Сергей Кургинян - Суть Времени 2012 № 10 (26 декабря 2012)

• Название: Суть Времени 2012 № 10 (26 декабря 2012)
• Автор: Сергей Кургинян
• Издательство: ЭТЦ
• Жанр: Политика
• Год: 2012

Политическая война: Слепые

Экономическая война: Большая энергетическая война. Часть IX. Ядерная энергетика — окончание

Информационно-психологическая война: Пипл хавает

Классическая война: Иллюзии постклассической войны — 3

Культурная война: Венец творения или «больное животное»?

Наша война: Наш адрес — Советский Союз

Социальная война: Будем ли мы воевать?

Война с историей: Юбилей каннибальской философии

Мироустроительная война: Ливанский рычаг

Концептуальная война: Концептуализация Не-Бытия

Война идей: Перестройка-2 на марше

Диффузные сепаратистские войны: Краеведение как основание для местного патриотизма?

Метафизическая война: Постмодернизм и другие

http://gazeta.eot.su

---

Конечно, большевики относились к советскому государству, как к инструменту осуществления своего большого проекта. Но разве Третий Рим не был в чем-то сходным большим проектом, равно как и имперский проект Петра? Можно ли сохранить великое государство, аннулировав великий проект? В 1991 году мы убедились — нельзя.

Конечно, именно Сталин завершил формирование особого большевистского патриотизма, особой большевистской державности. Кстати, еще в марте 1918 года он заявил, что на первом этапе революции принудительный царский унитаризм сменится добровольным федерализмом. Но на следующих этапах федерализм уступит место унитаризму. Тем самым федерализму в России суждено сыграть переходную роль — к будущему социалистическому унитаризму.

Но подлинный источник большевистского патриотизма, большевистской державности — якобинофильство. Все большевики считали себя продолжателями великого дела якобинцев. Они молились на якобинцев, учились у них. А якобинцы — это яростные державники и патриоты.

Но одно дело — патриотизм и державность революционера, воюющего с царизмом, противопоставляющим его патриотизму и его державности свой патриотизм и свою державность, а другое…

Воюешь ты, воюешь… Бац — Февральская революция. И держава начинает разваливаться у тебя на глазах. А ведь ты (под этим «ты» мы имеем в виду не только Сталина, но и всех большевиков) всегда сопоставлял себя с якобинцами. А как вели себя якобинцы, когда распалось их великое царство, оно же французская монархия? Они ведь не только гильотинировали монархов и «старорежимную нечисть». Они ведь и сепаратистов карали яростно! В отличие от Гусинских, Чубайсов и т. п. А также от февралистов.

Якобинцы сказали своим революционным союзникам: «Будь ты хоть сто раз революционер, но если ты не патриот и не державник, то дорога тебе на плаху. Это в лучшем случае. А уж там не обессудь, как получится». Сепаратистов — причем не только ориентированных на восстановление монархии, но и иных — якобинцы топили, поднимали на штыки и так далее. И дело тут не в эксцессах, а в сути такого явления, как это самое якобинство.

Ну, и какими же глазами должны были смотреть большевики, непрерывно повторявшие, что они последователи якобинцев, на то, что выделывало Временное правительство, фактически санкционируя распад Великой России?

К октябрю 1917 года этот распад состоялся. Вскоре вслед за этим началась гражданская война. Монархисты окончательно опозорились тем, что нашли общий язык с февралистами. В сущности, на этом и основано белогвардейство.

Белогвардейцы — это отнюдь не монархисты. Это в лучшем случае «непредрешенцы», то есть представители политических сил, считавших, что народ сам должен принять ту или иную форму правления на Учредительном собрании. А в худшем случае — либералы, очень похожие на наших нынешних либероидов.

Никакой великодержавной страсти у белогвардейцев не было. Они могли, облачаясь в тогу государственности, проклинать большевистские антигосударственные деяния. Но это была лишь пропаганда или, как сказали бы сейчас, «чистой воды пиар». Белогвардейцы достаточно быстро поняли, что к чему. Они поняли, что вернуться в свои поместья и на свои заводы и фабрики (а также в свои многокомнатные квартиры и дворцы) они могут только в обозе Антанты или в немецком обозе. И, в сущности, им было наплевать, в чьем именно обозе возвращаться в потерянное личное благополучие. Никакой крупной идеи у них не было и быть не могло. Безыдейность — вот в чем роковая черта всего, что связано с Февралем. А значит, и с таким его порождением, как белогвардейцы (они же белые, беляки и так далее).

Что же касается большевиков, то их моральная и духовная укорененность в якобинстве требовала совершенно другого. Якобинцы воевали против Антанты своего времени. Против всех внешних врагов, ополчившихся на их революционное отечество. Пруссия и Австрия, Великобритания и Россия были для них одинаково враждебны, поскольку посягали на революционное отечество. Якобинство — это державность и патриотизм. Кстати, воевавшие с якобинцами жирондисты, эти умеренные революционеры, оказавшиеся в 1793 году жертвами своей умеренности, тоже в большей части своей были державниками и патриотами. И потому отказывались принять британскую или любую иную иноземную помощь. Согласитесь, есть разница между ними и нынешними «оранжевыми» революционерами, готовыми принять любую помощь и не брезгующими ничем.

Если бы в феврале 1917 года, а также в последующие месяцы наша буржуазия проявила хотя бы пять процентов той исторической державной и патриотической страсти, целеустремленности, деловитости, которую проявили не только якобинцы, но и жирондисты, история ХХ века выглядела бы иначе. Но, увы, буржуазные февралисты либо содействовали государственному распаду, либо наблюдали за ним, разводя руками. Безволие, безынициативность, неспособность сопротивляться течению, несущему в бездну безгосударственности — вот что такое наши февралисты. А значит, и наши белогвардейцы.

Отсутствие великой идеи (королевской идеи, как говорил герой драмы Ибсена «Борьба за престол»), готовность ради победы над внутренним врагом заключить союз с внешними врагами, очевидным образом добивающимися распада России, — вот что наличествовало тогда. Хотя, казалось бы, наш буржуазный класс той эпохи не был «классом Ч». В последние 25 лет воспроизводится всё то же самое, но помноженное на «Ч». То есть основанное на сладострастной низости и какой-то особой ненависти ко всему, что связано с державностью и патриотизмом.

Возникшая в последнее десятилетие мода на патриотическую риторику не только не скрывает, но скорее подчеркивает суть происходящего. На вопрос о том, где были в 1917 году державность, патриотизм, приверженность великой идее, история дала однозначный ответ. Все это обитало тогда только на территории того, что именуется большевизмом.

Не считаться с фактом распада великого российского государства большевики не могли. Они пришли к власти тогда, когда этот распад уже состоялся. Да и когда, собственно говоря, они пришли к власти? Ведь не в октябре же 1917 года! Несколько лет большевики вели яростную гражданскую войну. Думали ли они тогда о государстве, сражаясь не на жизнь, а на смерть с классовыми врагами и их иноземными покровителями? Да, думали!

Уже в середине 1919 года заместитель председателя Реввоенсовета республики Эфраим Склянский выступил с идеей восстановления большой России. Склянский был, безусловно, креатурой Троцкого. Правой, так сказать, рукой Льва Давыдовича. Но это лишь говорит о том, что в вопросе о государстве якобинский подход (можно было бы даже назвать его «якобинским кодом большевизма») исповедовали не только Ленин и Сталин, но и Троцкий сотоварищи. В этом вопросе они были едины.

Да, именно едины, поскольку предложение Склянского состояло в том, чтобы не просто объединить все независимые советские республики в единое государство. Склянский предложил осуществить это объединение на основах автономизации. То есть за счет включения независимых советских республик в РСФСР на правах автономий.

Говоря о необходимости ввести все историко-идеологические дискуссии в рамки неумолимой исторической фактологии, мы имеем в виду, в том числе, и фактологию, касающуюся широко обсуждающегося до сих пор «плана автономизации». Нет никакого желания восхвалять Троцкого как историческую фигуру. Тем более что реальный Троцкий и апеллирующий к нему троцкизм (а также неотроцкизм) — явления принципиально разные. Троцкизм и неотроцкизм лишены страсти по великому государству вообще. И уж тем более по великому государству как средству, с помощью которого наш народ будет длить и развивать свое историческое предназначение.

Но исторические факты не должны и не могут быть принесены в жертву политической целесообразности. В противном случае мы унизим себя до предела. И тогда — какое историческое предназначение?

Итак, в середине 1919 года с «планом автономизации» выступает Склянский от лица Троцкого. В самом начале 1922 года нарком иностранных дел Чичерин предлагает включить братские республики в состав РСФСР, поставив этим в трудное положение иноземные державы, намеревавшиеся разыграть противоречия между советскими республиками в ходе Генуэзской конференции. Идею Чичерина горячо поддерживает Сталин. Но понимая, что до Генуэзской конференции остается слишком мало времени, большевики на тот момент ограничиваются заключением договора о «предоставлении Российской Федерации полномочий защищать в Генуе права восьми советских республик — Украины, Белоруссии, Грузии, Армении, Азербайджана, Бухарской, Хорезмской и Дальневосточной республики». Именно в этих кусках бывшей Российской империи большевикам в ходе гражданской войны удалось установить советскую власть.