у всех китайцев или только у вас лично?

— У всех.

— Значит, вас следует называть «мистер Ли»?

— Да.

— Точь-в-точь как того парня, что стирает мои рубашки. — Мужчина одарил Квана широкой улыбкой и добавил: — Я готов сделать для вас все, что в моих силах, мистер Кван… мистер Ли… И я сделаю все, что только смогу.

Больше Кван его не видел.

Хуже всего были женщины. Среди чиновников, через руки которых, словно монашеские четки, проходил Кван, попадались женщины, но даже они не пожелали выказать ни малейшего сочувствия к юноше. Все они носили форму либо были одеты в строгие костюмы, их глаза обдавали холодом, безразличием, а то и неприязнью. Вокруг их сурово сжатых губ ходили желваки. Они встречались с Кваном в пустых кабинетах с железной мебелью, щелкали шариковыми ручками и замками портфелей, но, проходила ли беседа наедине или в присутствии третьих лиц, ни одна из чиновниц не проявила снисхождения.

Поначалу Кван пытался привлечь внимание женщин привычным способом, демонстрируя учтивые манеры и любезность, оставаясь при этом привлекательным представителем противоположного пола, однако его потуги ни разу не нашли отклика в их сердцах.

Разумеется, Кван не надеялся, что женщины станут отдаваться ему прямо здесь, на металлических столешницах. Он рассчитывал на благожелательное отношение, личный контакт, человечность, присущие миру, оставшемуся за пределами душных камер, в которых происходили встречи. Не замечая Квана, женщины умаляли значимость его существования; выставляя напоказ свою бесполость, они делали бесполым и пленника.

Кван не осознавал этого в полной мере, лишь чувствовал, что к безысходному ощущению поражения, вызванному действиями этих бездушных автоматов, притеснявших его и затыкавших ему рот, начинают примешиваться все углубляющиеся чувства душевного упадка, потери самоуважения и веры в благополучный исход. Правительство лишило его нравственных устоев, чиновники — прав и средств защиты, а женщины выхолостили его душу.

Одиннадцать дней власти играли с Ли Кваном, как кошка с мышкой. Его никто не слушал и не собирался слушать. В их игре ему была отведена роль бадминтонного воланчика. Лишенный права принять в игре непосредственное участие, он не мог и победить.

На двенадцатый день Кван решил покончить со своим ничтожеством, превратившись в ничто. Оказавшись в очередной камере, он взял полный тюбик зубной пасты, открутил колпачок, засунул тюбик как можно глубже в горло и принялся выдавливать пасту дрожащими пальцами. Наконец все вокруг закружилось, тело пронзила нестерпимая боль, и Ли Кван потерял сознание.

И умер бы, кабы падение не наделало столько шума.

Потом был мучительный миг пробуждения в клинике. Первые сутки Кван не выказывал интереса к окружающему, притворяясь мертвым. Он потерял дар речи и едва мог шевелиться. Из его ноздрей и отверстия в шее торчали трубки. Иглы накачивали жидкость в его вены, запястья и лодыжки были туго связаны. Вокруг хлопотали мужчины и женщины в белых халатах; их не интересовал его мозг, они заботились лишь о теле. Кван обращал на них не больше внимания, чем они на него. В окно слева от кровати виднелось голубое небо; юноша не обращал внимания и на него.

На второй вечер в палате появился мужчина в мятом твидовом костюме, с галстуком-бабочкой. Он пододвинул кресло к кровати с таким расчетом, чтобы не загораживать окно, уселся и сказал:

— Я думал, что азиаты — народ терпеливый.

Охваченный негодованием, Кван немедленно стряхнул оцепенение и, повернув голову, посмотрел на вошедшего. Круглое лицо, круглые глаза за круглыми стеклами очков в роговой оправе, густые, словно наклеенные, бурые усы. Дурацкий темно-синий в белый горошек галстук-бабочка. Как только можно было такой надеть? Если бы Кван мог говорить, он бы непременно высмеял гостя.

— Где же ваша хваленая китайская непробиваемость, Кван? — спросил мужчина, улыбаясь. — Вы позволите обращаться к вам по имени? «Мистер Ли» — это очень уж чопорно. Если бы вы могли говорить, вы могли бы называть меня Бобом. Как вы уже догадались, я — психиатр.

Кван закрыл глаза и отвернулся. Его охватили стыд, отвращение и скука. Что за глупое имя — Боб. Он подумал, что примерно такими же звуками, вероятно, общались между собой йети — снежные люди.

Боб рассмеялся и сказал, обращаясь к закрытым глазам Квана, его затылку и отчужденности:

— Вы предпочли бы смерть такому исходу, верно? Обычное дело, когда речь идет о самоубийстве. Если попытка не удается, человеку волей-неволей приходится иметь дело с психиатром.

Кван медленно разомкнул веки и посмотрел на мужчину, всеми силами стараясь придать лицу холодное, бесстрастное выражение. Он понимал, чего добивается гость. Намерения были ясны и невыносимо оскорбительны. Он собирался втереться в доверие к пациенту, подружиться с ним и заставить его считать себя заботливым сердобольным человеком. При этом подразумевалось, что, если Кван отнесется к Бобу по-дружески, он — а в его лице и все человечество, — ответит тем же. А это была неправда.

— Ну что ж, Кван, — сказал Боб. — Сейчас, я полагаю, вам нужны факты. Отлично. Вы изрядно раскурочили свои внутренности, и вас пришлось доставить в медицинский центр Нью-Йоркского университета, где нашлись необходимое оборудование и достаточно квалифицированные врачи, которые вытащили вас с того света. Сейчас вы находитесь в больнице, а не в тюрьме, но у дверей палаты круглосуточно дежурит полицейский. Его хотели посадить прямо здесь, поместить где-нибудь в уголке, но мы отговорили полицию от такого решения.

Как ни старался Кван сохранить внешнее безразличие, в его глазах мелькнула искорка любопытства. Заметив это, Боб улыбнулся и продолжал:

— Мы сознаем, что именно представители власти довели вас до нынешнего состояния, и хотим заверить вас, что больше такого не повторится. Поверьте, Кван, потерпи вы еще чуть-чуть, череда безликих чиновников в конце концов оборвалась бы, и нашелся бы человек, готовый выслушать вас со всем вниманием. — Он улыбнулся, эдакий мудрый наставник, ободряющий своего ученика. — К счастью, еще не все потеряно. Через недельку-другую к вам вернется голос, и мы сможем вместе заняться устройством вашего будущего. Ну что, Кван? — спросил он, и его живая круглая физиономия засияла над дурацким галстуком. — Может быть, вы вознаградите мои усилия, хотя бы выразив сомнение в моих словах?

Нет. Я не хочу вновь обретать голос. Я не желаю возврата к прошлому.

«Он напоминает мне Сэма Мортимера, — подумал Кван. — Сэма Мортимера, того самого журналиста из Гонконга, который меня предал. Те же показные сердечность, дружелюбие и откровенность. Профессиональная благожелательность». Кван смотрел на психиатра, надеясь, что его лицо не выражает никаких чувств.

Боб помолчал, откинулся на спинку и пожал плечами.

— Что ж, у нас еще есть время, — сказал он, явно не догадываясь, какие чувства вызвали у Квана его слова. — Между прочим, вам совсем не обязательно лежать связанным, — добавил он. — Вас спеленали только для того, чтобы вы не причинили себе вреда — например, не выдернули трубки. В этой комнате вы ни при каких обстоятельствах не сможете убить себя, только нанести вред своему здоровью, а этого никто не хочет. И если я смогу ручаться врачам и полицейскому, что вы не станете возобновлять попытки самоубийства, то, я в этом совершенно уверен, мы сможем снять с вас ремни, чтобы вы могли садиться в кровати и любоваться рекой за окном. А я принесу вам что-нибудь почитать. Вы хотите читать? На каком языке? На китайском? На английском?

Кван закрыл глаза. По его щекам потекли слезы, жгучие, словно кислота. Победить не удастся. Имя им — легион, они в силах собрать под свои знамена столько солдат, сколько пожелают. Кван лежал на кровати, одинокий, беспомощный, всеми преданный, страдающий. У него отняли даже право прекратить существование.

— Журналы? На китайском языке?

Кван кивнул, не открывая глаз. Еще одно поражение.

Усевшись в кровати и повернувшись налево, Кван увидел за окном бурные воды Ист-Ривер, на дальнем берегу которой раскинулся промышленный район Куинс. Изредка по реке проплывали суда, в основном торговые: баржи, буксиры, иногда — маленькие грузовые катера. Время от времени опускались и взлетали крохотные гидропланы. Ближний берег реки, едва видимый из-за подоконника, был заполонен машинами, мчавшимися по проезду Франклина Делано Рузвельта. Дорожная суета только подчеркивала запустение, царившее на реке, которую невозможно было даже представить себе спокойной. Глядя в окно и наблюдая за бегущими серыми волнами, Кван вспоминал о своем путешествии на лодке из континентального Китая в Гонконг. Тогда он был совсем другим человеком. С какой надеждой он налегал на весла, вглядываясь в огни приближающегося города!